Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 164

Представители лейбористской партии Великобритании, посетившие Советскую Россию в 1920 г., в своем докладе говорили: «Транспорт, который должен доставлять продовольствие из сельской местности в города, занят перевозкой продовольствия, снаряжения и людских масс на фронт. Паровозы, которые могли быть использованы, простаивают на рельсах из-за нехватки запасных частей для их ремонта, которые не могут быть доставлены в Россию по причине блокады. Цеха, предназначенные для производства инструментов, сельскохозяйственной техники, станков, выпускают винтовки, снаряды… В 1918-1919 гг. имелось более миллиона случаев сыпного тифа, причем ни один город или деревня в России или Сибири не избежали заражения. Вдобавок к этому случались эпидемии холеры, испанки и оспы. Мыло, дезинфицирующие средства и лекарства, необходимые для лечения этих болезней, отсутствовали в России из-за блокады. 200 или 300 тысяч русских умерли только от сыпного тифа, половина докторов, осуществлявших уход за больными тифом, умерли при исполнении обязанностей»772.

Санитарные потери Финляндии и Испании неизвестны, но, судя по продолжительности гражданской войны и климатическо-географическим особенностям, они должны быть в несколько раз меньше.

В-третьих, сравнение потерь показывает, что от репрессий в Финляндии и Испании (относительно России) погибло в несколько раз больше человек, чем непосредственно от боевых действий, причем уже после войны. В России же боевые потери были соизмеримы с величиной потерь от репрессий, причем большая часть их приходилась на период террора, осуществлявшегося непосредственно во время войны. При этом необходимо учитывать, что Гражданская война в России началась как продолжение Первой мировой войны, т. е. с радикализованным и вооруженным населением – в отличие от Финляндии и Испании, на территории которых мировой войны не было.

В результате в Испании и Финляндии удельная доля потерь, непосредственно связанных с террором и репрессиями, была в несколько раз выше, чем в России. Что же в итоге? После победы и в Испании, и в Финляндии правые правительства были вынуждены проводить «левую политику правыми руками»; конечно, особенности стран и время расставляли при этом свои акценты. В Финляндии стало строиться социально ориентированное общество, получившее впоследствии название «скандинавский (шведский) социализм» или, по Л. Эрхарду, 40 лет спустя,- рыночный социализм. В Испании установилась фашистская диктатура, в основе которой лежали те же принципы социально ориентированного общества. Аналогичную политику, подаваемую как «белую альтернативу» большевизму773, планировали вести в случае своей победы и белые в России, учитывая ее особенности и довоенные индустриальные тенденции развития. Большевистская Россия после революции и Гражданской войны также пришла к своему варианту «рыночного социализма» – нэпу, а затем индустриализации. Данное единообразие лишний раз подтверждает объективность действия политэкономических законов развития общества. Неважно, кто пришел бы к власти в России, белые или красные,- и те и другие были бы вынуждены вести одну и ту же политику; конечно, идеология расставляла бы при этом свои нюансы, и они порой носили бы весьма существенный характер, но не изменяли бы общей картины в целом.

Стоит остановиться и еще на одной жертве Гражданской войны, которую нередко относят к величайшему преступлению большевиков,- на казни царской семьи. Но, во-первых, арестовало царскую семью Временное правительство; во-вторых, «кроме Временного правительства, большая вина лежит и на высшем обществе, которое, вместо того чтобы единодушно возвысить свой голос за принятие каких-нибудь мер к спасению царя и его семьи, поддерживало лживые обвинения против царской четы. Лишив царскую семью свободы, возбудив против царя и царицы следствие по обвинению в государственной измене, члены Временного правительства сами подготовляли почву неслыханного преступления большевиков»,- пишет последний царский комендант В. Воейков774. Со своей стороны, официальный Лондон, отдавая себе отчет, чем это грозит царской чете, заявил, что до окончания войны въезд царя и его семьи в пределы Британской империи невозможен775.

Позицию Лондона в определенной мере может объяснить греческий опыт англичан. В июне 1917 г. союзники заняли Афины и организовали государственный переворот, приведя к власти своего старого протеже Венизелоса. Но «результаты выборов, оглашенные вечером 14 ноября,- пишет Черчилль,- стали для всех полной неожиданностью. Кандидатура Венизелоса была провалена». Союзная конференция, собравшаяся в Париже 3 декабря, уведомила греческое правительство, что «восстановление на троне короля, нелояльное отношение которого к союзникам во время войны причинило им большие затруднения и потери, может рассматриваться только как одобрение Грецией его враждебных действий…» Черчилль пишет: «Несмотря на эту декларацию, греки, запуганные монархистами-победителями, почти единогласно голосовали за возвращение Константина»776. Киган отмечает: «Установление сильного националистского и антитурецкого правительства в Афинах привело к мобилизации Греции под флагом «великой идеи» – восстановления греческой империи на востоке»…777 Восстановление сильной Российской империи, которое могло начаться под монархическим флагом, было явно не в интересах союзников.





В самой России с началом Гражданской войны для офицерства, разочаровавшегося в либеральных и социальных идеях Временного правительства, основной движущей идеей стало не Учредительное собрание, а восстановление монархии. Об этом пишут практически все свидетели и участники тех событий. Например, Марушевский отмечал: «В офицерской среде отмечались прежде всего монархические устремления, причем к монархическому течению примыкали лучшие представители кадрового офицерства, наиболее подготовленные для строевой работы»778. В. Голдин пишет: «Англичане также отмечали, что большинство русских офицеров были сторонниками монархии»779. Сохранение царской четы делало ее заложником Белого движения, которое в любой момент могло снова поднять знамя монархии. Это, в свою очередь, вело к новому затягиванию Гражданской войны и к новым многочисленным жертвам. С другой стороны, монархи, поскольку их невозможно переизбрать, несут ответственность за свое правление головой. И поэтому голову своим монархам рубили и англичане, и французы во время своих революций. Последние отрубили голову и жене короля, а заодно адвокатам, защищавшим их. Кстати, сам Николай II воспринимал свою вероятную гибель как неизбежную жертву во имя спасения своего государства.

НАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

Право государства на национализацию частной собственности вытекает из общепризнанного принципа международного права о суверенитете государства. Исходя из принципа суверенитета, только внутреннее право государства регулирует вопросы приобретения, перехода и утраты права частной собственности, в том числе и утраты этого права в силу закона о национализации780.

Национализацию – «попрание священного права частной собственности» – часто рассматривают как одну из основных причин возникновения Гражданской войны и интервенции. И это мнение во многом справедливо. Большевистская идеология и пропаганда, провозглашавшие отмирание частной собственности, сыграли здесь, очевидно, одну из ведущих ролей. Между тем национализация во время Гражданской войны была не столько плодом идеологии, сколько результатом объективно складывающихся условий, тенденций. С другой стороны, национализация не была и чем-то экстраординарным, она во многом повторяла путь, которым прошли другие «цивилизованные страны». Для анализа можно выделить два основных типа принудительной национализации – реквизиционную и мобилизационнуюI.

Реквизиционная национализация свойственна всем революциям. Так, во время французской и английской революций национализировали сначала земли и имущество церкви, затем короны и, наконец, побежденных врагов. Или, например, в США во время войны Севера и Юга собственность противников северян также была национализирована. Характерной чертой буржуазных революций был раздел и немедленная ре-приватизация конфискованной собственности между правящей и военной верхушками победителей. При этом использовались различные механизмы приватизации – от прямой раздачи до продажи за символическую цену. Даже в случае восстановления монархии после революции, например, в Англии и во