Страница 43 из 164
В период красного террора (сентябрь – ноябрь 1918 г.) рупором ВЧК стали собственные печатные издания: «Еженедельник ВЧК», «Красный террор», «Красный меч» и др., в которых вполне откровенно освещалась его деятельность. Эта откровенность, очевидно, не была случайной и служила психологическому подавлению сопротивления власти; именно в ней заключалась массовидность террора. Формула воздействия была выражена Л. Троцким: «Победоносная война истребляет по общему правилу лишь незначительную часть побежденной армии, устрашая остальных, сламывая их волю. Так же действует революция: она убивает единицы, устрашает тысячи»574. М. Калинин высказывался дипломатичнее: «Наказывая одних, мы воспитываем целое поколение», соответственно информация об этих «наказаниях» должна была распространяться как можно шире. Вместе с тем публично голов на улицах, как во времена Французской революции, уже не рубили. С другой стороны, в 1918 г. Ленин, несмотря на подавление оппозиционной прессы, пытался сохранить «демократический централизм» внутри партии и поддерживал относительную свободу мнений внутри ее. В совокупности «откровенность» и «демократизм» привели к росту критических выступлений против красного террора в самой партии. Они достигли такого уровня, что 19 декабря 1918 года, спустя уже месяц после окончания красного террора, по предложению Ленина ЦК партии вынужден был постановить, что «на страницах партийной советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях»575.
Красный террор «в Питере, пример коего решает», выразился в расстреле 512 представителей высшей буржуазной элиты (бывших сановников и министров, даже профессоров). Списки расстрелянных вывешивались. Всего, по официальным данным, в Петрограде в ходе красного террора были расстреляны около 800 человек. Еще примерно 400 человек были расстреляны в Кронштадте. «Еженедельник ВЧК» скрупулезно подсчитывал число жертв Красного террора: с сентября по октябрь 1918 г. ЧК Нижнего Новгорода расстреляла 141 заложника; 700 заложников были арестованы в течение трех дней. В Вятке эвакуированная из Екатеринбурга Уральская ЧК отрапортовала о расстреле за неделю 23 «бывших жандармов», 154 «контрреволюционеров», 8 «монархистов», 28 «членов партии кадетов», 186 «офицеров» и 10 «меньшевиков и правых эсеров». ЧК Иваново-Вознесенска сообщила о взятии 181 заложника, казни 25 «контрреволюционеров» и об организации «концентрационного лагеря на 1000 мест». ЧК маленького городка Себежа казнила «16 кулаков и попа, отслужившего молебен в память кровавого тирана Николая II»; ЧК Твери – 130 заложников, 39 расстрелянных; Пермская ЧК – 50 казненных. Можно еще продолжать этот каталог смерти, извлеченный из шести вышедших номеров «Еженедельника ВЧК»516. «Другие местные газеты осенью 1918 года также сообщают о сотнях арестов и казней. Ограничимся лишь двумя примерами: единственный вышедший номер «Известий Царицынской Губчека» сообщает о расстреле 103 человек за неделю между 3 и 10 сентября. С 1 по 8 ноября 1918 года перед трибуналом местной ЧК предстал 371 человек: 50 были приговорены к смерти, другие – «к заключению в концентрационный лагерь в качестве профилактической меры как заложники вплоть до полной ликвидации всех контрреволюционных восстаний…» «Такая практика была обычной в течение всего лета 1918 года. Однако в ноябре того же года в Мотовилихе местная ЧК, вдохновляемая призывами из центра, пошла дальше: более 100 забастовщиков были расстреляны без всякого суда»577.
ЧКК пишет: «Было бы напрасно пытаться точно сосчитать число жертв этой первой волны красного террора. Один из видных руководителей ВЧК М. Лацис, утверждая, что за второе полугодие 1918 года ВЧК казнила 4500 человек, не без цинизма добавил: «Если можно в чем-нибудь обвинить ЧК, то не в излишнем рвении к расстрелам, а в недостаточности применения высшей меры наказания. Строгая железная рука уменьшает всегда количество жертв»578. В конце октября 1918 года лидер меньшевиков Ю. Мартов считал, что жертв ЧК с начала сентября было «более чем десять тысяч»579.
Много это или мало? ЧКК справедливо приводит сравнение, что 10 тысяч жертв ЧК – это в 2,5 раза больше, чем за 50 лет предшествующих лет царизма. Но за несколько месяцев террора той же Французской революции было казнено 17 тысяч человек – давняя история? В Финляндии в 1918 г. еще до введения красного террора в России за 2-4 месяца были расстреляны примерно те же 10 тысяч человек, что составило около 3% всего населения страны! Для сравнения: во время красного террора погибло не более 0,06% населения России. Причем «финский белый террор» был уже террором победителей против побежденных, а в Советской России красный террор был только оборонительной мерой, составной частью «чрезвычайного военного положения», введенного поэтапно 2-5 сентября 1918 г. в ответ на развертывание иностранной интервенции. Помимо этого, красный террор стал ответом на белый террор, массовые расстрелы, которые устроила Добровольческая армия во время своего первого похода, ведомая приказом «пленных не брать», а также в ответ на «белый террор» в Финляндии и Чехословакии. Еще до «красного террора» жертвами «белого» стали несколько десятков тысяч человек. Но эти жертвы почти никто не учитывал, ведь с точки зрения «социального расизма» они людьми не считались. Так, В. Краснов пишет про колчаковцев: «Они не распространяли на большевиков, а заодно и на побывавшее под властью Советов население, особенно «низшие» трудовые слои, общепринятые правовые нормы и гуманитарные обычаи. Убить или замучить большевика не считалось грехом.
IС. Волков очевидно прав: «Официальные данные ЧК о расстрелянных не отражают, разумеется, и 10% реальной цифры. По ним получается, что за 1918 год было расстреляно 6185 человек (в т. ч. за первую половину года 22), а всего за три года – 12 733; в тюрьмы было посажено в 1918 году 14 829 человек, в концлагеря – 6407 и заложниками взято 4068 (в 1919 году – 5491)». (Трифонов И. Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР, М, 1975. С. 166.)
Сейчас невозможно установить, сколько массовых расправ над гражданским населением навсегда ушло в небытие, не оставив документальных следов, потому что в обстановке хаоса и безвластия простым людям не у кого было искать защиты»580. Белый террор был в самом разгаре, а Ленин еще только спрашивал Бонч-Бруевича: «Неужели у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля, который привел бы в порядок расходившуюся контрреволюцию?»581
Практически все серьезные исследователи признают, что социалистическая революция в России произошла относительно бескровно и большевики сделали максимум возможного для того, чтобы предупредить массовое кровопролитие, почти полгода не отвечая на белый террор. Эту особенность – отсутствие ответного красного террора до сентября 1918 г. отмечал французский дипломат Л. Робиен, радикально настроенный против большевиков, находившийся в начале интервенции в Архангельске: «Большевики становятся жестокими, они сильно изменились за последние две недели. Боюсь, как бы в русской революции, которая до сих пор не пролила ни капли крови, не настал период террора…»582 Не менее радикально настроенный против большевиков С. Волков также пишет: «В местностях, с самого начала твердо находящихся под контролем большевиков (Центральная Россия, Поволжье, Урал), организованный террор развернулся в основном позже - с лета - осени 1918 года»583. На то, что именно интервенция стала основной причиной красного террора, указывал и посол Франции: «Размещение союзников в Архангельске послужило предлогом для нового террора. Надо было обратиться к истории, чтобы найти примеры варварства, подобные большевистским в этот период. Любое цивилизованное государство, уважающее закон, допускает только один вид наказания – индивидуальный, применимый к преступникам и правонарушителям. Комиссары же заменили его на систему заложников и на коллективную ответственность, действующую только у отсталых народов»584. Но что такое интервенция, как не наказание всей страны, всего народа… и такой вид «наказания» является допустимым для «цивилизованных государств»?