Спящая красавица

При столь распаленном аппетите, раззадоренном этим первым впечатлением от Дейзирей, я составил план действий. Проникнуть в дом Рирдонов было нетрудно. Они жили от зарплаты до зарплаты и не могли позволить себе такую роскошь, как сигнализация.

Спальня хозяев находилась в дальнем конце коридора от комнаты Дейзирей. Мне не составило труда нейтрализовать ее родителей, однако я не стал сразу убивать их. Меня не интересовал Боб, но я хотел, чтобы он знал, кто отобрал у него жизненные силы. Боги не должны действовать анонимно. Рот Боба я заклеил лентой, стянул вместе запястья и лодыжки и положил его на бок, чтобы он видел, как я забавляюсь с его женой. После того как Маргарет была связана, а рот также заткнут, я раздел ее догола. Затем я оставил их размышлять над своим роковым жребием, а сам отправился в комнату Дейзирей.

Предмет моих вожделений лежала, наполовину прикрытая тонкой простыней. Из-за жары на ней были только бикини и тонкий хлопчатобумажный топ, сквозь него проступали крепкие груди с тугими сосками. Мне хотелось, чтобы она пережила предельный, абсолютный ужас, какой должен соответствовать реакции смертного на присутствие Бога. Я бесшумно приблизился к ней, зажал ей рот своей затянутой в перчатку рукой. Глаза Дейзирей стремительно распахнулись. Реакция была вполне удовлетворительной. Тело резко выгнулось на матрасе, словно через него пропустили ток. Я быстро связал ее. Она была некрупной, и не ей тягаться с моей сверхъестественной силой. Сексуальное возбуждение охватило меня мгновенно, но я сдерживался, отвергая немедленное получение вознаграждения, чтобы наше переживание стало более ярким.

Обследовав разные части обнаженного тела девушки, я оставил ее и вернулся к родителям. На глазах у Боба я медленно расчленил его жену. Он бился и вопил, а она вскрикивала, когда боль усиливалась. Это было восхитительно и в качестве прелюдии к основному блюду вполне удовлетворительно. Оставив Маргарет на краю смерти, но все еще в сознании, я перешел к Бобу. Его глаза расширились, когда я заговорил о том путешествии, которое ему предстояло сейчас совершить. Я объяснил, что рождение начинается с боли, и она – необходимая составляющая перехода в новую сферу существования.

Мой нож был очень острым, и я управлялся с ним виртуозно – медленными, отточенными движениями. Каждый надрез порадовал бы самого квалифицированного хирурга. Боб оставался в сознании даже после того, как я вскрыл ему живот. Он все еще вскрикивал, когда я начал извлекать его внутренности. И лишь когда я сдавил его сердце своей затянутой в перчатку рукой, он перешагнул из этой жизни в другую.

Я вернулся к Маргарет. Ее отход в мир иной был более быстрым и менее удовлетворительным. Она ускользнула от меня, когда я выкачал не более четверти ее психической энергии. В комнате стояло кресло, и я опустился в него, чтобы собраться с силами. Трудясь над Бобом и Маргарет, я думал только об их перемещении от жизни к смерти, но теперь мое внимание обратилось к своему материальному телу. Оно было истощено этим напряжением сил, и я был голоден. Я не хотел в таком состоянии приступать к самой волнующей части предприятия. Я двинулся по коридору проверить, как там моя сладостная Дейзирей. Подходя к двери, я услышал ее рыдания – плач бессилия и крушения надежд. Полагаю, она пыталась освободиться и нашла эту задачу невыполнимой. Плач немедленно прекратился, едва я шагнул в комнату. Дейзирей оцепенела от ужаса. Я внимательно поглядел на нее с порога, изучая все клеточки ее тела своими подобными рентгеновским лучам глазами. Затем я погладил ее лоб и сказал, что скоро вернусь к ней. Запечатлев поцелуй на щеке, я оставил ее и пошел на кухню. Я оголодал и молился, чтобы у Рирдонов оказалось чем перекусить. Мне повезло. В глубине холодильника я обнаружил картонку холодного молока и кусок пирога с яблоками..."

Максфилд переводил взгляд то на одного, то на другого своего студента, чтобы оценить реакцию. Гамма чувств, написанных на лицах слушателей, была самой широкой: от гипнотического восторга до ужаса и отвращения. Во время прослушивания Терри побледнела как полотно, и, когда Максфилд прочел ту часть, где убийца пошел перекусить в кухне только что убитых им жертв, ей сделалось нехорошо.

– Итак, ваши комментарии? – дочитав отрывок, обратился к группе писатель.

Терри силилась взять себя в руки, боясь выдать подлинные эмоции.

– Это было... ужасно и отвратительно, – вымолвил Харви Кокс. – Я хочу сказать: если автор имел целью внушить мне омерзение, ему это удалось.

– Почему вы считаете, что это именно он? – спросил Максфилд.

– Это непременно должен быть мужчина, – ответил Кокс, бросая быстрый взгляд через стол на Брэда Дорригана. – Женщина такого писать не станет.

– Не согласна, – возразила Лори Райан. – Некоторые из нынешних писательниц описывают жуткие и очень неприятные сцены.

– Давайте вернемся к вашему комментарию, Харви, – произнес Максфилд. – Было ли это действительно страшно и отвратительно? Описывает ли автор все подробности убийства или же предоставляет читателю домыслить их самому?

Руку подняла Луиз Дин.

– Луиз?

– Прежде чем высказать свое мнение, я должна признаться, что вообще не люблю таких книг. И никогда их не читаю. Поэтому мое мнение будет заранее предвзятым. Но я понимаю, что вы хотите сказать. В этом тексте имеется несколько весьма выразительных кусков, но большая часть подробностей насилия не описывается.

– Это хорошо или плохо? – уточнил Максфилд.

– Хорошо! – откликнулась Минди Краус. – Это как фильм Хичкока "Психо". Вы не видите, как Норман Бейтс закалывает женщину в душе, но убеждены, будто видите это. Хичкок заставляет работать воображение.

Максфилд кивнул и посмотрел на Терри Спенсер:

– Что вы думаете, Терри: лучше меньше или больше деталей? Предпочитаете ли вы, чтобы автор ничего не оставлял читателю для домысливания или же чтобы заставлял вас стать частью его воображения?

Терри пришлось приложить усилие, чтобы сдержаться и не выбежать прочь из комнаты. Она досидела до конца занятия и даже дважды ответила что-то умное, когда задавались вопросы.

Пока продолжалась дискуссия, воспринимаемая ею как отдаленный монотонный гул, Терри пыталась осмыслить только что произошедшее. Она убеждала себя, что описанный эпизод просто совпадение, и все равно понимала, что подобное невозможно. Молоко и шоколадный торт – молоко и яблочный пирог. Все это слишком близко к реальным событиям. Правда, имелось возможное объяснение. Некоторые писатели сочиняли, отталкиваясь от реальных событий, желая придать своим творениям правдоподобность. Вероятно, человек, сочинивший эту сцену, прочитал, как убийца подкрепляется среди ночи, и использовал подробность именно потому, что она такая шокирующая. На мгновение Терри почувствовала облегчение. Потом она стала перебирать в памяти газетные отчеты и телесообщения о трагедии. Нет, она не помнила, чтобы где-нибудь упоминалась ночная трапеза. Давала ли полиция в СМИ эту информацию? Необходимо выяснить.

И кто написал сцену, прочитанную Максфилдом? Она была убеждена, что автором не являлась Луиз Дин. Та работала над историческим романом, основываясь на дневниках прадеда, и во всеуслышание заявила, что не любит натурализма и книг про маньяков. В противоположность ей Минди Краус и Лори Райан работали над детективом и отнюдь не были удручены зловещим характером зачитанной сцены. Лори даже была знакома с женщинами-писательницами, сочинявшими такого рода книги. Но Терри все же склонялась в пользу авторства одного из присутствовавших мужчин. Которого, однако? Харви Кокс сообщил, что пишет научно-фантастический роман. Тогда остается Брэд Дорриган.

После занятия Терри постаралась перехватить программиста – молодого человека в очках в проволочной оправе и с лохматыми, неухоженными волосами. Он был худ и невысок ростом – не более пяти футов шести-семи дюймов, прикинула Терри, – гораздо ниже и тщедушнее описанного Эшли убийцы.