Страница 56 из 203
Как только подпись была оставлена в углу документа, все, кажется, вздохнули с облегчением. Пока министерские псы вместе с Дамблдором разбирали ещё какие-то бумаги, Драко стоял, сложа руки, оперевшись о край стола бедром.
Осмотр Мэнора — это ничто по сравнению с тем, чего от Министерства Магии ожидал Драко. Почему-то мозг рисовал ярчайшие картинки казни Нарциссы. Все эти грёбаные дни после получения письма и его уничтожения. Теперь же облегчение просто-напросто окрыляло.
Банально осчастливило.
Матьего, он не был так доволен уже очень давно.
Когда слизеринец словил взгляд Снейпа, что стоял в нескольких шагах, минимально заинтересованный, кажется, во всём, что здесь происходило, то лишь кивнул в подтверждение того, что с ним всё в порядке. Он был благодарен ему за присутствие. Оно отрезвляло, как никогда. Малфой был уверен, что, не вынуди обстоятельства, зельевар бы с радостью оставался в подземельях сутками, и то, что он сейчас здесь — дорогого стоит.
Молчаливое и несвойственное «спасибо» было принято так же молча. Профессор отвёл взгляд, посматривая на механические часы над камином. Взгляд Драко не отставал.
Половина одиннадцатого.
Надо же. А такое чувство, что вот-вот за окном займётся рассвет.
Истерзанность. Опустошенность.
Облегчение.
— Студентам пора спать, я полагаю, — голос Северуса со стальными вкраплениями заставил обернуться всех, даже Дамблдор поднял голову, согласно кивая. Затем посмотрел на Драко из-под густых бровей и мягко улыбнулся, пока мистер Томпсон прятал пергамент и передавал его Оливару, что выглядел уже не таким недовольным, как раньше. И даже, кажется, немного уменьшился в размерах, однако по-прежнему вызывал в Драко раздражение.
Но...
Слизеринцу было спокойно, когда он прощался с профессорами. Нехотя жал руку мистеру Томпсону и кивал двум остальным волшебникам. Он не думал ни о чём, кроме того что в последующие несколько дней всё будет в порядке.Уже этого истерзанному организму вполне хватило бы, чтобы оправиться. Собрать самого себя, по отброшенным лоскутам мяса, что лежали где-то на самом дне груди. Собрать и укрепиться для нового удара.
А он будет.
Будет, черт возьми. Иначе не может.
Но сначала — тишина. Сейчас Драко войдёт в свою спальню, ляжет на постель, закроет глаза и будет считать. Бесцельно считать удары своего сердца. Или отчаянные перебои секундной стрелки. Просто... тихо. Даже в голове.
А потом во тьме вспыхнет образ Грейнджер.
Это стало ёбаным правилом перед сном.
Он позволял ей появляться под веками лишь у себя в спальне. Лишь поздно ночью, зажмурившись, то ли гоня, то ли задерживая, или глазея уставшими, хронически-блять-уставшими, глазами в плотный полог.
Все это было неправильно. Горько. А тем более, после того, что случилось сегодня... только что.
Он вспомнил свои тягучие, плавные движения бёдрами. К ней. Прижимая её к двери. Задыхаясь в её рот.
Её губы. Раскрытые. Раскрытые до хруста. Горячий и влажный язык, касающийся, скользящий, танцующий по его нёбу.
Но он не будет думать об этом сейчас. Хотя... это уже стало слишком привычным.
Думать.
И не осознавать.
Ловить эти мысли за хвосты... и не выкидывать из головы.
Оставлять, пригревать своим холодом, своей хроникой. Разве он способен на подобное?
Холод ли это бурлил подкожно, совсем недавно, рассылая в каждую клеточку одеревеневшего, пылающего, ледяного и кипящего организма импульсы, разрывающиеся где-то глубоко под шкурой, облизывая кости? Это был не холод. Так что же это было?
Малфою хотелось верить, что это была боль.
Тупая боль.
Мерлин. Как можно настолько отвыкнуть от неё? Душащей невозможности вдохнуть, не всхлипнув, не захлебнувшись воздухом.
С какой силой боль ударила в грудь тогда. Он вспомнил, и снова стало страшно, а рука против воли взметнулась к солнечному сплетению и сжала пальцами ткань рубашки, сминая.
Пальцы грязнокровки зарывались в его волосы. Он и об этом вспомнил — тут же рука взлетела выше. Натыкаясь на взъерошенные на затылке пряди.
Эти мысли были слишком быстрыми. Слишком неуместными, тяжелыми, беспокоящими, нужными.
Нужными.
Бля... пожалуйста, не сейчас.
Осознав, что он в гостиной всё ещё не один, слизеринец торопливо поднял взгляд, который тут же остановился на слегка сбившейся движением вбок мантии шагающего последним человека — мужчины с темными глазами — который как раз выходил из гостиной.
И то, что заметил Драко, заставило его сделать шаг вперед, приоткрывая рот. Похолодевшая моментально кровь, кажется, разом заморозила все его существо, а мысли рассыпались в пыль.
Ворон.
Под собранными на затылке волосами — раскинувшая крылья птица, пересекающая позвонок. Сердце застыло, обожжённое.
А потом ударило так, что едва не разорвало грудь изнутри.
Тёмный коридор, факел.
Далеко и тускло, в самом конце.
Босые ноги — ледяные от каменного пола.
Сердце колотится, как ненормальное.
Отец может увидеть.
Отец убьёт его, если заметит. Но дверь... дверь в первой же камере темниц открыта. Пропускает в щель свою холодную полоску света, которую видно с самой лестницы.
Драко впервые смог выбраться из комнаты ночью — мать очень торопилась и не наложила запирающее. Ему никто ничего не скажет, но он должен знать, что здесь происходит. Почему мать так бледна. Так невидима. Почему отец будто держит её своим взглядом на поводке — так, словно Нарцисса животное, что в любой момент может сорваться и убежать.
Это адски беспокоило.
Он хотел помочь. И не знал, как.
Вопрос, заданный матери сегодня перед сном в очередной раз сопроводили побелевшие губы и испуганный взгляд.
И молчание. Чёртово вечное молчание.
Так не могло дальше продолжаться. Он узнает, что скрывают ночи в Мэноре. Узнает, несмотря на страх и дикий холод, от которого немели ступни.
Голос отца, внезапно произнёсший что-то на латыни, пролетел по коридору, и Драко застыл изваянием между двух каменных стен, торопливо отводя взгляд от линии дрожащего света в нескольких метрах от себя. Будто если не смотреть — его тоже не увидят.
Нет. Его не увидят. Иначе...
Он знал способы воспитания отца. Хо-ро-шо знал.
Малфой уставился на ряд крошечных окошек по левому боку стены — у самого потолка, кусая от страха губы. На улице шёл снег. Крупные хлопья и край звездного неба. Драко смотрел туда, боясь сделать вдох, слыша отголоски отцовского голоса.
Он всё говорил, говорил.
А снежные хлопья всё липли к стеклу.
Затем — тишина. Вдох. Крошечный шаг, ещё. И дверная щель уже перед самым носом, а Малфой всё никак не заставит себя заглянуть внутрь.
Давай. Не будь трусом.
Он сжал правую руку в кулак и подался вперёд на медленном выдохе, не чувствуя тела — лишь покалывание в кончиках онемевших пальцев.
Расширенные глаза Драко уставились на открывшуюся перед ним картину.
Тёмная комната. Факел.
Отец, возводящий руку, окрашенную во что-то тёмное, страшно блестящее в огне тускло горящего факела у небольшого каменного возвышения, на котором, преклонив колени, спиной к Драко стоял мужчина без рубашки, склонив голову.
Невнятное бормотание. Чужой голос, вторивший отцу. Низкий, запоминающийся.
Зелёные вспышки, срывающиеся с кончика палочки Люциуса, которую он держал второй рукой, направляя куда-то в спину мужчины. Они пробегали по его выступающему хребту и терялись в волосах.
Тёмных. Лишь слегка посеребрённых сединой. Или это игры пламени, пляшущего на сквозняке?