Черное Таро

Четырехэтажный дом, в котором жила Анюта, начиная со второго этажа был построен уступами, как египетская пирамида. Девушка высунулась в окно автомобиля, мило улыбнулась подошедшему к воротам охраннику. Тот кивнул ей, как старой знакомой, скрылся в будке и ворота отъехали в сторону. Машина зарулила на стоянку.

— Идти сможешь? — спросила Анюта.

— Смогу, не инвалид пока.

Корсаков выбрался из малолитражки. Голова кружилась и он оперся о крышу автомобиля. Анюта взяла его под руку.

— Давай, соберись. Там консьержка такая зараза, а у тебя вид, как у последнего наркоши. Папашке доложит — тот мигом примчится.

— Все равно доложит.

— Нет, к мужикам она привыкла… — Анюта осеклась, — я в смысле, что компании у меня часто собираются.

— А мне все равно, — проворчал Корсаков.

Подъезд был ярко освещен, вдоль стен стояли цветы в высоких вазах, ковровая дорожка вела к лифту. Откуда-то вывернулась моложавая тетка в очках, со строгим выражением костистого лица и худосочной фигурой.

— Добрый вечер, Анна Александровна. Не поздно ли для гостей? — спросила она, с сомнением посмотрев на Корсакова.

— Все нормально, Виолетта Олеговна, — Анюта оставила на минуту Корсакова, подошла к женщине и сунула ей в нагрудный карман сложенную в несколько раз купюру, — я вас попрошу: не надо огорчать папу.

— Ох балует он тебя, — притворно вздохнула тетка.

Зеркальный лифт поднял их на четвертый этаж. Пока Анюта отпирала двери, Корсаков обессилено привалился к стене. Щелкнул последний замок, девушка распахнула дверь, зажгла в коридоре свет.

— Заходи.

Отклеившись от стены Корсаков пошатываясь вошел в квартиру. Захлопнув дверь, Анюта критически осмотрела его.

— По-моему, тебе надо в ванную.

В огромном зеркале Корсаков увидел себя. Если бы он не был так измучен, то наверняка испугался. Спутанные волосы, одна щека расцарапана и в грязи, одежда в таком состоянии, будто он неделю ночевал среди строительного мусора.

— М-да… пожалуй ванна не помешала бы, — признал он.

— Сейчас полотенце дам, — Анюта ушла в комнату.

Корсаков стянул куртку, снял с шеи висевшую за спиной шляпу, кое-как скинул ботинки.

— Вот, держи, — Анюта подала ему огромное полотенце, — иди сюда.

Пройдя коридором, она распахнула еще одну дверь. Ванная комната сверкала кафелем и никелем. Вместо обычной ванны было джакузи цвета морской волны. Анюта пустила горячую воду, заткнула пробкой сливное отверстие, выдвинула откуда-то сбоку пульт.

— Вот сюда нажмешь — со дна пойдут пузырьки. А если вот сюда, то из вот этих дырочек ударят водяные струи. Массаж, вроде как. Ну, я пошла. Если опять плохо станет — кричи. Утонешь еще, и куда мне труп девать?

— Распилить и в унитаз, — мрачно посоветовал Корсаков, расстегивая рубашку.

Анюта хмыкнула и вышла.

Покряхтывая от боли Корсаков разделся, придерживаясь за стенку, шагнул в джакузи, с маху сел в воду и заорал не своим голосом — в ванне был крутой кипяток. Вылетев из джакузи, он пустил холодную воду.

Дверь за спиной распахнулась. Он оглянулся.

— Что такое? — Анюта испуганно вытаращилась на него.

— Ты что, сварить меня хотела? — сварливо спросил Корсаков.

— А у тебя что, рук нет? — в свою очередь поинтересовалась девушка, — мог бы и сам холодной водой разбавить.

Корсаков скрипнул зубами.

— Ладно, зато взбодрился, — успокоила его Анюта, — а то как вареный был.

— Это я сейчас вареный, — проворчал Корсаков, — может ты все-таки выйдешь?

— Может и выйду, — усмехнулась девушка с интересом его разглядывая, — а ты ничего, — сказала, исчезая за дверью, — я думала будет хуже.

— Куда уж хуже, — Корсаков оценил синяки на ребрах, свежие ссадины на голени, — хуже только если экскаватор переедет.

Осторожно попробовав воду он влез в ванну, откинулся и с блаженством закрыл глаза. Постепенно боль отпустила, вода расслабила тело, накатила истома. Чтобы не заснуть, Игорь попробовал все приспособления: сначала включил пузырьки воздуха, потом струи воды. Казалось, будто нежные пальчики разминают тело. Он поворачивался боком, ложился на грудь, постанывая от наслаждения. «Стану известным и знаменитым — непременно куплю себе джакузи», — решил он.

Мыла в ванной не обнаружилось — только женский гель для душа с запахом сирени. Зато шампунь был практически любых сортов. Корсаков уже и забыл, когда принимал ванну — они с Владиком ходили в Сандуновские бани, или принимали душ у знакомых, и поэтому плескался, забыв о времени. В очередной раз намылив голову, он услышал стук в дверь.

— Можно? — Анюта слегка приоткрыла дверь.

— Заходи, — Корсаков вслепую зашарил по стене в поисках душа.

— Давай смою, — предложила девушка, — голову наклони.

Она смыла с его головы пену, Корсаков протер глаза.

— Ну вот, как живой, — сказала Анюта.

— Почти. Теперь я есть захотел.

— Это поправимо. Закругляйся и выходи — ужин на столе.

— Спасибо, — с чувством сказал Корсаков.

— Слушай, а чего ты на охранника полез? Ну на того, который Владику врезал.

— Видишь ли, девочка, по законам моей юности полагается бить, когда «наших бьют». Даже если ты с «нашим» познакомился пять минут назад. А юность у меня была бурная.

— Понятно, — протянула девушка, — кстати, Владик звонил. Он в Питере. Забудь, говорит, что мы знакомы. Вот так-то.

— Тебе обидно?

— Нет, — она качнула головой, — мне все равно. Даже странно как-то.

Повесив душ Анюта вышла. Корсаков пустил холодную воду, постоял под ледяными струями, ощущая, как тело наполняется бодростью. Правда, одновременно заныли ссадины и ушибы, но это не страшно — значит действительно живой.

Комната была такая большая, что стены лишь угадывались в темноте. Трехсвечный подсвечник, стоявший на туалетном столике, отражался в зеркале и в огромных, доходящих до пола окнах. Две свечи, по одной возле каждого прибора, освещали изящно сервированный стол, накрытый белой скатертью. Под ногами был пушистый ковер. Корсаков замер на пороге, оглядывая это великолепие.

Завернутый в полотенце он напоминал римского патриция, приглашенного на ужин к гетере. Анюта, в серебристом струящемся по телу кимоно, сделала шаг навстречу. Волосы она успела убрать в высокую прическу и теперь настолько напоминала портрет Анны Белозерской, что Корсакову показалось, будто портрет ожил. Если бы она сейчас присела в книксене и сказала: не соблаговолите ли присесть, милостивый государь, Игорь не удивился бы.

— Классно я придумала, да?

Очарование пропало. Вздохнув, Корсаков взял ее за руку и припал к тыльной стороне запястья губами.

— Искренне восхищен, сударыня, — он почувствовал, как дрогнула ладонь девушки в его руке.

Повисло неловкое молчание. Наконец Анюта высвободила руку, тряхнула головой.

— Да ладно. Присаживайся. У меня есть заливная рыба и ромштексы. И еще я сделала салат из помидоров. Вино будешь?

— Можно и вина, — Корсаков присел к столу, развернул салфетку и положил ее на колени, — «Дом Периньон» шестьдесят восьмого года меня устроит.

— А у меня только «Мартини», брют и водка, — смутилась девушка.

— Я шучу, — успокоил ее Корсаков, — что есть, то и будем.

После всех переживаний у него проснулся зверский аппетит. Анюта ела изящно и мало. Они посматривали друг на друга через стол, Корсаков поднимал бокал с вином, бормотал какой-нибудь тост, они чокались и тонкие бокалы позванивали, как колокольчики. Утолив первый голод, Игорь откинулся на стуле, повертел бокал в руках.

— Ты мне сегодня дважды спасла жизнь: когда подобрала на Садовом и сейчас от голодной смерти.

— От кого ты бежал?

— До сих пор не знаю, но ребята были настроены очень серьезно. Ты знаешь, что наш дом сгорел?

— Нет. Когда?

— Позавчера ночью. И вообще много чего случилось. Трофимыча убили, — решившись, сказал Корсаков.

— Ох… — Анюта поднесла ладонь к губам, — соседа вашего? Кто?

— Не знаю, но кто-то хочет повесить это на меня. Какая-то чертовщина творится. Вот, к примеру: ты знаешь что-нибудь о своих предках?