Огненное порубежье

Неуклюже переваливаясь располневшим телом, Васильковна направилась на середину ложницы, где перед большим квадратным столом стояло обитое бархатом кресло.

5

Миновав за полдень деревню Озерцы, Житобуд выехал к болотистому руслу реки. Места здесь были тихие и дикие. Сотник был родом из-под Рязани, знавал и уморенного Всеволодом в темнице князя Глеба, сам участвовал в последнем походе с половцами на Суздаль, доносил обо всем Онофрию, а тот выслуживался перед Святославом. Слава богу, нынче приспела его пора: заметили. Вон и княгиня с Кочкарем вели уважительную беседу: наказывали из Рязани немедля наведаться во Владимир к Юрию Андреевичу, передать на словах с глазу на глаз, что, мол, помнят, как сидел он в Новгороде до Мстислава, всем был по душе, а нынче Всеволод чинит беззаконие — не его, а Юрьево место на высоком владимирском столе, чего же мешкать?..

В Озерцах Житобуд жил, когда еще отец его был старостой. И места вокруг родной деревни исходил вдоль и поперек. Хаживал когда-то здесь на лосей. Раз тонул в болоте, вытащил его тогда из трясины проходивший мимо Пантелей-кожемяка. Другой раз Житобуда жалила змея — и все в этих местах. Еще и сейчас белеется у него на икре левой ноги глубокий шрам. Он сам тогда вскрыл ножом место укуса и выдавил из раны отравленную ядом кровь.

А вот версты за три за Озерцами, у самой Оки, дорога была для него совсем неведомой. Знал о ней Житобуд по рассказам охотников, а сам сюда не добирался. Но охотники не обманули его — все сходилось с приметами: и тропа была, и разбитый грозою дуб, и полянка, за которой начинался сосновый бор, — уже на другом берегу Оки. Отсюда река поворачивала на север, а Житобудов путь лежал к Рязани.

Конь не хотел плыть, упирался, фыркал, шлепал копытами в скользкой тине. Житобуд подзадорил его плетью.

Вода в Оке была холодна. Выбравшись на отмель, Житобуд погнал коня рысью. Разводить костер и обсушиваться он не стал — времени было мало, да и побаивался: дым видно издалека — соберутся на костер чужие люди, а людей Житобуд сторонился. Среди них могут встретиться разные: и просто лихие, и Всеволодовы дозорные. Не ровен час, остановят, начнут пытать, кто такой и откуда. Задержат. А Роман ждет вестей из Киева.

В лесу было сумрачно и влажно. Мошкара и комары тучами вились над головой, набивались в рот, облепляли глаза. От промокших в реке ног подымался пронизывающий все тело озноб.

Дорога, о которой рассказывали охотники, должна была пройти немного правее. Но лес все не кончался, и Житобуда охватила тревога. Солнце склонилось к верхушкам деревьев, с запада широкой полосой шли плотные тучи.

Боясь заблудиться, Житобуд совсем уж было надумал повернуть назад, как неожиданно выехал на дорогу. Колея, заросшая светлой молодой зеленью, извивалась среди красных сосновых стволов, ныряла в колючий кустарник, сползала в сырые низинки. Из-под копыт выпрыгивали лягушата, за кривыми кочками неутомимые кузнечики настраивали свои пронзительные гудки. Лес дышал спокойствием; ровный шум его внушал уверенность, горький запах смолы и зелени ласкал и бодрил.

Но Житобуд был опытным воем, и лесная благостная тишина не могла притупить его бдительности. Слух чутко улавливал посторонние шорохи, зрение отмечало все подозрительное: здесь — царапину на стволе, там — сломанную ветку. Тревога томила Житобуда с той минуты, как выехал он из чащи на дорогу.

Что бы так волвовало его? Что не давало ему покоя?.. И тут вдруг понял: свежие следы копыт на колее. «Проехали верховые, и немалым числом», — определил Житобуд.

Скоро он убедился в том, что наблюдательность не обманула его. Сначала он услышал голоса, потом, выехав из-за поворота, увидел шестерых воев, скакавших в том же направлении, что и он. Кони под ними были заляпаны грязью. Всадники тряслись в седлах, повесив за спины щиты.

Житобуд, остановившись, попятил вороного в лес, но один из воев обернулся, дернулся в седле и громко окликнул его. Краем глаза Житобуд увидел, как все разом напрягли удила, поворачивая коней.

Он скакал через чащу, слыша только хруст сучков и собственное прерывистое дыхание. Но спиной чувствовал: те, шестеро, не отставали от него. Они разделились и обходили сейчас Житобуда с двух сторон. Он не сразу сообразил, почему они разделились. И лишь когда перед ним показалась водная гладь, понял, что его загнали в западню.

Теперь он мог разглядеть лица окруживших его воев. Пятеро из них были еще совсем юны, на подбородках их едва пробивался мягкий пух. Шестому, верно, перевалило за сорок. Угрюмое лицо его не предвещало добра. Дремучая борода росла почти до самых глаз, лохматые брови торчали из-под узкого козырька круглого шлема; неподвижные вопрошающие глаза смотрели на Житобуда, не мигая. Он-то, конечно, и был старшой.

— Пошто бежал?.. Али тать? Али убивец?! — задиристо прокричал один из молодых воев, но Житобуд даже не обернулся в его сторону. Он ждал, что скажет старшой. Однако тот, разглядывая его, молчал. Даже грузный конь под ним будто окаменел. Молодые дергали удила, хватались за рукоятки мечей, а этот даже не шелохнется.

— Будя в драку-то лезть, — стараясь сохранить спокойствие, проговорил Житобуд. — Княжой я человек, не тать и не беглый холоп, а дело у меня срочное...

— Ишь ты, — скупо отозвался старшой и, как показалось Житобуду, довольно ухмыльнулся. Но борода утаила ухмылку. Острые глазки смотрели на него все так же неприязненно. Молодые вои переглянулись.

— Ну, а коли так, пошто в лесу хоронился, пошто от нас бёг? — снова накинулся на него один из них.

— А вы-то кто такие? Мне-то про то откуда знать? — ответил Житобуд. — Сказано: княжой я человек. А ежели не верите, будем сечись...

— Сечись не будем, — поднял руку старшой. — Поотстали мы от князевой дружины, рыскаем вот по лесу, ищем своих...

— Поди, Романовы людишки? — поспешил с вопросом Житобуд.

— А ты как угадал? — отозвался старшой.

— Да угадал... — уже не так уверенно сказал Житобуд. Бес его попутал: а что, как и впрямь Всеволодовы дружинники?!

Житобуд тронул удила и выбрался на сухое. Вои тотчас же окружили его. Старшой скакал рядом. Он молчал, только изредка обжигал Житобуда недоверчивым взглядом.

Солнце совсем склонилось долу, косые лучи его едва пробивались сквозь чащу. Похолодало. В темноте, перекликаясь и поругиваясь, вои выбрались на дорогу.

— Ежели до темноты не разыщем своих, заночуем в лесу, — сказал старшой.

Промокший на переправе, Житобуд совсем замерз. Все тело его колотил озноб, и не только от холода. Не мог простить он себе сгоряча сказанного про Романовых людишек. Поспешил с перепугу, сам себя выдал — ясное дело: вон как сверкнули обрадованно глаза старшого. Ни змеей не обернуться, ни птицей: не уползти в траву, не взмыть в поднебесье.

Справа, слева и сзади него скачут вои, ведут под надежной охраной к Всеволоду: «Вот тебе, князь, гонец от Святослава из Киева». И велит тогда князь Житобуда пытать: а куда путь держишь? А что наказывал тебе Святослав?..

Житобуду ли не понять: от шести воев не уйти, на Всеволодовы вопросы не ответить. И оставалось ему одно — покорно скакать во тьму неприветливого леса.

Долго ехали. По легкому ходу коней Житобуд догадался, что не плутали вои в лесу, а хорошо знали дорогу.

Скоро чаща поредела — ниже и потоньше стали деревья. В просветах запрыгали огоньки. Много костров горело на поляне. У огня сидели люди, иные лежали, подложив под головы обитые кожей щиты. В глубине поляны, на взгорке, темным облаком высился шатер.

Вои теперь скакали бок о бок с Житобудом. У шатра окружили его еще теснее, схватили за руки, на ходу стянули веревочкой запястья. Житобуд с обидой сказал чернобородому:

— А это супротив нашего уговору...

Старшой и ухом не повел, все так же молча, взглядом, велел воям снимать пленника с коня. Знать, радовался удаче (еще бы: сам в руки залетел!), предвкушал заслуженную награду.