Страница 24 из 203
Он облизал губы, ощущая её вкус. Чертыхнулся.
Неважно. Все неважно. Ему нужен ледяной душ.
Он резко развернулся и пошёл в свою спальню, прислушиваясь к шагам. Чувствуя, как вылетает сердце и как тесно в штанах.
Этого не было? Он не хотел этого?
Было.
Хотел.
Руки тряслись, когда он открыл дверь. Желудок сжался.
Малфой еле дошёл до ванны и согнулся над унитазом, мыча от давящей боли в штанах, давясь воздухом в глотке.
Он хотел выблевать грязнокровку из себя, если это было возможно. Из себя. Из своих мыслей. Из своей головы.
Но был лишь воздух.
И её вкус на языке.
Глава 4
«Мой сын Драко!
Надеюсь, в школе всё хорошо, и до тебя дошли те два письма, что я уже писала.Малфой-Мэнор пуст без тебя. Меня два раза в неделю навещает мистер Томпсон. Я в порядке и чувствую себя неплохо, голова уже почти не болит. Если тебе что-нибудь понадобится...»
Малфой смял пергамент, исписанный тонким аккуратным почерком. Бросил бумажку на стол и медленно выдохнул, закрывая глаза. Пытаясь понять, что же он чувствует — злость или фальшивую радость.
Мой сын Драко.
Нарцисса обращалась к нему именно так всегда, с тех пор, как Министерство стёрло её память. Как будто постоянно боялась забыть о том, кем он являлся. О том, что у неё есть сын.
Первые дни после произошедшего Драко не покидал своей спальни в Малфой-Мэноре, потому что когда он внезапно заходил в столовую или же в гостиную, Нарцисса вздрагивала всем телом при виде него. Он замечал настороженное напряжение в ее глазах, которое она, в конце концов, решила прятать, не поднимая и вовсе взгляда.
Мать, целое лето смотрящая на свои руки, в свою тарелку или же в чашку, доводила Малфоя до точки, которая опасно граничила со срывающей крышу злостью. Злостью на покойного отца, покойного Тёмного Лорда, на Нарциссу, на самого себя.
Но в особенности — на отца, заварившего кашу, которую пришлось разгребать ему, Драко. Так бесчестно брошенному на произвол судьбы всеми, кем только мог быть брошенным. Преданным. Без друзей, без врагов. С морем людей, которые вызывали раздражение. Жгучее, жалящее. Спасающее его от полного сумасшествия.
Если бы не было этой вечной злости под кожей и презрения в крови, Малфой бы действительно сошел с ума. Он бы поехал крышей за это лето, пока Министерство с остервенением выпытывало у него информацию о местонахождении сообщников Люциуса. Подробности того, что затевалось в самых отдалённых комнатах Малфой-Мэнора, где собирались Пожиратели, чтобы распланировать новое нападение. Задавали вопросы о матери, которой теперь у него не было.
Он готов был убить их за это.
Прошлой зимой, после падения Тёмного Лорда, когда всё, собственно, и началось, Люциус будто свихнулся. Он вышел из-под власти Волан-де-Морта, и все проблемы могли бы закончиться разом — Драко даже ощущал отдалённую радость оттого, что их наконец-то оставили в покое. Он вернулся домой на рождественские каникулы и тогда заметил, что отец начал вести себя странно. Он временами пропадал куда-то, а в саду Малфой-Мэнора то и дело появлялись незнакомые люди, проходящие к заднему входу в особняк.
Драко делал вид, что не замечал. Он знал, что отец не расскажет ему ничего, однако иных вариантов не было, и догадок строить не приходилось: Люциус принимал во всём этом непосредственное участие.
Даже Нарцисса изменилась. У неё появились тёмные круги под глазами, с каждым днем всё сильнее дрожали руки и бледнела кожа.
По ночам она останавливалась перед дверью в спальню сына и накладывала на неё несколько запирающих и заглушающих заклинаний. Драко чувствовал себя в клетке. В груди шевелился неприятный холодок страха. Почему она запирает его? Что происходит?
Всю ночь он вслушивался в глухие каменные стены с таким напряжением, что порой казалось: ещё немного — и у него из ушей хлынет кровь. Конечно, это было бесполезно. Заглушающее заклинание действовало безотказно.
Так прошло несколько недель января, а затем Малфой отправился в школу, позволив себе на краткие пару месяцев забыть о том, что происходило дома.
Газеты пестрили беспокойными статьями о пропадающих семьях грязнокровных волшебников. Малфой посмеивался над этим, подшучивая, что кто-то начал очередную «зачистку», тихо ликуя про себя, что Пожиратели не имеют к этому никакого отношения.
Что их и вовсе не стало.
Что началась чёртова новая жизнь, где можно дышать полной грудью, без страха и без контроля Тёмного Лорда.
А когда после экзаменов пришла пора возвращаться в Малфой-Мэнор, где и начался настоящий кошмар, Малфой понял, как сильно ошибался.
Нарцисса превратилась в тень. Из неё будто высосали все силы, оставив лишь крошечную оболочку. Глаза её воплощали холод и ледяной страх. Хронический. Неизлечимый.
Когда Драко вошёл в особняк, она вцепилась своим взглядом в лицо сына, будто не верила, что он наконец приехал, а затем подбежала к нему, хватаясь тонкими руками, что стали похожи на птичьи лапы, за его плечи, и судорожно прижала к себе. Обняла так, как не обнимала никогда. Словно он был последней Надеждой. Самой Жизнью.
— Мерлин... Драко, мы должны это сделать... — шептала она, уткнувшись лицом в плечо своего сына, а он растерянно гладил мать по спине, стараясь отогнать от себя догадку, что уже закралась в его голову.
— Что сделать? — глухо спросил Малфой.
Как хорошо он помнил свои ледяные руки в этот день.
— Остановить Люциуса. Он сошел с ума, Драко.
Она оторвалась от него, заглядывая прямо в душу. Глаза матери были такими огромными на осунувшемся лице, что Драко стало страшно. Нарцисса постарела на тысячу лет всего за одну весну.
— Он стоит за всем этим? — тихо спросил он, глядя на неё и всем своим существом моля не отвечать «да».
Она будто услышала мысли. Не ответила.
Лишь кивнула.
Минуты проходили в тишине, а затем её тихий шепот коснулся ушей, просачиваясь в голову:
— Ты должен донести на него в Министерство.
...в Министерство.
Донести в Министерство на отца.
Эти слова дымом закручивались вокруг мозга, не желая впитываться, не желая вдруг стать понятными. Они будто были сказаны на другом, незнакомом языке. Малфой захотел забыть все языки, что знал, в одно мгновение, чтобы не понимать, о чем говорила Нарцисса.
А она всё говорила и говорила.
Невероятные, безумные вещи. О том, что отец хочет стать последователем Тёмного Лорда, хочет бороться за чистоту магического мира. Хочет истреблять тех волшебников, что звались «неправильными» в кругах аристократии.
И Драко тоже этого хотел. Но не так.
Чёрт возьми, не так. Столько крови пролилось во время войны. Столько сил было положено на то, чтобы остановить это. А теперь... всё сначала. И кто? Люциус. Люциус стоит за каждым убийством, о которых писалось в «Пророке».
— Они привозили их сюда... В Малфой-Мэнор. Он клялся, клялся мне, что до этого не дойдёт... но он... сошел с ума. Они убивают их в этом доме, — руки Нарциссы затряслись, и она ещё сильнее вцепилась в плечи сына, доставляя боль, но он почти не чувствовал её. — Прямо здесь, Драко...
На Малфой-Мэноре кровь. Особняк выкупан в крови.
Представив, как отец за волосы втаскивает в одну из комнат визжащую женщину, бросает её на пол и избивает или же пытает Круциатусом, или же применяет Империо, заставляя её изрезать себя ножом, он ощутил тошноту и дрожь, что начала сотрясать его тело.
— Тебе нужно попасть в Министерство, быстрее, — глаза Нарциссы были сухими, но воспалёнными, а цепкий взгляд держался за его лицо. — Нужно немедленно... мы должны...
— А ты?
Ему было необходимо, чтобы с ним кто-то был. Он, сам, против отца? Нет...