Страница 41 из 51
— «Здравствуйте, дорогие…» и так далее?
— «И так далее» как раз не выходит, — с сердцем отозвался Геннадий.
— Чего же так?
— А чем мне хвалиться-то? Мое письмо мать соседке читать постыдится: у той-то парень служит ракетчиком, а у Петровых попал в подводники… Один я в регулировщиках оказался!
— Во фронтовой обстановке от регулировщика многое зависит. А на учениях был случай, когда из-за регулировщика целое подразделение задачу не выполнило. Он направил его на «зараженную» местность. Ну а возьмите пробки — у перекрестков, у переправ. И здесь часто дело в регулировщике. Образовал пробку — авиация противника тут как тут… А при нынешних скоростях создать пробку можно в одну минуту.
Владимир Иванович рассказал, как посты регулирования на маневрах «Двина» несли службу сутками в отрыве от своего подразделения.
— Приедешь на мотоцикле проверить, а они — как маленький гарнизон. Чум из плащ-палатки, лапник настелен. Сами и автоматчики, и повара. Один на посту, другой отдыхает. Или чай греет. Погода — ветер, и снег, и дождь… Особо отличились тогда ефрейтор Морозов и рядовой Бровка. Ленинской юбилейной медалью «За воинскую доблесть» были награждены. Да и рядовые Николаев, Гришко и другие на тех учениях по двое суток на постах находились. И ни жалоб, ни нытья. Солдаты!
— Это я понимаю. Но мне бы еще на шофера выучиться, — сказал Иванов. — Какая же специальность — регулировщик?
Владимир Иванович не согласился. Покачал головой:
— А помните, когда по тревоге машины из парка выводили и норматив перекрыли? Вы же в тот раз на посту стояли! Выходит, без вашего участия не обошлось. И ваша доля в той победе имеется. И мотоцикл водите. Готовьтесь сдавать на второй класс… И еще есть кое над чем подумать. Но это на другой раз отложим…
Остапенко ушел, а Геннадий в тот раз так и не написал письмо.
Командир взвода не забыл о желании солдата. Учитывая его страсть возиться с машинами, разрешил ему в свободное от нарядов и занятий время работать в автомастерских с командиром транспортного отделения.
— Младший сержант Крысин — опытный автомобилист, — сказал Владимир Иванович. — Возле него и машину изучите, и водить научитесь, а там, глядишь, и на права сдадите.
И потом Остапенко никогда не забывал поинтересоваться, как идут дела у рядового Геннадия Иванова. И так незаметно привязались они друг к другу. Потому Геннадий и обрадовался, как за самого близкого человека, когда Владимиру Ивановичу присвоили звание прапорщика.
В тот праздничный вечер командир взвода долго сидел в казарме, вместе с солдатами пел песни русские и украинские.
Поет прапорщик Остапенко, смотрит на Иванова и радуется: растет человек!
Видится прапорщику черниговская весна, белые вишневые ливни. Слышится ласковый материнский голос:
— Яка ж краса! Дывись, мий садовник!
Пережитое заново
Встречи на Двине. Волнующие, берущие за душу. Для некоторых — это встречи с командирской юностью, с той землей, которая в грозные военные годы на своей израненной груди согревала бойцов. С той землей, что потом и кровью обильно поливали солдаты и шагали по ней, не зная устали. Шагали на запад, откуда пришла война.
Их было много, жарких встреч на Двине. Они останутся в солдатских сердцах навсегда. Многое заставили пережить заново, вспомнить.
… Сборы были по-военному коротки. Мать понимала, что ее сын призывается на большое дело, становится в боевой строй для участия в тех маневрах, о которых объявлено в газетах. Она не спрашивала ни о чем. Лишь в последнюю минуту перед его отъездом сказала:
— Если доведется там, в Белоруссии, проезжать мимо села, где твой отец похоронен, хоть на минутку задержись у могилы.
И вот он, ефрейтор Лаптырев, стоит перед высокой елью. На широких лапах, будто сахар, — свежий искрящийся снег. Где-то здесь могила отца. Где? Стоят рядом товарищи солдата. Бессонные ночи утомили их. Обветренные, осунувшиеся лица. А впереди — «бои», трудные, напряженные. Но солдаты одолеют все преграды. Иначе нельзя: ведь по этому лесу, по тем же дорогам под вражеским огнем проходил отец их товарища со своими однополчанами. Здесь окончился его славный путь. Но дорога славы не кончается!
Встречи с отцами, которые не вернулись, но навсегда остались в сердцах сыновей… Как дороги эти встречи!
А свидание с полем боя! И оно волнует. На этом поле человек сражался с врагами. С тех пор прошло более четверти века. И человек стал вдвое старше. И волосы поредели на голове. А на плечах погоны с большой звездой. Тогда, летом сорок четвертого, перед началом операции «Багратион», тоже была одна звезда — майорская.
Отправляясь на маневры «Двина», генерал-майор артиллерии Михаил Иванович Макарычев втайне надеялся побывать в тех местах, где воевал, будучи командиром 496-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка.
Еще с вертолета заметил Михаил Иванович очертания лесного массива, разрезанного Двиной. Отсюда начиналось наступление наших войск. Где-то здесь он со своими батарейцами форсировал Двину в июне сорок четвертого. Но где? Трудно сейчас определить. — Вертолет пошел на посадку. Поднял снежные вихри. Затих. Все направились к высотке. С нее видно все как на ладони.
Михаил Иванович торопился. Когда подошел к командному пункту одного из полков гвардейской Таманской дивизии, воскликнул:
— Да ведь это же наш фронтовой командный пункт!
Он осмотрелся. Точно, он самый. Вон и три дубка стоят, как братья. Помнится, один был ранен бомбой. Осколок ударил в нижний сук, и тот беспомощно повис. Ветки сейчас нет, а перебитый сук вон торчит. Рядом должна быть воронка от вражеской бомбы. Присмотрелся. На ровной снежной простыне — чуть заметная вмятина. Генерал спешит туда, проваливается по пояс. Она!
Оплывшая воронка. А вон там, на склоне высоты, недалеко отсюда — огневые позиции батарей. Тут стояло и самое ближнее к наблюдательному пункту орудие. Кто им командовал? Генерал отчетливо помнит все, что произошло тогда. Вспомнил и командира орудия сержанта Сидорова, погибшего в том тяжелом бою при отражении вражеских контратак. И ожило перед взором генерала прошлое. Даже то, что было забыто, возникло в памяти так отчетливо, будто произошло вчера.
Задача ставилась коротко: в самые сжатые сроки форсировать Западную Двину. Стрелковый полк офицера Иноземцева выделяется в передовой отряд. Его поддерживают противотанкисты майора Макарычева. Сельский парень, рано познавший трудовую жизнь, он уже имел к тому времени боевой опыт. С первого дня на войне.
Передовой отряд под непрерывным минометным огнем противника подошел к реке, сосредоточился для броска. Для орудий заготовили плоты. Делать их батарейцам помогли местные жители. Плотники со своими топорами сами пришли к майору Макарычеву:
— Какая помощь нужна?
И застучали топоры в умелых руках. Работали белорусы споро, приговаривали:
— Скорее бы фашиста проклятого с нашей земли вышвырнуть.
Разведчики обнаружили на стороне противника две огневые точки. Майор Макарычев принял решение: выставить две батареи на прямую наводку. Как только противник откроет огонь, обнаружит себя, эти батареи немедленно уничтожат его. Еще четыре батареи поставил для прикрытия передовых подразделений при форсировании.
Первыми отправились на противоположный берег разводчики стрелкового полка вместе с артиллерийской разведкой. Они плыли на надувных лодках. Наступал рассвет. Над водой поднимался туман. Ветерок разгонял его, и нужно было торопиться. За разведчиками на деревянных лодках переправлялись пулеметчики, Противник обнаружил советских воинов. Рядом с плотами, то тут то там, вспыхивали фонтаны воды. Закачались лодки, зачерпывая бортами воду. Но воины продолжали усиленно грести к берегу. Преодолев водный рубеж, одни занимали позиции и открывали огонь по врагу, другие натягивали канаты, чтобы легче было перетягивать плоты с орудиями.
Но минометная батарея противника не переставала бить. Все гуще разрывы на реке. Артиллеристы, закатив на плоты орудия и ящики с боеприпасами, изо всех сил работают веслами, тянут канат. Наконец два плота причалили к берегу. Батарейцы с ходу развернулись для ведения огня. Облегченно вздохнул Михаил Иванович: