Платина и шоколад

Он тоже злился. Его можно понять.

Господи. Грейнджер понимает Малфоя. Что-то новенькое.

Что-то охренеть какое новенькое.

Сердце застыло, когда их взгляды встретились. И, кажется, Драко тут же прекратил слышать то, что бормотал Блейз. Только немного нахмурился, но продолжал смотреть.

Гермиона слегка кивнула.

Неясно, зачем вообще. Кивок, не несущий смысла. Не “спасибо”. Не “все нормально”.

Просто — я здесь. Если что.

А потом, прежде, чем это показалось слишком странным, он кивнул ей в ответ. И тоже, наверное, не понял, для чего. Потому что угол тонкого рта дёрнулся, будто в порыве усмехнуться. После чего слизеринец вздохнул и отвернулся, а она снова немного покраснела.

Но характер румянца был другим.

Вспомнились эти-руки. И это-дыхание.

Этот-Малфой.

То, как он одёрнул её толстовку.

Будто пилюля для раздражённой и натянутой до гудения струны терпения Гермионы Грейнджер.

Мерлин. Неужели это успокаивает её. Неужели Драко успокаивает её?

Нет. Просто хотя бы потому, что… он был всем. Всем остальным.

Воплощением всего, что она ненавидела.

Ненавидела и…

Она медленно закрыла глаза. В сознании тихо-тихо запел Стинг.

Глава 21

— Я не хочу, чтобы ты думал, что я лезу не в своё дело, Гарри… но… это и моё дело тоже. Я твой лучший друг, поэтому, наверное, ты мог бы рассказать мне, что с тобой происходит.

Пауза.

— Слушай, Гарри. Я тут подумал… Мы с Гермионой обсудили инцидент в Большом зале, в общем… ты не прав.

Пауза.

Блин, интересно, это всегда так сложно?

— Привет, Гарри. Я насчёт того, что было утром. Не отвлечешься на минутку?

— Я не занят, Рон.

Уизли подскочил на месте и шарахнулся от высокого зеркала, когда Поттер, активно вытирающий полотенцем мокрые волосы, вошёл в спальню.

— Гарри… я тут…

— Репетировал перед зеркалом.

Ещё раз, блин…

Рыжий покосился на собственное отражение.

— Ну… что-то вроде того.

— В последний раз ты это делал, когда собирался пригласить Лаванду на Рождественский бал, — Поттер многозначительно поднял брови и прошёл к своему сундуку, бросая полотенце на открытую крышку и доставая первую попавшуюся под руку футболку.

Рон молча смотрел, как друг натягивает на всё ещё влажные плечи серую ткань, от чего та темнеет в некоторых местах, впитывая воду. Нельзя было сказать, что Гарри выглядел напряжённо или взволнованно. Целый вечер он был каким-то отстранённым, словно поссорился со всеми гриффиндорцами сразу. Но когда Симус завёл речь о квиддиче, обстановка разрядилась, и настроение его значительно улучшилось.

— Да. Я помню, это было непросто, — пробормотал Уизли, кашлянув в кулак и смело шагая к своей постели. Падая на матрас и заводя руки за голову. — Слушай, я хотел...

— Я знаю.

— Да?

— Ага. Я слышал. Я не прав, и я мудак.

— Что? — Рон приподнялся на локте, глядя на брюнета, который уже полностью переоделся и теперь натягивал поверх футболки полосатую пижамную рубашку. — Я не это хотел сказать. Точнее, не совсем. Ну…

— Я обидел Гермиону тем, что сказал то, что сказал.

Формулировка фразы была встречена частым морганием.

Но затем Уизли нахмурился.

— Ты был не прав.

— И это я тоже слышал.

— Гарри!

— Что, Рон?

Рыжий вздохнул. Сильнее сдвинул брови.

— Ты не прав.

Поттер фыркнул. Встал с постели и принялся отвязывать полог от столбиков, намеренно игнорируя то, как Рон резко сел на кровати, ткнувшись локтями в полусогнутые колени.

— Ты слышишь меня?

— Я не прав, да? Не прав? — брюнет раздражённо обернулся. — Ещё скажи, что ты не согласен!

— С чем?

— С тем, что она лижет ему пятки.

Губы рыжего сжались.

Какого чёрта он имеет в виду? Разве Гермиона не говорила, что всё это с Малфоем ничего для неё не значит? Разве она не сказала бы, если ситуация вдруг вышла бы из-под контроля?

— Нет, не согласен.

— Конечно, Рон. Просто потому, что ты не думал об этом.

— Я думал! — он спустил босые ноги с кровати, обжёгшись о холодный пол. — Я думал о том, что с ней происходило тогда, когда она была мрачной и… тогда, в общем. Ты помнишь.

— Я помню, как она пялилась на него через весь зал. И как он таращится, когда думает, что никто не видит, — Поттер вернулся к столбику кровати и снова дёрнул полог.

Уизли наблюдал за ним несколько секунд. Он хреново — очень хреново — разбирался во всякой подобного рода чепухе, но что-то подсказывало ему: Гарри ревнует.

— Значит, дело в этом?

— В чём? — сквозь чертыхания голос друга звучал глухо.

Видимо, тесёмка зацепилась и не желала поддаваться, вызывая направленную злость.

— Тебе не нравится, что тебе кажется, что Гермиона… и Малфой…

Рыжий запнулся, понимая, что физически не может себя заставить закончить эту мысль. Язык не поворачивался, честное слово.

Гермиона и Малфой — что?

Дружат? Общаются?

Спят?

Нервный смех вырвался из горла и был тут же пойман и прижат ко рту ладонью. Это глупо и неправильно. Она бы так не поступила. Поттер тем временем снова обернулся через плечо:

— Не только. Но и это тоже полный пиздец.

— Значит, ты думаешь, что они… того?

Гарри вздохнул.

Полог наконец-то поддался и отгородил постель от спальни уютным и плотным полумраком, в который хотелось побыстрее забраться. Но вместо этого гриффиндорец только снял с носа очки и потёр глаза.

Рон ждал.

— Я устал. Я вообще думать не хочу, ладно?

— Тогда в чём причина этих внезапных вспышек гнева? — вопросом на вопрос протараторил рыжий, что едва не заставило беспомощно застонать.

Он слишком много времени проводил с Гермионой, судя по всему, потому что уже даже выражался как она.

— Это не вспышки гнева. У меня не всё в порядке с Джинни, грёбаный поход в Хогсмид отменяют уже который раз, тренировки по квиддичу сократили, у меня стресс, блин!

— Стресс? — лицо Рона вытянулось. Он смотрел на друга так, будто видел его впервые. — От чего?

— Я только что всё объяснил, — процедил брюнет, отводя полог и ныряя в воображаемую скорлупу. У него не было настроения разжёвывать всё для незадачливого товарища. — Давай спать?

И ткань с тихим шорохом отгородила его от рыжего.

Через несколько секунд широкая ладонь снова отодвинула плотную материю, а веснушчатое лицо вглядывалось в зелёные глаза.

— А что с Джинни?

— Отвали, а?

Уизли упрямо смотрел. Когда он смотрел вот так, это означало, что легче ответить на вопрос, чем спорить.

Это, наверное, он тоже перенял у Гермионы.

— Ничего. Мы поссорились, ясно?

— Почему?

— Рон, отвали, я прошу, — раздражённо прошипел Гарри, отворачиваясь и подкладывая локоть под голову.

— Нет! — в голосе откровенная обида. — Одно дело, когда от нас обоих отгораживается Гермиона, зарытая в свои бесконечные заботы старосты, а другое дело, когда со мной не хочешь говорить ты, понимаешь?

Поттер несколько секунд молчал. Потом скосил на рыжего взгляд, слеповато щурясь.

— Я твой друг, я не обязан грузить тебя этим.

— А Джинни — моя сестра. И она грузит меня всем, чем может. Потому что из нашей семейки в школе остались только мы вдвоём.

Гарри тяжело вздохнул, вновь поднося руку к лицу, и потёр лоб, зарываясь пальцами во влажные волосы.

— Слушай… — он вдруг понял, что не имеет никаких сил на то, чтобы спорить с рыжим. И ощутил реальное желание поделиться. — Тебя беспокоит, что мы ссоримся с Гермионой?

— И это тоже, — угрюмо протянул Рон, тяжело садясь на край Гарриной постели.

— Я обещаю, что попрошу у неё прощения. Завтра. За то, что устроил… на завтраке. Так пойдёт?

Уизли задумчиво поскрёб макушку. Потом кивнул. И добавил:

— И расскажешь, что там с Джинни.