Страница 25 из 164
На самом деле это был откровенный обман. После покушения на немецкого посла Мирбаха германское правительство действительно запросило согласия русского правительства на допущение батальона германских солдат для охраны германского посольства. Уже на следующий день, 15 июля, ВЦИК утвердил ответ Ленина: «Подобного желания мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками. На такой шаг мы вынуждены были бы ответить… усиленной мобилизацией, призывом поголовно всех взрослых рабочих и крестьян к вооруженному сопротивлению… эту революционную войну рабочие и крестьяне России поведут рука об руку с Советской властью до последнего издыхания»331. При этом Чичерин, «принимая во внимание возможную опасность, грозящую представителям держав Антанты», пригласил послов переехать в Москву, т. к. «Советское правительство считает Москву единственным городом, где возможно обеспечить безопасность представителей данных стран»352.
Но союзнические миссии приняли решение ехать не в Москву, а в Архангельск; большевики им не препятствовали. Тем не менее Чичерин еще несколько раз в более чем учтивой форме обращался к Фрэнсису как дуайену дипломатического корпуса с предложением переехать в Москву и наладить отношения с Советским правительством. Он был настолько настойчив, что Фрэнсис писал: «У Чичерина, похоже, сложилось впечатление, что после нашего отъезда из Вологды Советское правительство будет располагать американским послом»353. Нуланс в данном случае занимался такой же дезинформацией, как и Фрэнсис. В апреле 1918 г. «добавилось разоблачение связей между сибирскими контрреволюционерами и некоторыми консулами из числа союзников. Народный комиссариат опубликовал эти сведения и предъявил союзникам ноту с требованием отозвать консулов, имевших отношение к этому делу… Французский дипломат пишет: «На это повлияла наша ошибка. Союзники держат в Москве целое сборище официальных агентов, которые излишне заигрывают с Советами, давая им понять, что их правительство готово признать новый режим»354. Но если бы только этим ограничивалась «дипломатическая» деятельность послов демократических держав!
Послы в своей подрывной деятельности вполне логично нашли себе союзников среди откровенных революционных террористов – эсеров. Бьюкенен писал: «Мы пришли в этой стране к любопытному положению, когда мы приветствуем назначение террориста, бывшего одним из главных организаторов убийства великого князя Сергея Александровича и Плеве, в надежде, что его энергия и сила воли могут еще спасти армию. Савинков представляет собою пылкого поборника решительных мер как для восстановления дисциплины, так и для подавления анархии…»355 Департамент полиции за 7 лет до этих событий писал, что стоящий во главе боевого дела партии социалистов-революционеров эмигрант Б. Савинков ныне может находиться в пределах империи. Принимая во внимание весьма серьезное значение Савинкова в партии, Департамент полиции предлагает всем розыскным органам принять самые решительные действительные меры к обнаружению Савинкова и к аресту его356.
Основная ставка была сделана на левых эсеров, вошедших в большевистское правительство. После заключения Брестского мира левые эсеры ушли почти из всех наркоматов, кроме ВЧК. 6 июля 1918 г. левые эсеры использовали аппарат ВЧК в организации убийства немецкого посла Мирбаха, послужившего сигналом к началу эсеровских мятежей в Центральной России. Активное участие в мятежах приняли бывшие царские офицеры. 7 июля произошло восстание в Рыбинске (где в организации состояли до 400 офицеров), а на следующий день – восстание в Муроме357. Основные события развернулись 6 июля в Ярославле358. «Всего в Ярославле сражалось около 1,5 тысячи офицеров и около 6 тысяч добровольцев… Не получив ниоткуда помощи, Ярославль, превращенный латышской артиллерией в груду развалин, 21 июля пал, и большинство его защитников погибли. Часть офицеров (около 500), сдавшиеся представителю германской миссии (восставшие провозгласили отмену Брестского мира и возобновление войны с Германией), были расстреляны в первый же день, как и остальные уцелевшие…»359 После падения Ярославля Дзержинский направил туда специальную следственную комиссию, которая за пять дней, с 24 по 28 июля, расстреляла 428 человек360.
По показаниям Б. Савинкова, руководившего мятежом в Ярославле, восстание финансировались через французского военного атташе в Москве.
Финансирование «союзниками» антибольшевистских мятежей в июле 1918 г., млн. руб.361
Б. Савинков 2,5
Эсеры 4
«Союз защиты родины и свободы» 2
«Национальный центр» 2
Ленин имел все основания характеризовать события в Ярославле как заговор послов. Действительно, «история дипломатии цивилизованных народов не знала примеров», подобных поведению «послов» Антанты в России 1918 года. Позже будет арестован и Локкарт за финансирование подпольного «Всероссийского национального центра» и «Союза возрождения России», а затем выслан из страны362.
Переговоры послов с Советским правительством сопровождались активной интервенционистской деятельностью «союзников», финансировавших белогвардейские армии на юге России, мятежи в центре, высадивших свои войска на севере России, захвативших в Сибири Уфу, а на Дальнем Востоке – Владивосток. Промышленные центры оказались отрезанными от донецкого угля и продовольственных районов юга России и Украины. В центральной России начинался голод. Переговоры с союзниками теряли смысл, поскольку все ярче выступали их действительные цели. По сути, союзники вели уже открытую, но неофициальную войну с Россией, которая действительно превратилась в «осажденный лагерь». Большевики в той или иной мере контролировали менее четверти территории страны. К лету 1918 г. в России было введено «чрезвычайное военное положение», объявлен «красный террор», «союзники» и противники ожидали скорого падения большевиков. Немецкий посол Мирбах пришел к выводу, что «далее поддерживать большевиков нет никакого смысла». Как выразился он в письме министру иностранных дел 25 июня, «мы, безусловно, стоим у постели безнадежно больного человека. Большевизм скоро падет… В час падения большевиков германские войска должны быть готовы захватить обе столицы и приступить к формированию новой власти. Альтернативой могли бы быть монархисты, но они потеряли ориентацию и заботятся лишь о возвращении своих привилегий. Ядром будущего (прогерманского) правительства должны стать умеренные октябристы и кадеты с привлечением видных фигур из бизнеса и финансов»363.
Ссылка на кадетов была не случайной. После объявления кадетов партией «врагов народа», в декабре 1917 г. Милюков бежал с Дона и в Киеве вступил в контакт с командованием германских войск. «Ориентация Милюкова на немцев вызвала сильнейшее возмущение в ставке Добровольческой армии и навсегда подорвала его авторитет среди офицерства…». Сам Милюков объяснял свой поступок тем, что он был «уверен если не в полной победе немцев, то, во всяком случае, в затяжке войны, которая должна послужить к выгоде Германии, получившей возможность продовольствовать всю армию за счет захваченной ею Украины… На западе союзники помочь России не могут». Между тем немцам «самим выгоднее иметь в тылу не большевиков и слабую Украину, а восстановленную с их помощью и, следовательно, дружественную им Россию». Поэтому он надеялся «убедить немцев занять Москву и Петербург, что для них никакой трудности не представляет», и помочь образованию «всероссийской национальной власти»364. Левый кадет князь В. А. Оболенский при встрече с Милюковым в мае 1918 года спросил: «Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков? Народ вам этого не простит…» В ответ лидер кадетов «холодно пожал плечами». «Народ? – переспросил он.- Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться»365.