Богатырское поле

Захария в отделанной горностаями теплой шубе — несмотря на жару,— в теплой же высокой меховой шапке восседал на лавке как раз против князя: борода в бороду. На лицо Ярополка падал свет из оконца, и Захария видел его печальные глаза. Смятенно было на душе у боярина. Крупный пот стекал по его щекам, холодными струйками сбегал за воротник.

Уж кто-кто, а Захария за Ярополка горой. Не ему обиду держать на князя. Да и князь это знает, понимает боярина. Ежели сбросят Ярополка со стола, то и Захарии не усидеть в своем тереме. Знал боярин Михалку, знал и Всеволода — эти за ценой не постоят. Щедро одарят всех, кто восставал против Андрея. И уж ему, Захарии, кре-епко несдобровать. Никак нельзя боярину даже в мыслях допустить, чтобы сел Михалка на владимирский стол.

Будто что легло от него к князю, притянуло к боярскому лицу Ярополковы бесцветные глаза.

— А что скажет Захария? — спросил князь.

Все, кто был в гриднице, повернулись к боярину. Затаили дыхание.

Согнав следы раздумий, Захария неторопливо огладил бороду. Никто не должен заметить его смятения. Пусть верят — боярин не сомневается в успехе. И еще пусть не думают, что мучит его тяжесть вины. Чист боярин перед князем, чист и перед богом.

Встал Захария, поклонился Ярополку, поклонился боярам.

— Дозволь, князь, правду молвить,— сохраняя осанку, нараспев, спокойно произнес он.— Слушал я думцов твоих и дивился. Отколь и к кому бояре пришли? Чего ищут в княжеском тереме?..

Он, прищурясь, оглядел сидящих. Вона как попали его слова: в самую сердцевину,— задвигались бояре, зашушукались, недоуменно вскидывая па него глаза. Захария улыбнулся и продолжал:

— Иль не одарял князь бояр наших землей? А угодьями?.. И сколько золота положил в наши, боярские, скотницы? Кто счел?! А теперь прикиньте, бояре, как все повернется, ежели Андреевы братья придут во Владимир и начнут свои порядки наводить...

Он снова помолчал, утер меховой опушкой рукава застилающий глаза липкий пот.

— Князь — он всему голова, это верно,— продолжал Захария.— Князь за все в ответе. На то он и князь. Так уж исстари повелось на Руси. Ну, ладно... А мы кто? Мы князевы советчики. С нас ведь тоже спрос немалый. Кто знает, сколь обиженных нами в Михалковом войске? А?.. Так что давайте думать вместе, бояре. Давайте думать, что присоветовать нам князю нашему? Прикинем так — на володимирских каменщиков надежда слабая. Они в сече переметнутся к Юрьевичам. Это все мы знаем. Дружина у князя пришлая... Еще боголюбовские пешцы. Не вои. Да и мало их. Вот я и думаю — не пришла ли пора нам, бояре, отплатить князю нашему старый долг. Пошлем по вотчинам своим тиунов, наберем войско из смердов. Смерды — не каменщики, они у нас вот тут...

Он выразительно сжал кулак и потряс им над головой.

Устал Захария от длинной речи, но остался собою доволен. Снова разгладил обеими руками бороду, в тишине обратился к Ярополку:

— Дозволь сесть, княже.

— Садись, боярин,— наградил его Ярополк признательным взглядом. Вопросительно поглядел на бояр.

Бояре неодобрительно молчали. «Эко солнышко приоткрыл Захария! — размышляли они.— Князю радость, а нам пошто забота? Плохо ли жилось за Ярополковой спиной!..» Смердов ни в Ростове, ни в Суздале доселе не подымали в походы. Половцы их не беспокоили, а свои счеты князья сводили и малой дружиной. Взять мужиков от земли, да еще в такую пору,— прямой убыток.

— Что молчите, бояре? — спросил князь.— За свою калиту хватаетесь, а о том не мыслите, что придет Михалка — все едино потеснит вас в вотчинах. А еще соберет людишек ваших на булгар — довершать начатое Андреем... Каково?

— То ведомо нам, князь,— растерянно забубнили бояре.— Да ведь пора-то какая: дел на земле невпроворот. Без хлебушка останемся.

— Будет плакаться-то! — вдруг рассердился Ярополк. Ударил ладонью по подлокотнику кресла, встал. Бояре тоже встали.— Мое слово — последнее,— сказал князь,— Соберете рать — жалеть не будете, не соберете...

Он не докончил и нахмурился. Бояре испуганно закивали:

— Спасибо, батюшка. Спасибо на добром слове. Милости твоей благодарны. Жить будем, вовек не забудем.

Говорили бояре, а сами глазами, будто угольями, жгли стоящего в стороне Захарию. Понимал Захария: наживет он себе нынче немало врагов. Но на риск шел, знал: одолеет Ярополк Юрьевичей — сделает его при себе самым первым человеком.

А Ярополк свою видел в этом выгоду. Время еще есть,— пока Михалка болен, пока сидят князья в Москве, можно сколотить немалую рать. А чтобы маленько придержать Юрьевичей, надумал Ярополк уговорить Мстислава — послать его с суздальцами к Москве навстречу Михалке и Всеволоду.

Разговор с братом предстоял трудный. Помедлив, Ярополк решил ехать к нему сам.

Мстислава он застал на псарне. Брат сидел на корточках перед соломенной подстилкой, на которой лежала любимая его гончая сука Рогнеда, и держал в руках слепого еще, влажного кутенка. Щенок извивался, тыкался мордой в его ладонь. Рогнеда, глядя то на щенка, то на князя любящими глазами, счастливо поскуливала.

— Рад видеть тебя в добром здравии,— сказал Мстислав, торопливо обнимая Ярополка за плечи.

Когда они стояли рядом, то были одинакового роста;

оба юные, статные, с глазами, обведенными четкими дугами черных бровей. Только если очень пристально приглядеться, можно было заметить, что Мстислав чуть постарше Ярополка, а издали он даже казался моложе, был попроще.

— С чем ты, брате? — спросил Мстислав, догадываясь, что дело важное.

— Травка наша в пути проросла,— сказал Ярополк.— Михалка в Москве собирает войско.

Мстислав кивнул — не дошел Воловик, сгинул. У Мстислава тоже есть свои глаза и уши, и не только здесь, в Суздале и Владимире, но и там, в стане у Юрьевичей. Однако стоит ли беспокоиться? С ними великий Ростов, не кучка московских ремесленников.

— Устоим...

— А коли нет? — раздраженно сказал Ярополк. Он оторвал брата от любимого занятия. Гончая, оставшись одна, ерзала на подстилке и поскуливала. Не вовремя прибыл Ярополк. Мстислав досадливо поморщился.

— Четырех кобельков принесла,— похвалился он. Ярополк испугался: и в такое время Мстислав думает о щенках!.. Или суздальский князь и вправду надеется отсидеться за стенами своей крепости? У Владимира тоже крепкие стены, а что толку? Кто встанет к заборолам?.. Лицо молодого князя побледнело. Ресницы гневно дрогнули, под ними жарко вспыхнули глаза.

Мстислав не заметил его взгляда. Мысли его уже были далеко.

— Ты не гневайся, ты мне верь,— невнятно забормотал он.— Это здесь, рядом, за Кидекшей. Кудесник — он и в тот раз не обманул меня...

Ярополк смотрел на брата как на больного. О каком кудеснике говорит Мстислав? Куда они должны ехать?.. Зачем?

Мстислав позвал конюшего. Улыбчивый парень с курносым, как седло, широким носом подвел коня.

— Не захромает? — спросил князь.

— Только что подковали.

Ярополк злился, нервно кусал губы. Зря он скакал сюда. Зря торопился. Мстислав не поможет. А почему?! Разве они так слабы, чтобы ползти к Михалке и клянчить у него хоть самый захудалый удел?! А может быть, Мстислав уже столковался с Юрьевичами?..

Мысль эта была нелепа, но он никак не мог от нее избавиться. Они скакали рядом но ровному полю вдоль Нерли, и Ярополк нет-нет да и поглядывал раздраженно в сторону брата.

Кидекша выросла среди зелени, обнесенная новым частоколом, за которым виднелись белые стены придворной церкви и княжеского терема. Мудр был дед их, князь Юрий, прозванный Долгоруким. И не только к соседним княжествам протягивались его длинные руки,— крепкой хваткой держал он и бояр, сторожил их на подходе к Суздалю, Кидекшей затворив глубокую протоку Нерли.

В Кидекше не остановились, поскакали дальше. За Нерлью заволновалась, захолмилась земля, разбросала по низинкам рощицы да перелески. В одном из перелесков встретил их возле тына с голым лошадиным черепом на шесте сухой и черный, будто головешка, старик.