Страница 65 из 114
После сражения у Тразименского озера и двух поражений подряд римляне пали духом. На шесть месяцев назначили диктатора. Им стал «бородавчатый» Фабий Максим. Видимо он любил собирать прозвища, поскольку кроме «Веррукоза» его также называли «Овикула», или «Овечка». Как писал Плутарх, это прозвище «ему дали еще в детстве за кроткий нрав и неторопливость. Спокойный, молчаливый, он был чрезвычайно умерен и осторожен в удовольствиях, свойственных детскому возрасту, медленно и с большим трудом усваивал то, чему его учили, легко уступал товарищам и подчинялся им, и потому людям посторонним внушал подозрения в вялости и тупости… Но мнимая его бездеятельность говорит о неподвластности страстям, осторожность – о благоразумии, а недостаточная быстрота и подвижность – о неизменном, надежнейшем постоянстве».
По мнению Цицерона, «для римлянина» он много читал.
Фабий сформировал два новых легиона и, добавив их к существующим римским и союзным войскам, принял командование над армией в сорок тысяч человек. Он проводил разумную, но крайне непопулярную тактику – преследовал Ганнибала, избегая вступать с ним в битву. Фабий стремился измотать врага в надежде, что в какой-то момент он обязательно совершит роковую ошибку и потерпит поражение. Такая тактика сразу же оправдала себя, поскольку Фабий окружил карфагенян в гористой местности. Однако Ганнибал не отчаялся и после наступления ночи велел привязать горящие факелы на рога двум тысячам коров и гонять испуганных животных туда сюда по вершинам гор. Эта хитроумная уловка сработала. Римляне думали, что противник собирается напасть на них, в то время как карфагеняне сумели выйти из окружения под покровом ночи.
Тактика сдерживания позволила немолодому диктатору обучить свои новые войска и выиграть время, чтобы республика вышла из тяжелого морального состояния. Однако общественное мнение очень скоро настроилось против Фабия, который после окончания своего шестимесячного срока ушел в отставку. В результате у Рима оказалась огромная армия численностью 87 000 человек, то есть восемь легионов, и почти такое же количество союзных войск. Теперь римляне превосходили Ганнибала, армия которого насчитывала только 50 000 тысяч человек.
Два консула, сменившие Фабия, имели совершенно разный взгляды на план военной кампании. Представитель одного из древнейших патрицианских родов Луций Эмилий Павел, так же, как и Фабий, полагал, что Ганнибал неизбежно столкнется с голодом во время зимовки в Южной Италии. Однако выходец из плебеев, Гай Теренций Варрон, не одобрял тактику изнурения противника. Он утверждал, что Рим должен максимально использовать численное преимущество своей армии и как можно скорее вызвать противника на полномасштабное сражение.
Консулы обнаружили Ганнибала в районе небольшого городка Канны в Апулии среди пыли и цикад. По установленным правилам консулы поочередно командовали в течение одного дня. Когда Ганнибал вывел свою армию и предложил начать сражение, командовал Павел, и он отклонил предложение. На следующий день это же предложение принял Варрон. Сразу же после восхода солнца он вывесил над своим шатром красное знамя – вексиллум ( vexillum ), которое служило традиционным сигналом к сражению. Варрон построил свою армию. Конница расположилась на флангах, а пехота – в центре, при этом правый фланг примыкал к реке, а левый – к склону холма.
Ганнибал внимательно посмотрел на противника и заметил, что пехота выстроилась на очень небольшой площади, поэтому она имела большую глубину построения и очень тесно стояла по фронту. Ей было очень трудно маневрировать. Карфагенский полководец выстроил свои войска так, чтобы использовать эту возможную слабость. Он выставил свою кельтскую и испанскую пехоту напротив римского центра таким образом, что она оказалась выгнута дугой в сторону противника. Позади нее на обоих флангах, невидимых с фронта, он разместил два подразделения своих лучших войск – надежную и хорошо обученную ливийскую пехоту. На флангах его конница должна была сражаться с римской.
Когда началось сражение, римский центр стал оттеснять кельтов и испанцев, так что их линия построения изменилась с выпуклой дуги на вогнутую. Римская пехота, желая расширить себе пространство для битвы, необдуманно продвигалась все дальше вперед, пока с обеих сторон у нее не оказались ливийцы. После этого ливийская пехота обошла римлян и ударила по ним с тыла.
Тем временем конница Ганнибала на его левом фланге разгромила римскую конницу, которой командовал консул Павел. В строгом порядке победоносные кельтские и испанские всадники разделились и прошли позади римской армии, чтобы напасть на вражескую конницу на правом фланге. Последняя в панике бежала. Затем они разделились второй раз и атаковали с тыла римскую пехоту, которая теперь оказалась окруженной со всех сторон.
Остальная часть сражения представляла собой многочасовую кровавую бойню. Плотная толпа римских легионеров и их союзников постепенно редела. Павел храбро бился до последнего дыхания и погиб, сраженный камнем из пращи, тогда как Варрон с семьюдесятью всадниками сумел бежать. Он собрал всех отставших и взял на себя общее руководство тем, что осталось от армии. Когда он возвратился в Рим, оказалось, что народ приветствовал «его за то, что он не отчаялся в республике». Варрон продолжал получать общественные назначения, однако он больше никогда не возглавлял консульскую армию. Таков был Рим со своим великодушием.
Спастись от массовой резни удалось еще одной многочисленной группе, среди которой оказался девятнадцатилетний Публий Сципион. Он угрожал убить нескольких молодых аристократов, которые вели разговоры о бегстве в другие страны, и вынудил их поклясться, что они никогда не покинут свою родину.
На поле битвы остались лежать семьдесят тысяч римлян. Погибли двадцать девять старших командиров и восемьдесят сенаторов. Битва при Каннах стала самым страшным военным поражением в истории Рима. Сразу после этого поражения греческие полисы и местные племена Южной Италии изменили Риму и присягнули на верность Карфагену. Риму изменили также известный город Капуя и другие города Кампании. После смерти престарелого Гиерона свой давний союз с Римом разорвали Сиракузы. В результате хитроумного обмана карфагеняне захватили Тарент (однако римские войска сохранили за собой крепость и контроль над гаванью).
Рим охватило религиозное возбуждение и захлестнули разные предзнаменования и чудеса. По какой-то непонятной причине боги сильно разгневались на римлян. В Дельфы отправили посланников за советом, а в самом городе, чтобы возвратить божественную милость, живьем похоронили грека с гречанкой и галла с его соплеменницей. Такое жестокое деяние является следствием крайней степени отчаяния и истерии, поскольку в римских религиозных обрядах человеческие жертвоприношения почти никогда не совершались.
Все понимали, что Римская республика оказалась перед лицом полного поражения.
13. Птица без хвоста
Казалось, что Канны стали концом для Рима, ведь тогда еще никто не знал, что до заключения мира пройдет много лет, и римляне, в конце концов, выиграют войну. Так случилось, потому что победа Ганнибала зависела от двух обстоятельств, и оба они сложились не в его пользу. Эти обстоятельства – предполагаемая измена Риму его итальянских союзников и прибытие подкрепления из Испании.
Во-первых, справедливое соглашение Римской республики с завоеванными ею народами Центральной Италии принесли определенную выгоду. Республика все еще могла призвать на службу в свои войска большое число людей. Во-вторых, в течение семи лет бывший консул Сципион и его брат Гней не прекращали вести военные действия в Испании. Они уничтожали с таким трудом завоеванную империю Гамилькара Барки и не давали брату Ганнибала Гасдрубалу отправлять войска в Италию. Резервы Карфагена были на исходе.
Быть может, наиболее важным обстоятельством из всех стало безрассудное стремление республики к сопротивлению. После череды побед Ганнибал (как и Пирр до него) ожидал, что римляне совершат благоразумие и договорятся с ним о мире. Он не понимал, что при поражении они проявляли наибольшее упорство. Даже когда их сбивали с ног, они не собирались сдаваться. Карфагенский полководец предложил выкупить всех пленных, взятых в битве при Каннах, но сенат вообще отказался что-то обсуждать с неприятелем, даже при том, что это могло привести к рабству или казни многих граждан Рима и союзных с ним государств.