NIRVANA: Правдивая история

– Это не похоже на состояние после принятия галлюциногенов – когда в башке творится черт знает что, начинаешь думать о том, как отец тебя бил или как все окружающие прекрасны. Наступает чувство отупения, онемения.

я: У героина чудовищная репутация – и тем не менее люди его принимают. Почему?

– В этом часть его привлекательности. Чувство опасности, неизведанного … Сначала было слегка страшно от самой мысли воткнуть иголку себе в руку и впрыснуть какую-то жидкость. Но потом по молодости страх проходит. Вы одержимы идеей принимать то же, что принимают ваши кумиры. Некоторые наркоманы это отрицают, но это фигня. Когда вы молоды и глупы, вы бездумно следуете своим кумирам, и я думаю, что если вы слушаете Лу Рида, Джона Леннона, «Rolling Stones», Джона Колтрейна, Джонни Тандерса, Сида Вишеса, Рэя Чарлза и так далее (список можно продолжать до бесконечности) и не принимаете наркотиков, не проходите этот обряд инициации, то вы вроде уже и не при делах.

я: Почему так получилось, что Сиэтл стойко ассоциируется с наркотиками?

– До того, как героин обрел свою популярность и множество людей, записывавшихся на «Sub Pop Records», стали его принимать, выбор сводился к МDМА, психоделикам и экстази. Вот чем закидывались подростки, но крутые пацаны кололи героин, поэтому всем сразу стало интересно. Те, кто в 1986 году и подумать не мог об этом том, уже в следующем году считали, что героин – это круто. Друзья влияли на друзей. Курт был одним из последних, кто попробовал героин. Кроме него все уже кололись. Когда я с Куртом познакомился, он курил травку, бухал. Единственная причина, по которой он, я думаю, влюбился в героин – это его жизнь в Абердине. Ему нужно было забвение. А если влюбляешься в забвение... пиши пропало.

После того, как Курт начал употреблять наркотики, у него еще больше усилились паранойя и злоба. Он стал более нервным: он хрустел костяшками пальцев, царапал лицо. Он стал думать, что все вокруг что-то против него замышляют – соответствовало это действительности или нет. Он стал еще более недоверчивым к «посторонним» (забавно, учитывая общее отношение жителей его города к остальному миру) и все больше уходил в свою музыку и опиаты.

Изгнание певца из дома Шиллингеров в августе 1986 года было неизбежным. Ситуация накалилась после поистине ожесточенной схватки с Эриком и Стивом. На следующее утро Курт дал Стиву 10 долларов, чтобы тот отвез его вещи в дом Дэйла Кровера. И снова Курт оказался на улице. Следующий месяц он днем спал в библиотеке, а по ночам вламывался к своим друзьям. Иногда он ночевал в фургончике Криста и Шелли, иногда в доме своей матери без ее ведома, когда она была на работе, иногда в комнате над парикмахерской матери Криста.

В сентябре того года Курт выпросил у матери 200 долларов в долг – он смог заплатить депозит и месячный взнос за проживание по адресу: Абердин, Ист-Секонд-стрит, 1000 1/2 («лачуга»). Дом был полной развалиной – Курт переехал туда вместе с Мэттом Люкином; повсюду стоял запах протухшей пищи и скисшего пива. К счастью, Люкин был хорошим плотником. Они просверлили дырку в полу под ванной Курта для черепашек – прямо в центре гостиной, – чтобы грязная вода утекала вниз. Конструкция была не очень надежной: вода просто собиралась в стоячие лужи под домом.

Тот факт, что Курт жил с одним из «Melvins», означал, что ему придется постоянно тусоваться и играть и с самой группой, и с постоянным кругом ее приспешников. «Лачуга» приобрела репутацию чуть ли не ночного клуба.

Курт устроился уборщиком в отель «Полинезиан» в Оушн-Шорз.

Он был не самым ответственным работником: частенько он валялся на кровати в каком-нибудь из номеров, мечтая о том дне, когда у него будет собственная рок-группа и он отомстит всем, кто относится к нему как к грязи под ногами.

– Абердин – это ужасное место, бесцветное и пресное, – говорит бывшая совладелица «K records» Кэндис Педерсен. – Сначала мы забирали Дэйла и Базза – они работали в Монтесано; потом мы ехали к Курту и Мэтту. Странно, но там никогда не было девушек. Они встречались с девушками, но не ходили с ними на вечеринки. И вот мы шли на эти вечеринки, которые были не похожи на вечеринки – люди просто сидели и пили пиво. Мы были там единственными девушками: только у одного из ребят была постоянная девушка – Шелли. Многие в Абердине считали нас долбанутыми.

Вернемся к «Skid Row», группе, которую Курт основал вместе с Кристом …

– «Skid Row» – это была очень крутая группа, – говорит Слим Мун. – Я считал их песни просто отличными. Они играли тяжелую музыку. Курт наряжался по полной – даже надевал туфли на платформе, словно пародируя всех этих глэм-рокеров. Вы должны помнить, что это был 1987 год – пик популярности «Guns N' Roses» и «Poison». Основу их песен составляли риффы. Они долго-долго играли один рифф, Курт орал в микрофон, затем бросал гитару и начинал баловаться с цифровой задержкой и издавать какие-то дикие звуки вместо гитарного соло, затем опять брал гитару и продолжал играть рифф и орать в микрофон. Уже тогда он был шоуменом.

С ними играл Дэйл Кровер, а он был самым тяжелым ударником на свете, поэтому у них все получалось классно, если они строили песню так: рифф – соло – рифф – концовка. Их песни строились не по принципу: куплет – припев – куплет; они состояли из риффов – это были незаконченные вещи.

Вскоре после этого в клуб «GESCCO» пришло уведомление от колледжа Эвергрин[57], что поскольку страховка не покрывает внекампусную деятельность, то они сокращают наше финансирование. Мы получили это извещение за четыре дня, поэтому я быстро организовал концерт и поставил играть группу из Такомы, свою группу «Nisqually Delta Podunk Nightmare» и «Skid Row». Крист был пьян и ничего не соображал, «Skid Row» не хотели пускать на сцену. Мы опротестовали это решение, выдвинув три контраргумента: это реально крутая группа: мы успокоим Криста, и … какая разница? Это последний концерт. Что может случиться, если он что-нибудь натворит, – нас закроют? Они сыграли, и все произошло именно так, как я и говорил. А потом У «Nirvana» было так много концертов, что я и не вспомню, в какой последовательности они шли.

Глава 4

«Приятный звук, полумертвый город»

Gentle sound

half-finished town …

drinking water from wells

Watching shows, kiss and tell

Walk down the railroad tracks

Never look back

(Приятный звук,

полумертвый город …

Пьешь воду из колодцев,

ходишь на концерты, целуешься, болтаешь,

гуляешь по железнодорожным путям,

никогда не оглядываешься назад). «Olympia», «The Legend!», 2000

На первый взгляд, Олимпия, штат Вашингтон, – не самое красивое место на земле.

Конечно, отсюда виден Капитолий штата, там, на холме, – впечатляющий купол и белые колонны; старые железнодорожные пути, ведущие к красивым рощам парка Прист-Пойнт; деревянные домики, никаких бордюров или оград – один заброшенный сад переходит в другой; пришвартованные лодки и тротуары рядом с магазином натуральных продуктов; квартиры, где живут меломаны-панкеры, которым для вечеринки не требуется даже алкогольтолько хорошая музыка (хотя алкоголь тоже не повредит); крошечный парк рядом с кофейней «Старбакс» и ее заброшенной эстрадой; обваливающийся кинотеатр «Кэпитол»; доки; грязные, берега рек; соборы, в которых не служат мессы, а работают независимые лейблы; колледж Эвергрин-Стейт высоко в холмах с его мрачной бетонной архитектурой и ухоженными лужайками – родина радио «KAOS».

Конечно, все это есть.

Но нужно узнать город получше, чтобы понять его, – отыскать дома, где абсолютно спонтанно устраиваются вечеринки и где до сих пор выступают искренние музыканты-одиночки; рабочие клубы, в которых проводят андеграундные рок-фестивали; бары хипстеров и ночные попойки работяг – невероятное количество музыки и искусства не для всех.