Страница 133 из 164
ОКТЯБРЬ 1917 г. РУССКАЯ И МИРОВАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В 1923 г. один из вдохновителей Гражданской войны П. Милюков будет доказывать, что к власти в России пришла не кучка насильников большевиков, а новые слои народа. «Интеллигенция должна научиться смотреть на события в России,- говорил он в своей лекции «Россия и русская эмиграция» в Праге,- не как на случайный бунт озверелых рабов, а как на великий исторический поворот, разорвавший с прошлым навсегда»1765. «Отойдя на известное расстояние от событий,- напишет Милюков,- мы только теперь начинаем разбирать… что в этом поведении масс, инертных, невежественных, забитых, сказалась коллективная народная мудрость. Пусть Россия разорена, отброшена из двадцатого столетия в семнадцатое, пусть разрушена промышленность, торговля, городская жизнь, высшая и средняя культура. Когда мы будем подводить актив и пассив громадного переворота, через который мы проходим, мы, весьма вероятно, увидим то же, что показало изучение Великой французской революции. Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешел в новую жизнь, обогащенный запасом нового опыта…»1766
С. Павлюченков сделает еще более смелое обобщение: «Человечество коллективно шло к русской революции, и ее результаты, как в свое время революции французской, принадлежат всему человечеству и повлияли на цивилизацию теми или иными способами, продвинув ее далеко вперед по пути гармонизации общественных отношений»1767.
В чем же заключались эти результаты и громадный переворот, и вообще было ли оно, общемировое значение Русской социалистической революции?
Заслугой Маркса, которую он сам определял как главную, является выявление способности буржуазного общества к эволюционированию. «Маркс был, безусловно, гением,- пишут американские экономисты Р. Хайлбронер и П. Туроу,- человеком, изменившим характер нашего мышления об обществе (во всех аспектах, как историческом и социологическом, так и экономическом) столь же радикально, как Платон изменил характер мышления философского, а Фрейд – психологического. Очень немногие экономисты сегодня прорабатывают всю необъятную массу работ Маркса, но так или иначе его воздействие затронуло большинство из нас, даже если мы не отдаем себе отчета в этом. Марксу мы обязаны фундаментальной идеей о том, что капитализм – развивающаяся система, вышедшая из конкретного исторического прошлого и медленно, неравномерно двигающаяся к иной, неясно различимой форме общества»1768.
К XIX веку развитие капитализма и демократии образца XVIII века достигло стадии своего «насыщения», и они постепенно выродились в «диктатуру капитала». Об этом писали даже яростные оппоненты Маркса: «…Начиная с 1850 года, в викторианскую эпоху, институты капитализма на некоторое время стали господствующими не только в экономической, но и политической, религиозной и культурной жизни, что напоминает о временах господства феодальной аристократии»1769. Ницше по этому поводу совершенно точно писал: «Теперешняя же так называемая демократия отличается от старых форм правления единственно только тем, что едет на новых лошадях; дороги же и экипажи остались прежние. Но меньше ли от этого стала опасность, грозящая народному благосостоянию?»1770
Либеральные экономисты В. May и И. Стародубровская пишут: «Первая мировая война, а затем Великая депрессия 1929-1933 годов в полной мере продемонстрировали нестабильность и неспособность к саморегуляции капиталистического общества на его монополистической стадии. Существуют многочисленные свидетельства, что кризис конца 20-х – начала 30-х годов воспринимался многими как неизбежный конец капитализма»1771. A. Barkai и A. Ekirch утверждают, что по мере своего углубления экономический кризис во время Великой депрессии в Европе и в США «широко воспринимался как признак конца капитализма»1772. Капиталистическое общество зашло в тот же тупик, в который в свое время зашло феодальное. Критики скажут что капиталистическое общество хоть и медленно, но все же эволюционировало в социальном (демократическом) направлении. Безусловно да, но не больше, чем абсолютная монархия, которая в свое время также эволюционировала в сторону капитализма. Однако для того, чтобы совершить качественный переход к капитализму, потребовалась буржуазная революция.
В XX веке место абсолютной монархии (аристократии нового типа) заняла «диктатура капитала». К. Маркс олицетворял «диктатуру капитала» с властью государственной административно-бюрократической машины. «По мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства. После каждой революции, означавшей известный шаг вперед классовой борьбы, чисто угнетательский характер государственной власти выступает наружу все более и более открыто»1773. Американский экономист Е. Хант пишет: «Несмотря на то что имя Маркса было использовано многими силами, враждебными свободе, я верю в то, что если когда и будет создано общество, основанное на принципах истинного равенства и свободы, его создатели будут многим обязаны идеям К. Маркса»1774. Е. Хант был прав в плане признания идей Маркса, но относительно «сил, враждебных свободе», впадал в привычные для его круга заблуждения. Сам К. Маркс утверждал: для того чтобы сломить «диктатуру капитала», необходимо установить новую диктатуру противоположного свойства – «диктатуру пролетариата». Именно «диктатура капитала», по Марксу, выступала в виде «сил, враждебных свободе». Радикализм Маркса объяснялся радикализмом условий, в которых он работал, и объективной невозможностью точно предсказать будущие формы общественного развития. Он рисовал идеализированную картину, и поэтому его идеи были ближе не столько к практическим рекомендациям, сколько к идеологическим (религиозным) постулатам.
Для наглядности дальнейших рассуждений вернемся к нашему графику.
Противоборство двух диктатур должно было привести к переходу на новый уровень развития и смещению общественного строя в зависимости от располагаемых экономических ресурсов развития в сектор либеральной или социальной демократии. Так и получилось – развитие Запада вдоль кривой (АВ), продолжавшееся с XVII по XIX в. и приведшее к установлению «диктатуры капитала», под влиянием «диктатуры пролетариата» в XX веке изменилось на движение вдоль кривой (ВС). Под влиянием этих сил Запад снова оказался в секторе Демократии, но уже образца XX века.
В первой половине XX века к «диктатуре капитала» пришли не только несшие остатки феодализма и разоренные Первой мировой страны Европы, но и США – страна передового либерализма и демократии, выращенных в тепличных условиях мирной жизни, обильно удобренных европейским золотом. Об этом в начале 30-х говорили уже не марксисты, а президент США Ф. Рузвельт: «Это естественно и, возможно, в природе человека, что привилегированные принцы новых экономических династий, жаждущие власти, стремятся захватить контроль над правительством. Они создали новый деспотизм и обернули его в одежды легальных санкций. Служа им, новые наемники стремятся поставить под свой контроль народ, его рабочую силу, собственность народа. В результате обычный американец снова стоит перед теми проблемами, перед которыми стояли борцы за независимость страны… Эти роялисты экономического порядка согласны с тем, что отстаивание политической свободы - дело государства, но экономическое рабство, по их мнению, этого государства не касается. Они согласны, что государство должно защищать право гражданина голосовать, но они отрицают за государством право гарантировать гражданину право на работу и право на жизнь… Но мы считаем, что если гражданин имеет равные права на избирательном участке, он должен иметь равные права и на рынке труда». Эти экономические роялисты жалуются, что мы стремимся сокрушить базовые американские установления. На самом деле они боятся, что мы лишим их власти. Наша приверженность американским установлениям требует от нас изменить этот порядок вещей. Зря они прячутся за нашим национальным флагом и за конституцией». (Аудитория теперь слушала стоя.) «Демократия, а не тирания, свобода, а не подчинение… Враг стоит внутри наших стен»1775. Рузвельт совершенно четко выделял две крайности: «диктатуру капитала», с одной стороны, и «диктатуру труда», «русский большевизм» – с другой, между которыми он хотел провести свою страну. Рузвельт сдвигал точку, в которой находились США, в сектор Демократии образца XX века. Соединенные Штаты благодаря Первой и Второй мировым войнам прошли этот процесс значительно легче, чем европейские страны.