Страница 75 из 164
«Имя» скоро нашлось в лице генерала Корнилова1, который еще за день до ареста Николая II, 7 марта, арестовал в Царском Селе императрицу с детьми. В августе 1917 г. Корнилов изложил свою программу следующим образом: «Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят; я устранюсь и ничему препятствовать не буду»963. Активным сторонником Корнилова выступил генерал Деникин. Лидеры «военной партии» искали поддержку своей программы в буржуазных и либеральных слоях общества, у союзников и в армии. В результате «поисков» Деникин приходит к печальному выводу.
«Поддержка буржуазии?… Крупная денежная буржуазия, «небольшая по числу – как определяет один из организаторов центра,- но очень влиятельная, довольно замкнутая и крайне эгоистичная в своих действиях и аппетитах». Буржуазия эта «подняла тревогу (в июльские дни), когда обнаружилась слабость Временного правительства, и предложила (Республиканскому центру) первую денежную помощь, чтобы уберечь Россию… от очевидной тогда для них надвигавшейся опасности большевизма». Представители этой банковской и торгово-промышленной знати лично стояли вне организации, опасаясь скомпрометировать себя в случае неудачи…»964 «Московская группа шла нам навстречу; петроградская нас избегала. У Рябушинского отнеслись более внимательно. Тем не менее мы должны были сделать вывод: мы – одни»965. В итоге, как свидетельствует Деникин, «большое затруднение для нас представляло полное отсутствие денежных средств. Широкое субсидирование корниловского выступления крупными столичными финансистами, о котором так много говорил в своих показаниях Керенский,- вымысел. В распоряжении «диктатора» не было даже нескольких тысяч рублей, чтобы помочь впавшим в нужду семьям офицеров…»966
IКорнилов Л. Г. (1870-1918) – генерал от инфантерии; в марте-апреле 1917 г. командовал войсками Петроградского военного округа и 8-й армией, с июля – войсками Юго-Западного фронта; с 19 июля по 27 августа – Верховный главнокомандующий русской армии; после попытки захвата власти, вошедшей в историю как «корниловский мятеж», был арестован; бежал на Дон, где возглавил Добровольческую армию; погиб под Екатеринодаром во время Гражданской войны.
«Поддержка союзников? – продолжал Деникин.- Нужно заметить, что общественное мнение союзных стран и их правительств, вначале чрезвычайно благожелательно настроенных к Керенскому, после июльского разгрома армии резко изменилось. И посланный правительством для ревизии наших заграничных дипломатических миссий Сватиков имел полное основание суммировать свои впечатления следующими словами доклада: «Союзники смотрят с тревогой на то, что творится в России. Вся западная Европа – с Корниловым, и ее пресса не перестает твердить: довольно слов, пора приступить к делу». Еще более определенное и вполне доброжелательное отношение сохранили к Верховному иностранные военные представители. Многие из них представлялись в эти дни Корнилову, принося ему уверения в своем почитании и искренние пожелания успеха; в особенности в трогательной форме это делал британский представитель… Впрочем, Корнилов тогда не ждал и не искал более реальных форм интервенции».
«Поддержка русской общественности? Произошло нечто чудное: русская общественность внезапно и бесследно сгинула». Корнилов говорил об этом: «У меня никого не было. Этих людей я знал очень мало…» У Корнилова действительно никого не было. Все те общественные и политические деятели, которые если не вдохновляли, то, во всяком случае, всецело стояли на его стороне, предпочитали оставаться в тени в ожидании результатов борьбы»967. В свою очередь, «правые смотрели на Корнилова только как на орудие судьбы и на дело его – как на переходный этап к другому строю»968.
Поддержка армии? Генерал Пржевальский выступил против планов правой военной диктатуры: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества…» Еще более определенно высказался будущий военный министр, ставленник Керенского, полковник Верховский, объявивший в приказе по войскам Московского округа: «Бывший Верховный главнокомандующий (Корнилов)… в то самое время, когда немцы прорываются у Риги на Петроград, снял с фронта три лучшие казачьи дивизии и направил их на борьбу с правительством и народом русским…»969
Между тем глава английской военной миссии в России генерал А. Нокс информировал военный кабинет об отчаянной ситуации: «Огромные массы солдат не желают воевать; в промышленности дело приближается к анархии; виды на урожай катастрофические. Если Керенский выступит с предложением сепаратного мира, огромное большинство страны поддержит его». Русские не созрели для демократии. «Им нужно приказывать, что следует делать»970. Нокс заявлял о возможной «необходимости в поддержке попыток генерала Л. Г. Корнилова» «свергнуть в начале сентября правительство премьер-министра Керенского»971. Нокс упрекал американского полковника Робинса в том, что последний не поддерживает Корнилова. «Я не заинтересован в правительстве Керенского,- говорил британский генерал,- оно слишком слабо; необходима военная диктатура, необходимы казаки, этот народ нуждается в кнуте! Диктатура – это как раз то, что нужно»972. Американец Р. Робинс, быстро разуверившийся во Временном правительстве, повторял своего английского коллегу: «Я не верю в Керенского и его правительство. Оно некомпетентно, неэффективно и потеряло всякую ценность». Стабилизировать его уже невозможно. Единственной надеждой России… является военная диктатура… Этот народ должен иметь над собой кнут»973. Лорд Р. Сессил, как и британский военный кабинет, заявлял, что обстановка в России диктует необходимость установления военной диктатуры «ради интересов союзников и демократии вообще»974. Мало того, на закрытой союзнической конференции Англия и Франция потребовали поддержки Корнилова. В подготовке мятежа Корнилова приняли участие лидер кадетов Милюков и монархист Шульгин975.
Однако, как пишет Н. Головин, «в последнюю минуту (29-го августа) Керенский испугался и, придравшись к переговорам, отрешил Корнилова от Верховного командования. Корнилов отказался повиноваться и призвал войска к восстанию против Временного правительства. Керенский, в свою очередь… объявил Корнилова изменником. В тот же день вечером главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин, его начальник штаба и старшие генералы, а также командующие всех армий этого фронта и их начальники штабов были арестованы солдатами. На позициях началось избиение лучших офицеров под предлогом, что они «корниловцы»976. Действительно, Керенский испугался, очевидно, подспудно понимая, что корниловский мятеж – это даже не установление военной диктатуры, но и уничтожение его идеалов. Бьюкенен пишет: «Сегодня ко мне заходил Верховский. Он сказал, что Керенский не захотел, чтобы казаки сами подавили восстание, так как это означало бы конец революции»977.
Но установление военной диктатуры означало не столько конец революции сколько начало Гражданской войны, при этом Керенский рисковал отдать власть слепой силе, которая фактически не пользовалась реальной поддержкой ни одного сколько-либо значимого слоя общества. Она не имела ни одного шанса утвердиться у власти, и это неизбежно привело бы к массовому бесцельному кровопролитию и самоуничтожению государства. Керенский после шараханий «вправо», тем не менее, очевидно, чувствовал это и во второй раз не допустил развертывания широкомасштабной Гражданской войны в России. За Керенского вступились американцы, благодаря давлению которых совещание дипломатов 11 стран под председательством Бьюкенена как дуайена дипломатического корпуса поддержало Временное правительство против Корнилова. Отношение американцев к мятежу Корнилова диктовалось не столько приверженностью «демократическим» принципам, сколько противоборством с англичанами, поддерживавшими Корнилова.