Страница 18 из 65
— Ты знаешь, что если ты не вернешься вовремя, он будет мне пищей. И ты его все равно бросаешь?
— Он хороший охранник, но он не чистокровный.
— Какое отношение имеет к чему бы то ни было то, что у него наследственность от нескольких линий тигров?
— Он хочет сказать, что я не стою защиты, — пояснил Этан.
Эдуард повернулся так, чтобы мы оба видели оставшегося охранника.
— Защиты от чего? — спросила я.
Этан пожал плечами:
— Да от чего угодно, пожалуй, но сейчас — от тебя. Ты похитила лояльность некоторых из немногих оставшихся красных тигров, когда они навещали тебя в Сент-Луисе, — и вот почему к тебе сейчас охранником приставлен я: если ты меня заворожишь, это не будет потерей для клана. Не будет стоить им чистокровных красных младенцев.
Он это сказал лишь с легким оттенком горечи.
— Это бездушно, — сказала я.
— Это практично, — ответил он.
Я посмотрела на Донни, который остановился, глядя на нас.
— Так ты его оставляешь сторожить нас или быть жертвенным агнцем, а как оно обернется, тебе, в общем, плевать.
Донни посмотрел на меня, потом на Этана, даже на Эдуарда.
— Я пойду доложу королеве Чо Чан о ваших требованиях.
Он снова покосился на меня, потом на Этана, и я поняла, что он нервничает. Очевидно, заявление, что он оставляет Этана мне в пищу, его задело. Многие готовы делать страшные вещи, если можно не формулировать точно, что именно делаешь. Но когда истина прозрачна, врать себе труднее.
Не говоря ни слова больше, он повернулся и пошел прочь, и через несколько ярдов его темная одежда слилась с темнотой коридора. Надо бы им здесь освещение улучшить.
Нас оставили стоять в полутемной прихожей в каком-то оглушительном молчании. И во мне шевельнулась красная тигрица, как язычок огня, пробудившийся к жизни в холодном дереве. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, но это была ошибка, потому что я непроизвольно двинулась ближе к Этану, а от него пахло не только красным тигром. Из тени, из темноты, где живут во мне звери, вышла белая тигрица. Я знала, что темноты во мне нет, нет высоких древних деревьев, — этот ландшафт создал мой разум как метафору для обитания во мне зверей.
Я стояла перед Этаном и глядела в спокойные серые глаза.
— Анита, отойди назад.
Эдуард положил руку мне на плечо.
— Сейчас меня не трогай, Эдуард, — сказала я.
Он не стал спорить, просто убрал руку. Жар от нее стал дальше, когда он отступил.
— Просыпается ardeur? — спросил он.
— Пытается, но не только...
Я подступила к Этану вплотную. Хороший охранник отступил бы назад, но он не стал. Я очень старалась к нему не прикасаться, но мое лицо было прямо над его рукой, над кожей, и я вдыхала его запах, глубоко вдыхала.
Потом появился новый аромат, и синяя тигрица во мне воспрянула и забегала рядом с другими.
— Я думала, у нас единственный живущий самец синего тигра, но вот откуда серые кудри и глаза. Примесь белого тигра тебя осветлила, но ты синий.
— Моя бабушка была синяя, но у вас — единственный чистокровный. Я слишком смешанный, у меня нет цвета.
— Ты не только красный, или синий, или даже белый, ты...
Я не стала говорить вслух, потому что «Арлекин» пытается истребить всех золотых тигров, и пока что не преуспел, но вот передо мной тигр, в котором есть капля этой густой золотой силы.
— Я — кто? — спросил он.
Я по его взгляду поняла почти наверняка, что он сам не знает об этой своей капле драгоценной крови. Интересно.
— Сколько у тебя форм? — спросила я шепотом, почти касаясь его кожи губами.
— Три, — ответил он, и голос его стал глубже. То ли просыпается тигр, то ли мужская реакция.
«Не четыре?» — хотелось мне спросить, но я не стала. У тигров-оборотней приняты перекрестные браки ради генетического разнообразия, и большинство из них похожи на кого-то одного из предков.
Дома у меня есть Домино, перекидывающийся черным и белым, но обычные его волосы и черные, и белые, выдающие смесь. Если в человеческой форме заметна только одна линия, то она и есть та, в которую он может превращаться. Никогда еще не видала тигра, который владел бы тремя цветами, не говоря уже о четырех, но в Этане ощущался манящий запах золотой силы. И золотая тигрица во мне тихо и нежно мурлыкнула. Я попыталась мыслить разумно, но разума в себе не ощущала. На коже чувствовалась тяжесть голода, нижнюю часть тела сводило. От этой реакции я пошатнулась, Этан протянул руку, подхватил меня — инстинктивно. Кто-то падает — пытаешься удержать. Я ощутила сквозь ткань его руку как тяжесть и жар, будто всю эту силу сдерживало только его человеческое тело.
— Эдуард, выйди, — сказала я сдавленным голосом.
— Что?
— Вернись туда, посмотри, как там идет охота, но здесь тебе нельзя.
— Ты теряешь самообладание.
— Да, похоже.
— Анита...
— Эдуард, уйди, прошу тебя, просто уйди.
Я беспокоилась о нем, своем друге, но не могла оторвать взгляда от стоящего передо мной мужчины. Смотрела в эти серые глаза и знала теперь, что это цвет его тигра. Так близко я теперь видела различие между человеческими глазами и этими тигриными. Руки его обвили меня, притянули ближе, а мои уже обнимали его за талию.
— Ты меня хочешь?
Его голос звучал удивленно.
— Да, — ответила я, и четыре тигрицы забегали во мне в длинном темном коридоре.
Я зарылась лицом в его футболку, в грудь. От него пахло жарким красным пламенем, воздухом после грозы, чистым и свежим, и под всем этим — аромат леденца. Сладкой ватой пахло, сахаристой, мягкой, которая вот сейчас на языке растает. Я давно выяснила, что золотой тигр пахнет сладко, и под запахом сладкой ваты слышалась иная сладость. Клевер, белый клевер в летний день — так пахло от синего тигра. Синрик, оставшийся дома, пахнет как целый сад в середине лета, и синие тигры пахнут чем-то зеленым и цветущим. Все четыре моих тигрицы смотрели на меня, приоткрыв пасть, впивая запах его кожи, вдыхая так глубоко, как только могли. Они замурлыкали хором низкими голосами, рокотом сострясшими все мое тело, будто кости стали камертоном, задающим начало низкой басовой песне. От резонанса подкосились ноги, Этан подхватил меня, и наши тела сблизились, поглотив последний дюйм просвета между ними. Он был уже готов и рвался в дело, от ощущения я тихо застонала.
— Да, я тебя хочу.
И взмыл во мне волной ardeur, а тогда я поняла одну вещь, которой не понимала раньше. У меня была та же сила, которой обладал и прежний мастер тигров, но ardeur превратил эту силу в нечто иное, более теплое, доброе, живое. И эта живость поднялась из меня приливом и залила его, и он вскрикнул без слов, закрывая глаза и выгибая спину, и руки сжались вокруг меня крепче — просто чтобы не упасть.
— Какая мощь! — прошептал он.
Я еще успела задать себе вопрос, то ли это просто утоляется ardeur, то ли я случайно привяжу к себе метафизически этого тигра. Мне сейчас не нужен новый мужчина — на постоянной основе так уж точно. И Этан ничего плохого не сделал, чтобы его навеки к себе привязывать, тем более случайно. Отбирать его свободную волю я не хочу. Не хочу тащить его в капкан. Или себя.
Мне удалось забраться на водительское место в собственном разуме. Этан на меня уставился:
— Что не так? Сила спадает.
— Что-то не так в этой кормежке ardeur'a, Этан. Что-то по-другому.
— Что же?
— Есть шанс, что это не только ardeur. Что я привяжу тебя как тигра своего зова.
— Как Алекса? — спросил он.
Я кивнула, глядя внимательно ему в лицо. Он был красив по-мужски: широкие скулы, но черты лица тонкие. И ямочка на подбородке.
— У Алекса есть своя жизнь, есть любимое дело. Ты ему ничем не повредила.
— Я не всегда знаю, насколько глубокой получится привязка, Этан. Ты это понимаешь? Я не могу предсказать, как обернется дело.
Он заморгал, пытаясь прочистить мозги от витающих в воздухе феромонов. Проглотив слюну, он спросил:
— Ты мне даешь возможность дать задний ход?