Страница 79 из 114
По всей вероятности, существовала одна главная причина вспышки военных действий и два связанных с ней следствия. Сенат проявил предусмотрительность и решил не позволить никакому враждебному государству собрать силу в Восточном Средиземноморье, как это сделал на Западе Карфаген. Военное сотрудничество между Македонией и Сирией, направленное в это время против Египта, с таким же успехом в будущем могло обратиться против Рима. И если представилась такая возможность, то вполне разумно было поставить Филиппа на место. В конце концов, он уже вел войну против Рима и (это – одно из следствий) еще не поплатился за это.
И наконец, большую роль играли личные устремления тех, кто правил Римской республикой. По сути дела, они представляли собой закрытую группу, состоящую приблизительно из двух тысяч человек – своего рода клуб для избранных, куда допустили всего несколько «новых членов» (таких как Катон). Соперничество между ними проходило в более или менее дружественной манере, однако в любой момент времени многие из них могли потерять свои должности. После поражения Ганнибала для управления новыми римскими владениями в Западном Средиземноморье (Ближняя и Дальняя Испания, Сицилия, Корсика и Сардиния) требовались наместники и другие чиновники. Открылись новые возможности для политической деятельности, для проведения военных походов и личного обогащения. И теперь, когда незнакомое и загадочное восточное государство попало в поле зрения Римской республики, появились вакантные должности послов, советников и даже – это можно сказать с полной уверенностью – военачальников. Римские путешественники – чиновники и торговцы – с надеждой вошли в этот новый мир. Легко представить, какие они испытали чувства волнения и жадности, когда впервые оказались в больших городах, таких как Афины, Антиохия и Эфес, посетили Семь Чудес Света и своими глазами увидели достижения греческой цивилизации.
Как обычно, легионы разворачивались очень медленно, поэтому сначала инициатива оказалась в руках Филиппа, который горел желанием устроить грабежи и резню.
На второй год наступил перелом в войне. Командование вооруженными силами Рима принял молодой и талантливый полководец по имени Тит Квинкций Фламинин (брат того самого Фламинина, который убил кельта, чтобы доставить удовольствие своему любовнику, и который позднее преследовал Ганнибала до самой его смерти – см. эту страницу). Это был харизматичный, привлекательный муж, приверженец греческой культуры. Его вполне можно назвать Сципионом номер два. Несмотря на возражения некоторых сенаторов, его избрали консулом в очень раннем возрасте – двадцать девять лет.
Консул встретился с царем для переговоров, где Фламинин прямо сказал Филиппу снять «оковы Эллады» (другими словами, убрать свои гарнизоны) и возместить убытки тем государствам, поля и города которых он разграбил. Царь ответил, что никогда не освободит города, которые прежде находились под контролем Македонии, и что любые требования о возмещении ущерба необходимо рассмотреть в суде. Консул сказал: «Здесь нет нужды ни в посреднике, ни в судье: ведь виноват, как всякому очевидно, тот, кто взялся за оружие первым». Филипп вышел из себя. Он возразил, что не позволит разговаривать с собой так, словно он уже побежден, после чего покинул переговоры.
Стало ясно, что Фламинин намеревался выбить македонцев из их трех крепостей, а затем изгнать их из всей Греции. Филипп понимал, что его силы не смогут выдержать длительную войну на истощение. Поэтому он начал наступление, рассчитывая на быструю победу. Однако римляне при поддержке Этолийского союза оттеснили его в Фессалию. Разъяренный царь, отступая, применял тактику выжженной земли, тогда как более разумный Фламинин не стал грабить и совершать злодеяния. Несмотря на то, что в Пелопоннесе у Филиппа остались один или два его союзника, он видел, что Греция постепенно выходит из-под его контроля. Он попросил своего противника о встрече.
Кто-то записывал ход этой встречи, и до нашего времени сохранился полный отчет, который дает понять, как в те дни строились международные отношения и что за человек был Филипп. Обстоятельства были таковы, что, несмотря на свою готовность к переговорам, Фламинин не имел никакого желания заключать мир, тогда как царь стремился к одному – любой ценой избежать полного поражения.
Встреча проходила под открытым небом на берегу моря около Фермопил. Капитаны и цари не доверяли друг другу, поэтому надо было выбрать такое место, где возможность засады будет минимальной. Застроенное городское пространство для этого не подходит, так как в любом случае трудно найти город или поселение, которые будут соблюдать полный нейтралитет. Морское побережье лучше подходило для такой встречи, потому что одна сторона могла приехать по суше, а другая по морю. Это означало, что ни одна из сторон не смогла бы легко преследовать и захватить другую.
Итак, Фламинин и различные делегаты из Греции, Пергама и Родоса собрались на морском берегу и ждали Филиппа. Он прибыл на военном корабле в сопровождении пяти галер. Царь подошел близко к берегу, но высаживаться не стал.
Консул, не смущаясь, спросил Филиппа: «Кого же ты боишься?»
«Я-то никого не боюсь, разве что бессмертных богов. Но не всем я доверяю из тех, кого вижу вокруг тебя, и менее всего этолийцам», – ответил царь.
Такое начало не предвещало ничего хорошего, однако Фламинин предложил царю, который просил об этой встрече, высказать все, что он хочет.
«Первое слово принадлежит не мне, а тебе. Объясни мне, что я должен сделать, чтобы получить мир».
Консул изложил свои условия, наиболее важное из которых то, что Филипп должен будет полностью очистить Грецию. Затем свои требования перечислили остальные участники встречи, союзники римлян. Так, например, посланник из Пергама хотел, чтобы царь восстановил святилище Афродиты и храм Афины Ники (Победительницы) близ города Пергам. Все это Филипп разрушил во время своего набега на Пергамское царство.
Некий Феней из Этолийского союза говорил очень долго, постоянно подтверждая свои мысли многочисленными примерами. Он рассказал о манере Филиппа безжалостно опустошать не только территории своих врагов, но и своих друзей и союзников. Такая речь распалила царя. Он подошел еще ближе к берегу и обвинил Фенея в том, что его речь «по своей напыщенности и лживости достойна этолийца». Он отклонил все обвинения в свой адрес, однако признал, что военачальники силою обстоятельств часто вынуждены поступать вопреки своим желаниям.
Феней, страдавший сильною близорукостью, назвал его речь нелепой болтовней. Он заявил, что надо побеждать в борьбе или покоряться сильнейшему.
Филипп, снискавший славу находчивого и насмешливого собеседника, что очень подходит для царя, не смог удержаться от сарказма. Желая задеть говорящего, он сказал: «Да, это видит даже слепой!»
Далее последовала какая-то бессвязная беседа, в которой царь продолжал высказывать нападки на этолийцев. Затем он задал своим собеседникам вполне обоснованный вопрос: «Какую же Грецию, вы велите мне очистить? Какие вы полагаете ей границы? Ведь большинство самих этолийцев вовсе не эллины». Он перечислил и другие территории, которые не считались исконно греческими, и спросил: «Могу ли я остаться в этих местах?»
Затем он обратился к другим представителям и подробно ответил на все вопросы, которые они задали: «Разрушенного Никефория и разоренного участка Афродиты не могу, конечно, восстановить, но обязуюсь посылать туда растения и садоводов, которые должны будут заботиться о благолепии этого места и о возращении деревьев на месте вырубленных». Фламинин засмеялся в ответ.
Наконец, Филипп обратился к консулу и спросил: «Обязан ли я согласно его требованию очистить только те города и местности в Элладе, которые сам приобрел, или же и все те, которые перешли ко мне от предков?» Фламинин ничего не ответил, но вместо него пожелали ответить другие представители. Но время было уже позднее, и говорить речи не пристало, поэтому Филипп попросил всех представителей дать ему в письменном изложении те условия, на которых должен состояться мир. «Я одинок, – сказал Филипп, – у меня нет советников, поэтому я хочу наедине поразмыслить над предъявленными мне требованиями».