Уго Чавес

На первых порах Уго попадал в ловушки матёрых телевизионных волков. Однажды под предлогом «настройки микрофона» его попросили произнести фразу, которая на полгода стала рекламным хитом: «Смотрите самые интересные программы только на нашем канале!» Нервировала Чавеса круглосуточная слежка политической полиции. Иногда преследование было демонстративным: «Я выходил за угол и замечал за собой агентов DISIP на трёх-четырёх мотоциклах. Всегда приходилось быть настороже, чтобы в твой гостиничный номер не подбросили наркотики, в автомашину не подложили бомбу, а в огороде небольшой финки (дачного участка. — К. С.) отца не закопали ящик с винтовками, чтобы обвинить меня в подготовке партизанской войны».

Во второй половине 1994 года Чавес отправился в поездку по странам Латинской Америки. Он хотел расширить политический кругозор, установить полезные связи с прогрессивно настроенными военными и деятелями левоцентристской ориентации, узнать из первых рук о процессах в регионе. Турне было организовано с размахом: Чавес посетил Аргентину, Уругвай, Чили, Бразилию, Колумбию, некоторые страны Центральной Америки. И хотя Чавес старался не афишировать турне, оно превратилось стараниями правоконсервативных СМИ в сплошное «скандальное шоу» «экс-мятежника».

«Международная пресса стала обращать на меня внимание, — вспоминал Чавес. — Сначала, когда я прибыл в Буэнос-Айрес, одна из тамошних газет опубликовала приветствие в связи с моим приездом: “Прибыл опасный венесуэльский десантник”. Потом я поехал в Монтевидео, где на первой странице ведущей газеты увидел: “Венесуэльский путчист прибыл консультировать Сереньи”(Либер Сереньи Москера (1916–2004) — политический деятель, бывший военный, организатор Широкого фронта левых партий; награждён Международной Ленинской премией в 1985 году.). У них в тот период проходили выборы. После этого я переместился в Сантьяго. В прессе тут же появилось сообщение, что я, должно быть, встречался с Виделой(Хорхе Рафаэль Видела (р. 1925) — генерал, глава военной хунты в период «грязной войны» в Аргентине (1976–1983).), Пиночетом и им подобными генералами для воссоздания Интернационала чёрных генералов. Я отправился в Панаму по приглашению друзей из левого крыла Революционно-демократической партии, и опять меня ожидал сюрприз: “Венесуэльский путчист участвует в секретных встречах, чтобы сбросить Бальядареса”. Пришлось срочно уезжать. В Колумбии я встречался с друзьями из Санта-Марты и опять наткнулся на сообщения в прессе: “Путчист Уго Чавес обучает венесуэльских и колумбийских партизан неподалёку от Санта-Марты”. Особенно меня возмутила ложь тогдашнего президента Колумбии Сампера. Он направил президенту Кальдере якобы документально подтверждённое сообщение о том, что я, Чавес, “принял участие в нескольких атаках колумбийских партизан на венесуэльские войска, в результате чего погибли венесуэльские солдаты”. Эти злонамеренные выдумки охотно распространялись массмедиа».

Последняя зарубежная поездка Чавеса 1994 года (13–14 декабря) пришлась на Кубу, сам Фидель пригласил его. В газетах, издаваемых кубинскими эмигрантами в Майами, появилась версия о том, что «диктатор в Гаване» сделал это в ответ на визит Хорхе Каносы, руководителя Национального кубинско-американского фонда в Майами, в Каракас. Каноса — главарь террористов, не раз пытался подослать к Фиделю убийц. В Венесуэлу Каноса приехал по приглашению президента Рафаэля Кальдеры. Фидель Кастро якобы воспринял это как личное оскорбление. Но для Чавеса эта версия не имела никакого значения, мало ли что пишут «гусанос»! Кубинский лидер встретил Чавеса в аэропорту, подчеркнув тем самым важность неофициального визита венесуэльского революционера на остров. Дружеский жест Кастро вопреки слухам, наветам и клевете многими был воспринят как его авторитетное подтверждение: у Чавеса есть политическое будущее. В прогнозах такого рода кубинский лидер редко ошибался.

Чавес вспоминал: «Встреча с Фиделем была для меня чем-то сказочным. Никогда не забуду этого свидания, нашей беседы. Прошли годы, и Фидель во всё большей степени становился для меня вторым отцом. В тот день, когда он вошёл в домик Мамы Росы в Сабанете, ему пришлось пригнуться. Двери были низенькими, а он — гигант. Я смотрел — и не верил глазам. Это было подобно сну. Тогда я сказал Адану: “Это похоже на роман Гарсии Маркеса”. То есть через сорок лет после того, как я впервые услышал имя Фиделя Кастро, он посетил дом, где мы выросли… Фидель для меня — отец, товарищ, наставник по выбору безошибочной стратегии. Когда-нибудь мне предстоит написать о том, что мы с Фиделем пережили, о тех встречах, которые были у нас. У нас сложились такие глубокие духовные отношения, что я уверен: он чувствует то же самое. Мы оба должны благодарить жизнь за нашу встречу».

Поездку Чавеса в Гавану подвергли критике даже его сторонники. Мол, на этапе активной «политической раскрутки» не стоило демонстрировать дружеских чувств к Фиделю и симпатий к кубинской революции: это будет стоить потери многих голосов на будущих выборах! Первый визит на Кубу имел немалое значение для Чавеса. Его узнавали на острове, который был источником вдохновения для тысяч революционеров Латинской Америки! «В день, когда я шёл по Гаване, одетый в “лики-лики”, ко мне приблизился какой-то человек и, рассмотрев меня, воскликнул: “Невероятно, но ты очень похож на Чавеса!” Я поприветствовал его, а он мне ответил: “Вива Фидель!”». Несколькими неделями позже Уго отправился в поездку по Венесуэле. Во время одной из остановок, в придорожном ресторане близ Сан-Матео, сеньора, накрывавшая на стол, узнала Чавеса, крепко обняла его и сказала: «Карамба, вы говорили с моим вождём, вы говорили с Фиделем». Для Чавеса это было ясное послание народа: Куба и кубинский вождь у простых венесуэльцев отторжения не вызывают.

Недругами Чавеса поездка в Гавану была интерпретирована самым подлым образом. В газетах появились фотографии, на которых он обнимался с Фиделем, и комментарий, что они создают в Южной Америке партизанскую армию.

Отношения между Чавесом и Фиделем для оппозиционеров всегда были сильнейшим раздражающим фактором, подобным красной тряпке для быка. «Чавес полностью зависит от кубинского диктатора, выполняет все его указания даже вопреки интересам венесуэльского народа» — эти обвинения звучали постоянно. Чавес парировал: «Я уже говорил, для меня Фидель как отец. Он для меня — обязательная точка отсчета».

Как бы ни возмущался Чавес клеветнической кампанией в СМИ, его поездка в 1994 году по странам Латинской Америки была больше, чем просто «ознакомительной» и важнее, чем «установление полезных связей». Создание «Боливарианского интернационала» близких по духу партий на континенте — вот что он вынашивал в качестве международного проекта, дополняющего «домашний проект» — демонтаж прогнившей Четвёртой республики и создание Боливарианской Республики Венесуэла. Та поездка показала, что память о мрачной эпохе военно-диктаторских режимов в регионе, болезненные процессы восстановления демократии в странах, переживших разгул репрессий и террора, негативно сказались на общественном интересе к его визиту. К нему отнеслись как к типичному «путчисту», не слишком разбираясь в тонкостях его политической программы. Выступлениями Чавеса в Буэнос-Айресе заинтересовались немногие, хотя в малотиражной левоцентристской прессе его подавали как «идейного продолжателя Перона». Журналист, показав Чавесу на полупустой зал, сказал не без иронии:

— Команданте, вам будет очень трудно создать боливарианский интернационал с такими кадрами. Их очень немного, и почти всем перевалило за пятьдесят.

— Ничего страшного, — ответил с улыбкой Чавес. — Если мне придётся выступать в зале с пустыми стульями, я это сделаю.

Во время того визита в Аргентину, в июле 1994 года, Чавес познакомился с политологом и социологом Норберто Сересоле. Венесуэлец стал для Сересоле даром судьбы. Аргентинский учёный разработал теорию «прогрессивного националистического бонапартизма» с харизматическим лидером во главе. Сересоле очень рассчитывал, что Чавес заинтересуется его теоретическими выкладками, особенно той частью, где излагалась доктрина использования армии для борьбы за национальное освобождение. Так и получилось: венесуэлец нуждался в научном обосновании своих претензий на власть, лидерство, включение армии в процесс социально-общественных преобразований. Сересоле представил Чавеса друзьям, бывшим и действующим военным правой ориентации. Венесуэлец активно общался с ними, но его интерес к организациям левого направления не снижался, что «неприятно удивляло» Сересоле.