Большое гнездо

Неведомо ему было, что и до этого сносился батюшка с Мартирием, что рядились и торговались долго, и не столько о сыне пекся Ярослав, поддавшись уговорам владыки, сколько о своем положении на юге Руси. Загорелся он, почувствовав близость киевского высокого стола, руку поднял на Всеволода, рассчитывая, что Новгород ему нужнее, что, ежели, раздразнив владимирского князя, взамен за Киев, отзовет обратно сына и посадит его в Чернигове, то Рюрик принужден будет отказаться от борьбы: без Всеволода он все равно не устоит, а от Галича подмоги ему не

ждать, потому что и сам Галич шатается и трепещет перед своим могущественным соседом — Романом волынским.

Ничего этого не знал Ярополк Ярославич, а просто ехал лесом и радовался, думал о скором ночлеге и о том, как утром, кликнутое по указу Боярского совета, вече назовет его своим князем.

Опытный проводник знал в лесу каждую тропку, вел в темноте уверенно, а когда перед самым Новгородом свернули на укатанную дорогу, их встретили посланные владыкой люди.

— Со счастливым прибытием, княже, — приветствовал Ярополка Ярославича сотник.

Звезды роняли тусклый блеск на его дощатую броню, под низко насаженным шлемом темнели глубокие глазницы, плотная борода полукружием обрамляла лицо.

Князь облегченно вздохнул. Во время всего пути он больше всего опасался наскочить на засаду, боялся, что перехватит его Ярослав, запрет в Торжке или выдаст Всеволоду. Отец опасался того же и потому, снаряжая сына в дорогу, пуще всего наказывал стеречься и избегать случайных встреч.

Теперь опасность была позади, теперь можно было приосаниться, обрести подобающий князю независимый вид, и Ярополк Ярославич выразил сотнику неудовольствие:

— Где леший вас носил? Почто не прибыли в срок?..

Сотник замялся и объяснил:

— Не серчай, княже. В лесах нынче неспокойно. А то, что призадержались, не наша вина. И не леший нас носил — Ярославовы людишки мешали. Но сейчас, слава богу, всё спокойно.

— Да спокойно ли? — насторожился князь.

— Не сумлевайся и зря себя печалью не изводи, — уверенно подтвердил сотник, кладя руку на меч.

Ярополк Ярославич понял его жест и больше ни о чем не спрашивал. Окруженный воями, отряд двинулся вперед и скоро был под городскими воротами.

Мартирий заждался князя — срок был ему уже добраться до Новгорода, медленно светало, а во дворе по-прежнему тихо.

Но вот под окном раздался топот, послышались тихие голоса, крыльцо заскрипело, и владыка кинулся в кресло,

обретая умиротворенный и гордый вид. Лицо его окаменело, посох в руке не дрожал, и старый кот, давнишний любимец Мартирия, мирно мурлыкал, свернувшись клубком у его ног.

Вошел Ярополк Ярославич (владыка сразу узнал его), следом за ним сотник и еще кто-то, но Мартирий властным жестом велел выйти всем, оставить его наедине с князем.

Ярополк был таким, каким и представлял его себе владыка по описанию: лицо узкое, бледное, измятое ранними морщинами, нос тонкий и прямой, глаза навыкате — по-детски доверчивые, голубые, почти бесцветные.

— Проходи, княже, садись, сказывай, как доехал до Новгорода. Не чинили ли по дороге тебе каких препятствий? Не провинились ли мои людишки? Все ли было, как договорено?..

Князь облегченно опустился на лавку, поставил меч между ног и стал отвечать на вопросы обстоятельно и неторопливо. Так говаривал с боярами его батюшка, так наказывал вести себя и сыну.

— Не на поклон едешь к Мартирию, — терпеливо внушал он. — Веди себя разумно. Прежде других выслушай, потом реки сам. Лишнего не говори, но и от беседы не уклоняйся. Выведай, что кому нужно, и пустых обещаний не давай.

Строго следовал наставлениям отца Ярополк Ярославич и владыке отвечал так:

— Доехал я хорошо. Препятствий мне не чинили, а людишки твои все сделали, как велено.

«А не шибко разговорчив княжич, — отметил про себя Мартирий, — и не так он прост и доверчив, как показалось вначале. Лишнего слова не скажет, о чем промолчать надо, промолчит».

— Не в добрые времена прибыл ты к нам на княжение, — стал говорить он размеренно и нудно, — ране-то все пути лежали в Новгород, а нынче пресек их Ярослав. Хлебушка нам не подвозят с Ополья, Всеволод серчает, грозит еще горшей бедою. Народ недоволен Боярским советом, ночами в городе озоруют, иных уж пожгли... Не страшно, княже?

— Жарко топить — не бояться чаду, — уклончиво отвечал Ярополк Ярославич.

Кивнув, Мартирий так продолжал:

— Доле оставаться без князя нам никак нельзя. Посадник у Всеволода в заточении, бояре растерянны, и каждый тянет к себе — нет в Новгороде властной руки, оттого все и беды. А еще, доносили с Нево-озера, стали набегать в пределы наши свей, задерживают купцов — либо возво-рачивают вспять, либо уводят с товарами на свою землю. Опять же — ропот, опять же купцы зашевелились. Как быть?..

Молчал Ярополк Ярославич, хотел выслушать владыку до конца. Но вопрос давно уже вертелся у него на кончике языка: «Почто же, бедствуя и терпя немыслимый урон, Ярослава, как Всеволодом велено, к себе не пустили?»

Словно читая у него в мыслях, Мартирий сказал:

— Много несчастий принес Новгороду Ярослав. Еще боле принесет, сев на наш стол. Не о новгородцах печется он, а о своем прибытке и о том, как бы угодить Всеволоду. А владимирцам завсегда Новгород поперек горла был. Еще Андрей Боголюбский нас воевал, Всеволод же похитрее брата и поковарнее. От него нам уже немало забот прибавилось, а то ли будет, если пустим Ярослава?!

Ярополк сидел, опираясь скрещенными руками на меч, и безмолвствовал. Да и что было говорить Мартирию? Клясться, что будет ходить по воле Боярского совета? Что во всем станет слушаться владыку?

Не о том мечтал молодой князь, отправляясь на север, совсем другие были у него задумки, и убеленный сединами Мартирий не ошибался, догадываясь, что, как все, кто был до него, как все, кто будет после, попытается и Ярополк Ярославич едино своею властью вершить судьбы вольного Новгорода. Да только когда еще это будет!.. До той поры немало в Волхове утечет воды, а там, глядишь, другие заботы отвлекут Всеволода. За всей-то Русской землей уследить нелегко... Нынче главное — отбиться от Ярослава, успокоить чернь. Вон и поселе еще не забыли про Ефросима — шепчутся, хотят снова слать к нему выборных — пора-де скидывать Мартирия, пора другого ставить владыку.

— Вот и весь мой сказ, княже, — заключил Мартирий, пристально вглядываясь в сидящего перед ним Ярополка Ярославича. — Твое слово — твоя воля. Ежели не по душе тебе у нас, обиды не выскажу, зря хулить не стану...

Хорошо сказал владыка. Последние слова его пуще всего долгого разговора задели князя. Не для того ехал он сюда, чтобы возвращаться к отцу своему не солоно хлебавши.

Так и ответил Ярополк Ярославич, с тревогой поведя на Мартирия угрюмым взглядом:

— Ты меня, владыко, попусту не пужай. По-твоему выходит, зря договаривался ты с батюшкой и теперь готов на попятный? Зачем было звать меня в Новгород? Зачем было тревожить попусту?..

«Сдался князь», — торжествовал Мартирий.

— Все это присказка, — сказал он облегченно. — А разговоры мои к тому, чтобы знал ты: без меня ни единого дела не начинать. Я же тебе буду и советчик и друг. Боярский совет тоже сила, но и бояре без меня никуды. Всё здесь, в палатах этих, рождается, всему здесь начало и конец.

Про конец-то ловко он ввернул. Чтобы не было впредь сомнения.

На том и кончилась их беседа. И расстались они, когда за окнами совсем рассвело.

Ярополк Ярославич отправился спать, потому что иных забот у него пока не было, а Мартирий, оставшись один, углубился в тревожную думу. С утра предстоял разговор со Всеволодовым послом, и страх, ушедший на время, снова выполз, снова заледенил изворотливый мозг владыки...

5