Страница 49 из 114
Но успех омрачался тем, что Пирр потерял приблизительно четыре тысячи человек, включая своих друзей и военачальников, которых он хорошо знал и которым доверял. Как мы уже видели, римляне имели очень большой резерв из мужчин призывного возраста, поэтому они без труда могли выставить подкрепление для консула. Однако и царь изо всех сил пытался собрать как можно больше войск.
Пирр заметил, как кто-то радовался победе, и ответил ему: «Если мы одержим еще одну такую победу, то окончательно погибнем!» (Отсюда происходит современное выражение «Пиррова победа».)
Несмотря на это Пирр в полной мере использовал возможности по формированию общественного мнения. Захваченное вражеское оружие по данному обету отослали в Додону в качестве трофеев. Сохранилась небольшая бронзовая табличка с отметкой о приношении: «Царь Пирр, эпироты и тарентинцы Зевсу Найосу от римлян и их союзников». Тарентинцы послали пожертвования в Афины, чтобы праздновать этот триумф над варварами, а доспехи, которые носил царь на протяжении всего сражения или во время отдельных его этапов, отослали на остров Родос в Храм Афины. Главный смысл всего этого был ясен: греческий мир теперь уже долго ничего не услышит о молодой итальянской республике.
Самниты и сабельские племена теперь открыто встали на сторону Пирра. То же самое можно сказать и о многих греческих колониях в Италии, которые, прежде чем решить, выжидали, чем завершится битва. Однако царь, по-видимому, не очень хорошо понимал, куда дальше направить свою армию. Один из его соперников за македонский трон однажды «сравнил Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но не знает, как воспользоваться своей удачей».
То, что, кажется, было слабостью, возможно, частично было определенным тактическим решением. Пирр не ставил себе целью склонить Рим к безоговорочной капитуляции, скорее всего, он понимал, что не сумеет этого добиться при таком состоянии своей армии. Он хотел, чтобы римляне ушли из Великой Греции и чтобы Рим вернулся к своему прежнему статусу второстепенной державы в Центральной Италии. Пирр надеялся, что Римская республика, увидев его бесспорное военное превосходство, вынуждена будет принять мирное соглашение.
И все же Пирр решил рискнуть и сделать еще один бросок, играя в кости. Чтобы проверить, насколько латины верны Риму, он двинул свою армию на север в Кампанию и дальше по Латинской дороге к Риму. Быть может, он надеялся поднять восстание в Этрурии. Однако с его приходом Центральная Италия не изменила своей политики, и если царь ожидал измены римлянам, то он ошибался. Города Неаполь и Капуя отказались сдаваться Пирру. Он продвинулся довольно далеко и не дошел всего несколько километров до Рима, но для города, с его высокими стенами и сильным гарнизоном, армия Пирра не представляла серьезной угрозы.
Левин собрал свои рассеянные войска, добавил к ним подкрепление, присланное сенатом, и стал преследовать армию Пирра, часто нападая на нее. Царь удивился и сравнил римскую армию с гидрой – ядовитой водной змеей с несколькими головами, и если отрубить одну голову, то на ее месте вырастают другие. «Разгромленные в пух и прах легионы снова возрождаются!» – восхищенно заметил Пирр. Консульская армия, которая наблюдала за поведением этрусков, двинулась на юг. Царь, опасаясь попасть в клещи, повернул обратно и возвратился в Тарент, где провел зиму 280 года.
Настало время для дипломатии, и римляне поставили Пирра еще раз в замешательство. Для переговоров с Пирром прибыла делегация из трех крупных римских политиков, возглавляемая Гаем Фабрицием Лусцином. К сильному удивлению царя, единственный вопрос, который они собирались обсуждать, касался выкупа пленных римлян. Он предположил, что они, как было принято в эллинистическом мире, признают факт своего проигрыша и будут искать условия мира. Не зная, что делать, он обратился за помощью к своим советникам. Пирр поступил так, как ему посоветовал Киней – освободил пленных без выкупа и отправил в Рим посланников с деньгами.
Еще до того, как посольство выехало из Тарента, он пригласил к себе Фабриция, предложил ему щедрое вознаграждение и попросил помочь ему с заключением мира с Римом. Тот отказался от вознаграждения на том основании, что у него уже много имущества, и сказал прохладно: «Я поддерживаю тебя, Пирр, в твоем желании заключить мир, и я обещаю тебе всегда сохранять мир, если это будет в наших интересах».
Фабриций не прибегал ни к какому вероломству и через некоторое время он честно предупредил Пирра, что его личный врач собирался отравить его. Отказ римлян не остановил царя. Он отправил в Рим Кинея, чтобы тот убедил сенат заключить мирное соглашение. Будучи величайшим оратором своего времени, Киней напоминал своим слушателям известного оратора Демосфена, жившего в IV веке. Пирр очень высоко ценил силу убеждения Кинея и как-то заметил, что «Киней своими речами взял больше городов, чем я сам с мечом в руках».
На всякий случай, если слов окажется недостаточно, Киней привез с собой большое количество золота и, как сообщают, много роскошной женской одежды. Он считал, что если не удастся победить мужчин, то их жены, которых заинтересует последняя греческая мода, точно не устоят и заставят свои мужей изменить свое мнения. Эллинистические монархи считали это проявлением своей величайшей щедрости, а римляне относились к этому, как к подкупу, несмотря на то, что многие взяли то, что им предлагали.
Посланник Пирра на самом деле не очень хорошо понимал эти культурные различия, однако его нельзя было назвать глупцом. После своего прибытия в Рим он не сразу пошел встречаться с сенатом. Под разными предлогами он прогуливался по городу, старался почувствовать своеобразие этого места и заводил знакомства с самыми знатными людьми. Будучи приятным собеседником, щедро раздающим подарки, Киней вскоре стал известной личностью в римском обществе. К тому времени, когда он встретился с сенатом, многие его члены уже хорошо знали его и были готовы поддержать его план мирного соглашения.
Предложенные им условия оказались довольно жесткими. Тарент и другие греческие города, расположенные Южной Италии, должны были быть полностью независимыми. Все земли, захваченные у самнитов и других сабельских племен, должны быть возвращены их первоначальным владельцам. И наконец, Киней предложил заключить союз с Пирром (не вполне понятно, правда, с Тарентом или с Эпиром). Общий смысл этого договора состоял в том, что сфера влияния Рима уменьшалась до области Лаций. На что рассчитывал Киней, считая, что сенат примет такие предложения? На силу своих «золотых уст» (и золотых монет), на ослабление и моральный упадок Римской республики, или же на то и другое?
Решение собирались принять без Аппия Клавдия Цека. Будучи старым, больным, совершенно слепым, он уже не участвовал в общественной жизни. Узнав, что начинается голосование за прекращение военных действий, он не смог сдержаться. Клавдий велел слугам принести его на носилках к дому сената. У дверей его встретили сыновья и зятья, которые помогли ему войти внутрь.
Он с возмущением обратился к сенату. Как пишет Плутарх, он сказал: «До сих пор, римляне, я никак не мог примириться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух».
Он настоял, чтобы Пирр сначала уехал из Италии, и только потом можно будет вести какие-то разговоры о дружбе и союзе. Сенат быстро изменил свое решение и единодушно проголосовал за его мнение. Кинея оправили обратно к своему покровителю с пустыми руками, единственное его приобретение состояло в том, что он понял характер римлян. Он сказал Пирру с сожалением, что «сенат показался ему собранием царей».
Речь Клавдия видимо отличалась своей силой и убедительностью. До нашего времени текст речи не дошел. Но в I веке эту речь еще читали, и ее текст считался старейшим римским текстом этого жанра. Цицерон считал, что этот старый непримиримый деятель «был речистым».
Пирр считал, что римляне побеждены и войну надо было заканчивать, но только теперь эпирский монарх понял, как много у Рима ресурсов и насколько стойки римляне. Содержать и снабжать свою армию в чужой стране было очень дорого, и еще дороже теперь, когда Пирр принял на службу новых наемников, главным образом из Южной Италии. Если он хотел продолжать игру, то ему понадобились бы огромные денежные средства. Пирр просил (скорее даже не просил, а требовал) у греческих городов в Италии, ради которых и затевалась эта военная кампания, финансовой поддержки его деятельности.