Страница 64 из 203
Усмехнулся.
— Декан? О, нет... — в напускном ужасе прижал руку ко рту. — Где же он? Где? Снейп!
Грэхем рявкнул это имя на всю мощь своих голосовых связок, кажется. У гриффиндорки зазвенело в ушах, и она против воли зажмурилась. Подземелья разнесли влажное эхо по коридорам.
Тишина. Её сбитое с ритма дыхание.
— Кажется, его здесь нет, — насмешливо и громко. — Где ты его спрятала? У себя под мантией?
Одно мгновение — и он схватил её запястье в капкан своих пальцев, выбивая палочку. Грейнджер даже не успела произнести заклинание — не заметила рывка. Не даром прошли те года, что слизеринец посвятил занятиям квиддичем — реакция у него была быстрой, а захват сильным.
Палочка выпала из рук и лучик света заплясал по стенам.
— Убирайся, Грэхем!
Она попыталась вырвать запястье из железных пальцев, но лишь зашипела от боли.
— Да, детка. Кричи погромче. Всё равно здесь никого нет, — его ухмылка скользнула в нескольких дюймах от её глаз, а в следующее мгновение Гермиона с силой ударилась спиной о каменную стену, так, что едва не выбила из легких весь воздух. Прежде, чем поняла, что происходит — Монтегю навалился сверху всей своей грудой мышц. От него несло алкоголем так, что резало глаза.
— Помнишь, я обещал, что мы с тобой еще потискаемся? — пропыхтел он, сглатывая.
Паника накрыла Грейнджер с головой. Монтегю не шутил. Он не взялся ее напугать или проучить. Его ширинка снова характерно топорщилась. Девушка дёрнулась вбок, но он крепко держал, сжимая руки и мешая дышать своим прижатым телом.
— Что ты несёшь! Пусти! — выдохнула она, рванувшись плечами от стены.
Он будто не слышал, хрипя и потираясь о неё, опаляя лицо своим дыханием, от которого начинало тошнить.
— Забыла, да? — лихорадочно шептал Грэхем, вжимаясь лицом в её шею и ухо.
— Отпусти, Монтегю! — неожиданно запястья оказались на свободе — но гриффиндорка не успела обрадоваться, потому что его руки начали лихорадочно шарить по застежкам ее мантии, в попытке расстегнуть мелкие крючки.
Мерлин, да что же это! Давай, Грейнджер, сделай что-то с этим кретином! — орало сердце, галопируя где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжёлый, как этот слизеринский урод.
Сжав зубы, она со всей силы толкнула его неподъёмное тело. Естественно, никакого результата. Он только громче задышал, и, видимо, начал терять терпение — раздался треск ткани. Звук, будто сквозь толщу воды, от которого поджилки Гермионы, кажется, завязались в тугой узел. Прохлада подземелий коснулась тёплой кожи груди, скрытой теперь лишь тонким бюстгальтером.
Каким-то отдалённым уголком сознания гриффиндорка услышала, как по полу застучали пуговицы её школьной рубашки, и это стало последней каплей, удерживающей её на границе контроля своих эмоций — из глаз полились слёзы, а руки по-прежнему отталкивали широкие плечи, соскальзывая и царапая кожу запястий о змейку на горловине его сбитой набок кофты.
— Не дёргайся, мать твою.
Монтегю подхватывает её, подтягивая вверх по стене, сгибая колено и втискивая его между сжатых бедер девушки.
— Грэхем... — всхлип. — Пожалуйста, не нужно.
Мерлин, Грейнджер. Борись, борись же.
Слабачка!
Голос этот всё тише и тише. Не находит ответа в пульсирующем мозгу. Руки болят так, что в них почти не остается сил — она уже не толкает, а скребёт ногтями по его плечам. Почти невесомо. Только слёзы катятся по холодным щекам и сердце толчками пережёвывает кровь где-то глубоко внутри, гоня её по организму.
Борись.Борись.Борись.
Стук такой частый, что кажется, будто она сама — сердце. Пульсирует у него в руках, мечтая вдохнуть, хотя бы один раз. Но у неё не получается — на грудь давит тяжёлое тело, снова прижатое к Гермионе. Ручищи скользят вверх по её бёдрам, сжимая, стискивая кожу, добираются до пуговицы на джинсах и торопливо расстегивают её.
Она задыхается. Кашляет, давится слезами и снова начинает задыхаться, потому что Грэхем и не думает отодвигаться, присасываясь губами к тонкому плечу, пытаясь стянуть ткань с её ног. А ей нужен чёртов воздух.
Борисьборисьборись.
Оно сейчас просто остановится. Разлетится на куски от этого молчаливого крика и желания вдохнуть.
Невесть откуда взявшиеся силы на одно отчаянное мгновение заставили её рвануться вперед.
То ли Монтегю не ожидал вновь ожившего сопротивления, то ли слишком увлёкся лишением Гермионы её последней защиты, но девушка выгнулась и колено её попало прямо в напряжённый живот Грэхэма, заставив того на мгновение громко застонать, согнувшись, однако не размыкая рук.
Воздух.
Дыхание со свистом ворвалось в лёгкие так быстро, что перед глазами заплясали звезды. Она снова дернулась. Руки Грэхема держали крепко, поэтому она просто со страхом ждала его реакции, кляня себя за то, что удар не пришелся ниже. Через несколько секунд он разогнулся с тяжёлым выдохом и блестящими глазами, которые впечатали её взглядом в стену. И в них было что-то, от чего Грейнджер едва не решила распрощаться с жизнью. Кажется, он убьёт её прямо сейчас — прямо здесь.
— Ах ты ёбаная сука, — захрипел он, смаргивая слёзы боли в воспалённых глазах. Одна рука отпустила её плечо. Но не для того, чтобы позволить уйти.
Короткий размах. Удар.
Это ведь был удар?
Левая часть лица онемела мгновенно. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает уплывать от неё. Она ловила воздух приоткрытым ртом всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя.
Щека пульсировала.
— Вздумала пинаться? Я научу тебя хорошему тону, гриффиндорская грязь.
Кажется, Грэхем снова замахнулся.
Гермиона закрыла глаза, и осознание того, что этот удар наверняка выбьет из нее последний дух, заставило ее сжаться.
Шаги.
Мерлин. Шаги. Она слышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала его— и глаза распахнулись, возвращая её из плывущего сознания в подземелье.
А в следующий момент её отпустили.
Практически отпихнули от себя, и она упала, ударившись о каменный пол. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя слезившимися глазами, как кто-то отшвыривает Грэхема к противоположной стене. Монтегю ударяется затылком, стонет, пытается отпихнуть, не соображая, кто перед ним. Но через несколько секунд осознание приходит к нему таким ужасом в лихорадочно блестящих глазах, что Гермионе становится его почти жаль.
Почти.
— Блять... Малфой, клянусь, я...
Малфой?
Девушка едва не начинает задыхаться снова. Мерлин. Это Малфой?
Она до боли всматривается перед собой и начинает различать платиновые волосы и фигуру, обтянутую тёмной одеждой, отчего он казался ещё более плотным сгустком тьмы, чем всё вокруг. И этот сгусток прижимает Грэхема к стене.
Резкое движение, замах. Хруст.
Рёв Монтегю на секунду оглушает, но Драко только стискивает челюсть, не давая слизеринцу согнуться пополам, ударяя ещё — на этот раз не в лицо — в живот.
— М-Малфой... — что-то булькает во рту ублюдка так, будто из него вот-вот полезут все его внутренности.
Нет.
Он заслуживает ещё.
Ещё сильнее. Ещё больше.
Чтобы потроха скрутило от боли, а потом он выблевал их на пол. Или захлебнулся бы в них. В собственном дерьме и крови.
Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним. Перед глазами замерла картина практически распластанной по стене грязнокровки, дрожащей, заплаканной, умоляющей,умоляющейблять его остановиться. И звук. Звук пощечины, которой наградил её лицо Грэхем.