Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 12



– Делись! – повторяю я комендантскому воину и тяну на себя лямки мешка.

– Это из личных запасов комбрига, – сопротивляется «герой»-комендач.

Хоть и боится он, но твердо защищает личную собственность командира бригады подполковника Карнаухова, проявляя при этом личное мужество и героизм.

– Ты понимаешь, – сбивчиво начинает объяснять он, крепко сжимая лямки мешка, – эти мудилы из округа, как прибыли, так уже второй день жрут и пьют, как свиньи, всю наличную водку выпили, вот комбриг и приказал НЗ санчасти раскупорить, у них там литр медицинского спирта на крайний случай остался. А эти суки еще барахла требуют им достать, разведроту уж на операцию отправили…

– Ну раз такое дело, – отступаю я, – то лети.

Возвращаюсь на лекцию и слышу, как продолжает работать язычком политработник:

– Выше держите знамя советского интернационализма, как зеницу ока храните честь воина-десантника. Помните! По вам будут судить обо всем нашем народе…

От отвращения закрываю глаза. Хоть бы не видеть эту мразь. Сука! А если кто из ребят разведроты, добывая тебе барахло, погибнет, тогда как?

Слышу негромкий голос лейтенанта Петровского: «Подъем, ребята», – и открываю глаза. Хватит воспоминаниям предаваться. Все уже собираются. Подъем, третий взвод, вперед, вторая рота, пора выдвигаться. Слушай команду, первый батальон: идите защищать в чужой стране южные рубежи нашей родины, и при этом приказано вам «выше держать знамя советского интернационализма», как зеницу ока хранить честь воина-десантника.

Вот только не надо судить по нам обо всем нашем народе.

– Смотри! – легко толкает меня плечом стоящий рядом Муха и заливается булькающим смехом: – А наши-то минометчики…

Оборачиваюсь и легонько пожимаю плечами, эка невидаль, самое обычное дело. Наши минометчики пленных «духов» в советскую армию призвали. В нашей роте из четырех только один минометный расчет с нами в операции участвовал. Видать, на допросе «духи» до ж…пы раскололись, вот их в «сады для праведных» и не отправили.

И послали их не к «чудным девам, жемчугу подобным», а к усталой грязной солдатне, таскать по горам минометы. Да, товарищи «духи», таскаться с минометом в горах – это вам не в райских садах с полногрудыми девами вступать в интимные отношения. Вот теперь и запомните, что состоит миномет из следующих частей: ствол, опорная плита, лафет, все такое тяжелое. А еще и лотки с минами вам тащить придется. А коварные и довольные гяуры-минометчики налегке рядом с вами пойдут. Только прицел миномета вам тащить не доверят, его командир расчета сам понесет, не велика тяжесть.

– Мы, значит, их взяли! – показывает пальцем в сторону пленных подошедший к нам Леха, от возмущения и обиды он весь такой красный, впору хоть кипятком ссать, и громко негодующе шипит: – А как их использовать, так другим?

– Да пошли они все на хер! – кричу я и тоже чувствую, как закипает от обиды и несправедливости у меня моча, мрачно предлагаю: – Скидывай РД, ребята!

Разом скинули РД, а там, кроме боеприпасов и всякой прочей военной дребедени и амуниции, у каждого по две мины к ротному миномету. Чтобы минометный расчет разгрузить, каждому бойцу роты еще перед началом операции по две мины всучили. Такая мина тоже, между прочим, нелегкая штука, а в горах каждый лишний грамм тонной давит. Перед началом марша идем отдавать мины минометчикам, те такое «добро» ни в какую брать не хотят. Сначала матом переругиваемся:

– Возьми свою дуру! – требую я и протягиваю мину.

– Да на кой она мне нужна? – искренне недоумевая, отказывается и.о. командира четвертого минометного взвода, старший сержант, чернявый плотный Жук и заводит руки за спину.

– Возьми, сука! – наседаю я. – А то хуже будет.

– Ой! Испугал! – презрительно отвечает здоровенный Жук и ехидно улыбается.



– Ну ты и б…дь, – изумляюсь я его наглости и, разглядев самую его суть, тут же произвожу матерого солдата дембеля в женский пол мужского рода: – Ты, пидор, возьми мину!

– Да я тебя! – зарычал Жук, наступая на меня и сжимая кулаки.

За малым дело до драки не дошло. Малым делом командир роты оказался. Услышав перебранку, он с ленцой подходит к нам, ковыряя пальцем в зубах. «Сожрал уже принесенную нами курятину», – довольно отмечаю я. Капитан Акосов, невозмутимо продолжая ковыряться в зубах, слушает обе стороны. Знаете, он русский человек, а вот решение выносит чисто еврейское, ну прямо соломоново решение. Сплюнув застрявшее в зубах мясо, он закуривает и преспокойненько заявляет:

– Сами разбирайтесь, – выпускает из легких сигаретный дымок и, широко улыбаясь, уточняет: – Или мины у третьего взвода остаются, тогда и пленные им под охрану переходят, или минометчики свои боеприпасы забирают, а им в помощь мы афганских добровольцев передаем.

Стоя чуть поодаль и примеряя походные ремни минометного ствола, лафета и плиты, заодно и разинув рты, смотрят на нас бывшие в употреблении афганские душманы, а теперь разом перевоспитанные и призванные в советскую армию «добровольцы». Чего они там про нас думают?

– Давай мины сюда, – с лютой злобой соглашается принять боеприпасы Жук.

– Эй, вы! – издалека наблюдая за нами, кричит лейтенант Петровский. – Разобрались? А теперь в ГПЗ бе-го-ом марш!

Наш взвод по тропе в колонну по одному идет. Я первый, за мной Сашка Петровский, дальше с интервалами остальные.

– Хорошо, что хоть в отпуске женился, – слышу, как тихо говорит идущий за мной взводный.

На ходу оборачиваюсь. С кем это Сашка там разговаривает? Не с кем, с собой он говорит, а может, с молодой женой, что осталась в Союзе. Теперь ее молитвы к материнским присоединятся. Теперь, Саша, уже двое будут просить тебя вернуться хотя бы просто живым.

– Ты это о чем, Саша? – спрашиваю.

Когда других офицеров рядом не было, к Петровскому старослужащие солдаты без малейшей фамильярности по имени обращались. Высокому, широкоплечему, с отличной строевой выправкой Александру Петровскому двадцать два года, он сразу после военного училища, летом восьмидесятого, в Афган загремел. Нам, его подчиненным, по двадцать лет, одно поколение, почти сверстники. И воюем вместе год уже.

– Вперед смотри! – обрывает меня Петровский. – И не хер подслушать.

– А я и не подслушиваю, – отвернувшись, ухмыляюсь я и насмешливо добавляю: – Я, товарищ лейтенант, влет стараюсь офицерские команды ловить, вот слух и напрягаю.

– Ты эти сказки при очередном залете другим рассказывай, – крайне желчно и недовольно отвечает взводный.

Не верит он мне. И правильно делает. Что бы я да влет команды ловил? Нашли ловца! Кабы я таким был, меня бы в армии и не увидели, я уж небось на третьем курсе института бы учился. А хорошо небось сейчас дома, эх, сейчас бы пельмешек со сметаной навернуть, а потом не в горах с пулеметом сношаться, а совсем по-другому, так как это природой для размножения предназначено. Мечтаю, значит, а сам одновременно и вдаль смотрю, и по сторонам оглядываюсь, и под ноги глянуть не забываю. Сразу? Да не может быть! Очень даже может, не хочешь пулю поймать, не хочешь на мине подлететь – научишься так смотреть. Со временем такое уменье приходит, так же как всей шкурой чуять чужой взгляд и направленный на тебя ствол.

– Ложись! – ору и сам падаю.

Рассекая воздух, вжикнули пульки, и ударил по ушам звук пулеметной очереди, поверху прошли пули.

Отползаю к укрытию, по вспышкам, по чутью определяю позицию противника и стреляю. Первая очередь длинная, последующие прицельные, короткие, на три-четыре патрона. В магазине моего пулемета патроны через два на третий уложены, два простых заряда, третий трассирующий. По трассам определят бойцы передовой заставы, где находится обстрелявший нас пулеметчик, и туда же начнут стрелять. Не поднять ему головы. Он и не поднимает – или позицию сменил, или совсем ушел. В общем, хрен его знает, но точно не убит. Почему так определил? Да не знаю я. Чувствуешь такие вещи, вот и все. Потерь у нас нет. Постреляли, полежали, отдохнули, встали по одному и дальше вперед пошли. Не до ночи же здесь торчать. Так и до дембеля пролежать можно, хорошо бы, конечно, да кто ж тебе даст?