Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 164

После разгрома белогвардейцев красные далеко еще не стали хозяевами на освобожденных территориях. Глубинные сельские местности Украины все еще находились под контролем сотен больших и малых отрядов или формирований «зеленых». В отличие от «черных орлов» России, украинские «зеленые», чьи отряды состояли в основном из дезертиров, были хорошо вооружены. Летом 1920 года в той же армии Махно насчитывалось около 15 тысяч пехоты, 2500 кавалеристов, сотня пулеметов, 20 орудий и два бронепоезда270. Крестьянская армия Григорьева насчитывала почти 20 тыс. бойцов… с 50 орудиями, 700 пулеметами; в апреле – мае 1920 г. она взяла целый ряд городов Южной Украины: Черкассы, Херсон, Николаев, Одессу и некоторые другие. Свои цели Григорьев декларировал следующим образом: «Вся власть Советам народа Украины!», «Украина для украинцев без большевиков и евреев!», «Раздел земли!», «Свобода предпринимательству и торговле!»271. Почти 20 тыс. партизан атамана Зеленого удерживали чуть ли не всю Киевскую губернию, за исключением важнейших городов…

Общая численность только активных участников «крестьянского бунта» переваливала за 1,5 млн. человек, т. е. на первом этапе Гражданской войны превышала численность Белой и Красной армий, вместе взятых, в несколько раз. Десятки крестьянских формирований численностью от нескольких десятков до нескольких тысяч человек воевали против всех почти в каждой губернии юга России и Сибири1.

1 Чтобы современник мог лучше представить себе картину происходивших событий, ему можно привести пример Чечни конца 1990-х годов. Почти десять лет то разгорающейся, то затихающей контртеррористической операции, многие тысячи погибших; при этом российское правительство активно финансирует восстановление Чечни, но теракты происходили почти непрерывно Но эта одна маленькая Чечня, представьте себе, что во время Гражданской войны Чечней была вся Россия, и правительство вынуждено было не финансировать, а наоборот, брать у населения продовольствие, налоги и т. д. У большевиков не было за спиной нефти, газа, ядерного щита… у них оставалась только разруха от Первой мировой войны, революций, Гражданской войны и интервенции.

Или взять пример теракта в США 11 сентября, когда в ответ американцы только по подозрению в терроризме разбомбили государство на другой стороне планеты. Но в начале XX века не было высокоточного оружия, у большевиков не было глобального экономического превосходства над повстанцами, они точно так же, как и крестьяне, боролись за выживание, правда, не только свое, но и русского государства.

Можно ли было избежать насилия в этих условиях? Очевидно, нет. Будь то белые, или красные, или «союзники»-оккупанты, всем им пришлось бы решать одну и ту же задачу: возвращение «расплавленной стихии» в государственное русло. Мирными средствами в то время достичь этого было невозможно. Можно ли было уменьшить насилие? Какую роль большевистская идеология оказала на размеры насилия? Можно лишь привести пример подхода к восстановлению государственности деникинского правительства, в период его расцвета: «С приближением армии к Москве оставшиеся в ее тылу военные и гражданские чиновники становились все более развязными и, поощряемые крайними реакционными элементами, говорившими (слова генерала Кутепова), что восстановить Россию возможно лишь при помощи кнута и виселицы, всячески старались применять эти способы воссоздания «Единой, Великой и Неделимой России» на вверенной им правительством Деникина территории»272.

Тем не менее можно абсолютно точно указать только на одно – насилие можно было предупредить здоровой государственной политикой царского или Временного правительств, пока стихия еще не вышла из берегов. Радикальная большевистская власть стала следствием провала недальновидной политики предыдущих правительств. Большевикам же нужно было не только установить свою власть но и «платить» за «ошибки» предыдущих. Эта плата, бралась с «процентами», которые большевики в виде новых жертв приносили в угоду своей идеологии. Бердяев в своей работе «Царство духа и царство кесаря» писал: «Революции, все революции, обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих, наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока, а не свободы… Революция в значительной степени есть расплата за грехи прошлого. Но эта расплата за старое зло осуществляется с помощью нового зла…». При этом можно так же совершенно объективно и определенно утверждать, что если бы не было иностранной военной и финансовой интервенции, приведшей к затягиванию Гражданской войны, разгул стихии не принял бы столь дикого размаха и, следовательно, не потребовалось бы применения столь жестких мер для ее подавления.

«Крестьянский бунт» стал третьим, отдельным фронтом Гражданской войны. Он, по признанию Ленина и Троцкого, представлял «во много раз, превышающую» угрозу со стороны всех белых, «сложенных вместе»… Но для белых он представлял еще большую угрозу, здесь в силу вступал еще, почти на животном уровне, классовый антагонизм (выражавшийся, в частности, в вопросе о земле). Подавление «крестьянского бунта» рассматривалось обеими сторонами как неизбежное условие существования самого государства. И это несмотря на то что многие крестьянские атаманы типа Махно время от времени переходили на сторону красных или белых. Тем не менее они как союзники представляли еще большую угрозу, чем противник. Например, в Сибири «белый» атаман Г. Семенов отказывался признать верховную власть Колчака, угрожая объявлением автономии Восточной Сибири. Атаман прервал телеграфное сообщение Омска с Дальним Востоком, задерживал и грабил поезда, забирал из казначейства деньги273. Войска у Семенова жили «поборами, грабежом и деньгами, полученными от японцев». Японцы держали его под своим контролем, и «Семенов делал именно то, чего они от него хотели»274.





На юге Росси ситуация была еще хуже. «Наибольшее зло,- писал белый генерал Драгомиров,- это атаманы, перешедшие на нашу сторону, вроде Струка. Это типичный разбойник, которому суждена, несомненно, виселица. Принимать их к нам и сохранять их отряды – это только порочить наше дело. При первой возможности его отряд буду расформировывать…» Драгомиров считал необходимым поставить борьбу с бандитизмом на первый план, ибо «ни о каком гражданском правопорядке невозможно говорить, пока мы не сумеем обеспечить самое элементарное спокойствие и безопасность личную и имущественную…»275 Американец Франк Кинг писал, про нравы атаманов в колчаковской Сибири: «Бежавшие из Хабаровска от тирании атамана Калмыкова русские выглядят полоумными от тех ужасов, которые им пришлось пережить от безумных калмыковцев. В защиту беспощадно расстреливаемых русских вынуждены были вступиться американские войска…»276

Но лидеры Белого движения даже не ставили себе целей подавления крестьянской стихии и возвращения ее в русло государственности. Деникин пишет: «Если у нас в тылу бушевали повстанчество и бандитизм, то и линия наступающего советского фронта не смела повстанцев, а только перекинулась через них, и они работали теперь в тылу советских армий. Тот же Махно, который ранее приковывал к себе 1 1/2 наших корпуса, в конце декабря, перейдя в гуляйпольский район, вклинился между частями 14-й советской армии, наступавшей на Крым»277. Таким образом, подавление «крестьянского бунта», оказавшегося в тылу большевиков, ложилось целиком на плечи победителей…

Но в Гражданской войне в России, кроме белых, красных и крестьянских повстанцев, был еще один участник. Он не принимал активных действий и был менее заметен на фронтах Гражданской войны, но тем не менее его присутствие играло самую главную решающую роль в развязывании и затягивании Гражданской войны, в степени ее ожесточения…

ИНТЕРВЕНЦИЯ

Президент Франции записал в своем дневнике в 1915 г.: «Самба… подчеркивал эффективность русской помощи и категорично заявил: «Скажите без боязни, что, не будь России, нас бы захлестнула волна неприятельского нашествия. Имейте это в виду каждый раз, когда натолкнетесь на то или другое последствие внутреннего режима этой великой страны»278.