Страница 85 из 164
С другой стороны, Советское правительство не подтвердило официально правомерность этого «соглашения» [Мало того, еще за несколько дней до подписания соглашения, по директиве Центра, Юрьев официально был объявлен «врагом народа» и поставлен «вне закона», т.е. не имел на никаких официальных полномочий], отдавая себе отчет, что это грозит разрывом Брестского мира, подписанного на следующий день после Мурманского соглашения, и новым наступлением немецкой армии. И оно действительно началось. В ответ на протест Советского правительства по поводу нарушения Германией Брестского договора Мирбах 30 апреля ответил, что «германское вторжение прекратится, когда союзники оставят Мурманск и Архангельск». Американский посол Фрэнсис сообщал в Госдеп: «По моему мнению, такой шаг со стороны союзников был бы весьма неблагоразумным»1095.
Высадка союзников в Мурманске весьма напоминала сознательную провокацию, призванную сорвать Брестский мир и вынудить немцев возобновить боевые действия на Восточном фронте. Немецкое наступление, вызванное высадкой англофранцузских войск в Мурманске, было остановлено дополнительным Брест-Литовским соглашением от 27 августа, по которому Россия должна была выплатить Германии репарации в размере 6 млрд. марок – частично золотом, частично деньгами, частично товарами, частично «экономическими концессиями». Ф. Пуль в этой связи заявлял, что дополнительные соглашения «были, в отличие от первоначальных договоров Брест-Литовска, подписаны большевиками не под явным принуждением, но по их желанию и инициативе». И трактовал этот факт как упрочнение сотрудничества между большевиками и немцами1096.
Очевидно, что дипломаты в какой-то степени осознавали «шаткость» такого рода «мурманских устных соглашений». Видимо, именно поэтому появлялись такие перлы Фрэнсиса: «В Мурманске… местный Совет был настроен дружественно по отношению к союзникам, так как увидел то, что для представителей союзников в Вологде было давно очевидным: большевистское правительство находится полностью под влиянием Германии». Но тут же Фрэнсис продолжает: «В то же время большевики в Москве ясно показывали большое желание установить хорошие отношения с союзническими миссиями, и особенно с американским посольством»1097. То есть, по Фрэнсису, большевики, находясь под влиянием Германии, стремились установить хорошие отношения с союзниками. Это и другие многочисленные противоречия показывают, что в подобных случаях Фрэнсис явно пытался угодить правым и левым, формируя благожелательным образ интервенции в общественном мнении своей страны.
Пока американский посол успокаивал общественное мнение, англичане и французы занимались делом. «Мурманский порт, единственный незамерзающий и действующий круглый год, должен был, как нам казалось, стать основным, так как прежде всего он обеспечивал постоянный доступ в Россию и, кроме того, был рынком сбыта угольных запасов Кольского полуострова. Были уже разработаны проекты строительства причалов, доков вдоль побережья. Крупные промышленные предприятия Европы планировали вложить свой капитал в разработку соседних месторождений магнитной руды; можно предположить, какую выгоду извлекла бы из этого русская экономика. Невозможно было не предвидеть развитие города, и мы приобрели большой участок земли, чтобы построить здесь консульство; французские фирмы предполагали также построить здесь торговые конторы»1098.
Вслед за Мурманском последовала высадка интервентов в Архангельске. Поводом стали 600 тыс. тонн военных грузов, присланных на север еще до революции, которые могли, по мнению союзников, быть захвачены немцами или переданы им большевиками. Позицию английского военного ведомства в данном вопросе отражал У. Черчилль: «Можно ли было предоставить его (это оружие) в руки малодушного правительства, изменившего союзному делу и открыто враждебного всякой цивилизации?»1099 Но, как писал американский генерал, «когда союзные войска осмотрели обширные складские помещения в гавани, они увидели, что большевики с величайшей заботливостью собрали и взяли с собою все, что представляло хоть какую-либо ценность. Если целью архангельской экспедиции было охранять запасы военного снаряжения и склады в Архангельске, то это дело оказалось явно невозможным из-за отсутствия объекта для охраны»1100. Французский дипломат Л. Робиен откровенно издевался над американцами, когда писал: «Так как большевики уже успели приложить руку к тому, что хранилось на складах, и уже все вынесли… единственное средство сохранить в данном случае – отнять. Следовательно, американцы будут бороться с ворами, не «ущемляя прав местного населения» и «не вмешиваясь во внутренние дела России»1101. Сарказм Л. Робиена был весьма логичен для таких как он, поскольку европейские интервенты подобными моральными вопросами себя вообще не отягощали. Тем не менее в словах Робиена была доля истины: политика США носила откровенно двойственный характер. Ллойд Джордж по этому поводу замечал – чем же отличается «военное воздействие» В. Вильсона от «военной интервенции»?
При этом Л. Робиен давал свое видение причин интервенции: «… Интервенция в Россию, которую многие ждут, не должна выглядеть направленной против Германии, что приведет к воссозданию Восточного фронта. В этом случае она будет обречена на провал. Верить в то, что нам когда-либо удастся вновь вынудить русских взяться за оружие, – утопия; чего они хотят прежде всего, так это мира. Тем не менее, пока длится война, мы должны помешать нашим противникам воспользоваться ресурсами, которые несмотря ни на что остаются значительными. Именно этим мы должны ограничиться, составляя план действий, не заботясь о том, что станет с Россией… В действительности я не разделяю мнение тех, кто опасается, что немцы определенно могут обосноваться в России, а та, в свою очередь, станет для них колонией… Колонизация России немцами, впрочем как и нами, представляется мне невозможной. Это неустойчивая почва, на которой ничего нельзя построить надолго. Но это не относится к настоящему моменту, когда мы должны действовать… Надо опасаться, как бы немцы, освобождая Россию из-под ига большевиков, не поддались бы соблазну, пусть и мимолетному, воспользоваться благоприятными условиями, которые бы им позволили продолжить войну несмотря на блокаду. Именно нам предстоит стать освободителями Русской земли и тем самым поднять свой престиж: союзникам необходимо отправить в Архангельск несколько полков для того, чтобы японская экспедиция не выглядела больше такой изолированной, перестала быть «желтым нашествием» и вошла в рамки крестового похода союзников во имя освобождения русского народа, угнетаемого большевиками»1102.
Высадка интервентов в Архангельске произошла «по приглашению местного правительства», которое пришло к власти в результате антибольшевистского переворота свершившегося «часа за четыре до появления союзнических войск». Французский посол писал, что в Архангельске «большинство населения встречало с радостью наших солдат», но буквально, через несколько фраз он указывает, что «в городе с населением приблизительно 100 тыс. жителей… насчитывалось 40 000 большевиков»1103. С. Городецкий так же вспоминал: «Общая радость и подъем среди населения, не сразу поверившего в действительность падения ненавистной советской власти, не поддавалась описанию»1104. Но с другой стороны американский консул в Архангельске Ф. Коул отмечал: «Союзников приветствовали представители имущих классов и средних слоев населения. «Рабочие просто-напросто отсутствовали»1105.
Ж. Нуланс и Д. Фрэнсис дают полуанекдотическое описание «приглашения интервентов» местным населением. На самом деле план оккупации Архангельска «по приглашению» был заранее тщательно подготовлен капитаном I ранга Г. Чаплиным и представителями «союзников». По словам самого Г. Чаплина [Чаплин Г.Е. (1886-1950) – капитан I ранга. С 1920 г.- в эмиграции, полковник английской армии. Участник высадки в Нормандии (в 1944 г.). (Белый Север, с. 45)], он в начале Первой мировой войны в течение года служил на английских подводных лодках и благодаря заведенным знакомствам, «находился в тесной связи с… морскими и военными агентами союзников.» Через них, после Октябрьской революции, Чаплин «обратился с ходатайством к английскому и американскому правительствам о принятии… на службу в их флоте для участия в дальнейшей борьбе против немцев»1106. В ответ союзники поручили Г. Чаплину организацию Белой армии и подготовку интервенции на Севере России1107. «Надо отдать должное союзникам, – пишет Г. Чаплин, – вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали»1108. Г. Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен как начальник английской военной миссий в Вологде1109. Это давало ему возможность беспрепятственного проезда по всему Северу России [Большевики даже после Мурманской эпопеи пытались сохранить отношения с «союзниками», поэтому представители последних в России имели полную свободу передвижения, телефонного и телеграфного сообщения. См. подробнее Фрэнсис Д…; Нуланс Ж… (Голдин В.И…, ком., с. 466-467)]. В. Игнатьев [Игнатьев В.И. – эсер, затем народный социалист. Член «Комитета спасения Родины, и Революции» и «Союза возрождения России». Управляющий отделом внутренних дел Северного правительства. (Белый Север, с. 99)] при этом отмечал, что в средствах нужды не было их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации»1110.