Страница 62 из 203
Драко наблюдал за тем, как извивалась на столе Дафна, не отрывая взгляда от Блейза, расположившегося в кресле напротив. У слизеринки было красивое и соблазнительное тело, а плавные движения наводили на мысль о том, что в постели девушка вела себя не хуже. Танец этот предназначался лишь Забини, это было видно в каждом мягком, практически влажном движении, и Малфой перевел взгляд на Грегори и Теодора. Они тихо обсуждали когтевранок — короткие юбки и размеры груди. Речь молодых людей слегка заплеталась, и оттого создавалось ощущение, что они вот-вот уснут. Пэнси неторопливо двигалась в такт льющейся из радио музыке, покачиваясь у Малфоя на бедрах.
Глаза её были прикрыты, а расслабленные губы касались прохладной кожи то на шее, то на скуле. Он опрокинул в себя оставшийся на дне огневиски, а затем погладил Пэнс по боку, касаясь приоткрытым ртом ее шеи, вдыхая — черт, он слишком сильный, — запах ее духов.
Довольное урчание Паркинсон подсказало ему, что она полностью приветствует эти прикосновения. Он прикрыл глаза, проталкивая в глотку скупую слюну, встречая подмигивающий взгляд Блейза.
Дафна ненавязчиво переместилась на кресло мулата и уже скользила по смуглой груди, разводя полы его расстегнутой рубашки кончиками пальцев, привлекая внимание наблюдающих за ними двух однокурсников, заставляя пускать горячую слюну.
— Может, вам уединиться? — насмешливый голос Гойла.
Слишком громкий смешок Нотта.
Полуулыбка на губах Забини и ментальный посыл к черту — Малфой был уверен в этом.
«Да, друг. Это то, что нужно. Спасибо за вечер.»
И повернул голову, целуя податливые губы Паркинсон. Зачем-то прислушиваясь к собственным ощущениям и с сожалениям отмечая... нет. Ничего нет. Ни капли прежнего возбуждения или чего-то хотя бы приблизительно схожего с этим.
Блин. Чёрт. Это херово, очень херово. Это же Паркинсон, самая сексуальная задница всех их факультетов вместе взятых! Да что с тобой не так, парень?
— Милый, всё хорошо? — её правильный лоб прорезало несколько морщинок. Драко подавил порыв скривиться от этого тошнотворного обращения.
— Время уже, — нехотя ответил он.
Пэнси попыталась вновь прижаться к его боку, но Малфой покачал головой, поглядывая на часы над камином. Одиннадцать.
— Да ладно, малыш, не говори, что уже уходишь... — девушка надула губы, глядя на него исподлобья. — Я надеялась, ты останешься сегодня.
— Теодор проследит за тем, чтобы тебе не было скучно, Пэнс.
Малфой поднялся на ноги, оправляя свитер. Качнулся с пятки на носок. Вполне сносно. Даже голова почти не кружится.
Нотт равнодушно пожал плечами и согласно кивнул, принимая пост личного циркача для Паркинсон.
Довольный результатом своей неживотрепещущей жертвы, Драко вышел из-за стола, легко хлопнув Блейза по плечу, прощаясь.
— Счастливо. Увидимся за завтраком, — Малфой обернулся у самого выхода, ловя на себе взгляд почти задремавшего Гойла. — Проследи, чтобы Забини не расходился особо с Монтегю.
Грегори кивнул.
И, кажется, тут же вырубился.
* * *
Тёмные коридоры Хогвартса оказались не такими страшными, как всегда думалось Гермионе Грейнджер.
Она никогда не бродила по школе сама после отбоя. Если это были какие-то полезные вылазки — в этом участвовал Гарри и его мантия-невидимка, а в последний месяц — рядом всегда был Малфой. Не самая лучшая защита, однако же почему-то, когда он находился неподалеку, ей становилось спокойнее.
Она чувствовала себя более защищённой под его тёмным крылом.
Или, скорее, во власти густой тени слизеринца, которую обычно так чётко обрисовывал силуэтом-близнецом направленный вперед туманный луч Люмоса во время патрулирования.
Гермиона всегда шла за Малфоем — поэтому рассматривала контуры этой густой скользящей фигуры на полу, изредка, в тайне злорадствуя, наступая на его голову или плечи. И тогда тень невесомо ложилась на носки ее туфель, что неизменно заставляло отводить глаза, поджимая пальцы на ногах. Это было почти похоже на прикосновение.
А потом она шла и корила себя за эти мысли, чувствуя, как загораются румянцем щеки. Надо же быть такой идиоткой.
Малфой почти всегда молчал. Иногда лишь поворачивался и делал свои хреновы замечания своим дурацким ледяным тоном.
И сейчас, шагая в темноте, Гермиона поняла, что ей не хватает этих замечаний и этой тени, которая должна была сейчас скользить перед ней, так же плавно, как и её хозяин.
Чёртов Малфой.
Бросил её патрулировать саму, тёмную школу, когда МакГонагалл строго-настрого запретила им передвигаться после отбоя поодиночке. И факт был не в прямой опасности, которую могут преподнести родные стены, а в вопросе этики ученического воспитания.
Этики.
Пфф.
Для Малфоя это слово — не больше, чем звук. Не несущее в себе никакого смысла.
Беспардонный кретин. Всё и всегда ему сходит с рук.
Гермиона поняла, что прислушивается к своим шагам, пытаясь не потерять себя в этой темноте, почувствовать свое присутствие здесь. Но привычка ступать аккуратно и бесшумно, — почти как он, гррр, — уже начала вырабатываться в походке, поэтому ей пришлось намеренно стучать каблуками. А в напряжённой руке подрагивала палочка, отчего лучик Люмоса метался по стенам и полу, выхватывая из темноты кусочки знакомых стен, старинную кладку камня и похрапывающие портреты в тяжёлых рамах.
Торопливо спускаясь по лестнице вниз, к подземельям, Гермиона заставила себя дышать медленнее — этот запах, что витал здесь день и ночь, напоминал ей о нелюбимых зельях и какой-то потусторонней жизни. Легкие признаки клаустрофобии на узкой лестнице тут же обхватили ее горло острыми обручами, однако она заставила себя успокоиться.
Она была здесь тысячу раз.
Но ни разу сама — ночью.
На миг представила себе размер подземелий. Количество узких коридоров, переходящих постепенно в темницы. Уходящих вглубь, вглубь... И если вдруг она в темноте потеряется, сбившись с привычного пути до класса зелий, забредёт в какую-нибудь глушь в этом каменном и сыром лабиринте, пропахшем тиной, её никто и никогда не найдет.
Никто. Никогда.
По коже прошел мороз, но она заставила себя нахмуриться, вновь переключившись на злость на этого кретина.
Из-за него она поссорилась с Гарри. Друг не разговаривал с ней уже второй день. Даже после квиддича, расстроенный, раздражённый, злой и не верящий в факт победы Слизерина, он принял похлопывание по плечу столь же растерянного Рона, обнял Джинни, и ничего — ни-че-го — не сказал на слова ободрения Гермионы. Стрельнул в неё своим тяжёлым взглядом, полным... чего-то, и ушёл. Они все ушли в гостиную, кроме Гермионы.
Ей нужно было заниматься.
У неё дополнительное задание от Стебель.
Позже, на ужине, куда не явился Поттер, она узнала от Рона и Симуса, что Гарри едва не раскромсал в гостиной журнальный столик в припадке ярости. Рассорился с Невиллом и Джинни, а потом упал на постель и практически сразу вырубился, отъехал в глубокий сон, какой бывает только после нервного перенапряжения.
И после этого она твёрдо вознамерилась помириться с ним.
Никакой кретин, а тем более, кретин-слизеринец, не стоит их ссор. У Гарри сейчас нелёгкое время. У всех нелёгкое.
Хотя, Гермиона была почти спокойна — в отношении родителей, по крайней мере. Утром пришло письмо от матери, которая назвала дату отъезда к тёте Лилит. Через пару дней они будут в безопасности. Слава Мерлину.
Но мысли то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру, и это было практически неконтролируемо — она хотела этих мыслей. Хотела их даже в больших количествах, чем они были.
До боли в сердце хотела ощутить то, что ощущала вчера. Но поклялась себе никогда в жизни не признать этого — даже для себя.
Ночью, в темноте своей спальни, Гермиона воскрешала каждый момент их с Малфоем поцелуя. Его губ, дыхания. Ощущения его пальцев в волосах — практически единственное прикосновение, которое он позволил себе. Наверное, до сих пор его себе же не простил.