Уго Чавес

Как-то вечером в камере Чавеса еле слышно запиликал мобильный телефон. Звонивший представился: «Я — Микелена»(Луис Микелена (р. 1919) руководил профсоюзом водителей автобусов. В 1942 году вступил в Коммунистическую партию Венесуэлы. В 1946 году создал свою организацию — Революционную партию пролетариата, позднее вступил в MAS. С 1960-х годов поддерживал дружеские отношения с Хосе Висенте Ранхелем, ещё одним ветераном политической жизни в стране. Занимался предпринимательской деятельностью: в 1960—1970-е годы был представителем ряда фирм ЧССР, Румынии и ГДР.). Имя показалось знакомым. Однако Чавесу потребовалось напрячь память, чтобы вспомнить, где именно он слышал (вернее, видел) имя этого человека. Ещё в период подготовки выступления 4 февраля Чавес проводил некоторые конспиративные встречи (иногда ночевал) в адвокатском офисе с табличкой «Луис Микелена». Ключи от кабинета Уго получил от посредника и никогда личных встреч с хозяином помещения не имел. Микелена в подготовке заговора участия не принимал и, скорее всего, не подозревал, какие «остросюжетные» темы обсуждались в его конторе.

Вспоминая об истории своих отношений с Луисом Микеленой, Чавес постоянно подчёркивает, что о нём ничего не знал до момента знакомства в тюрьме Яре, куда тот стал наведываться. На Уго произвела впечатление политическая траектория этого человека. Вот её «резюме» в изложении самого Чавеса: «Микелена начал деятельность профсоюзного лидера ещё в 1940-е годы. Думаю, что он состоял в Коммунистической партии и потом основал движение, которое назвали “Чёрными коммунистами”. Эта группа поддержала правительство Исаиаса Медины в день 18 октября 1945 года, когда партия “адеков”(Адеки — члены партии Action Democratica (AD).) устроила государственный переворот. Во времена диктатуры генерала Переса Хименеса Микелена находился семь лет в заключении в Сьюдад-Боливаре; многие из известных старых руководителей левых организаций познакомились с ним в тюрьме. После свержения Переса Хименеса он вышел из тюрьмы и был близок к Ховито Вильяльбе из партии Республиканско-демократический союз; потом стал членом созданной партии MAS (Движение к социализму), которая выдвинула Хосе Висенте Ранхеля кандидатом в президенты».

К моменту знакомства с Чавесом Луис Микелена был известным адвокатом и видным политиком. С точки зрения Уго, в политической биографии Луиса Микелены не было ничего предосудительного. К тому же в первом телефонном разговоре Микелена сказал Чавесу вдохновляющие слова: «Команданте, я достаточно пожил на этом свете и хочу, чтобы вы знали следующее: вы находитесь в неволе, но вы уже сделали первый взнос в блестящую политическую карьеру и продолжаете его вносить».

Старый лис знал, как польстить Чавесу. Это потом, когда их пути разойдутся, а отношения станут враждебными, Микелена будет использовать всё, чему был свидетелем, для компрометации своего подопечного. Например, про условия содержания Ча#еса в Яре он говорил: «Разве это было настоящее тюремное заключение? Это был праздник, а не тюрьма. У него был телефон, телевизор, каждый день ему приносили газеты. Его могли навещать все желающие. Мне бы такой комфорт, когда я сидел в тюрьме во времена диктатуры Переса Хименеса».

События 4 февраля и тюремное заключение отдалили Уго от Эрмы Марксман. До неё стали доходить слухи о женских визитах в тюрьму Яре: харизматичный подполковник привлекал внимание не только матёрых политиков. Когда национальный герой попадает в сложные обстоятельства, всегда находятся сочувствующие дамы, готовые облегчить его страдания.

Вину за охлаждение чувств Эрма возлагала не только на Уго, но и на Луиса Микелену. Он навещал Чавеса в тюрьме, изучал его возможности, перспективу использования в своих интересах. В той или иной форме Уго получал от Микелены советы по развитию имиджа, политкорректному поведению, в том числе в отношениях с женщинами. Венесуэльцы, любители посплетничать, охотно обсуждали личную жизнь самого известного узника Яре, о ней писали в СМИ и, следовательно, говорили на улицах, в ранчос, салонах богачей, правительственных коридорах и дипломатических кругах.

Вопрос об имидже приобрёл ещё большую актуальность после того, как опросы общественного мнения начали давать Чавесу надежду на победу в президентских выборах в декабре 1998 года. Всё, что касалось Чавеса, стало представлять общественный интерес. Неупорядоченность отношений с женщинами могла погубить его политическую карьеру. Продолжительная тайная связь с Эрмой была «динамитным зарядом», который враги могли использовать в своих целях. Имелись сложности в отношениях с Нанси. Отчуждение, непонимание, иногда даже отчаяние читались в её глазах. Чавес уже твёрдо решил погрузиться в политику и биться за пост президента, биться до последнего, и был уверен, что на этом многотрудном пути не получит от неё поддержки. Мать была права, когда однажды обронила: «Твоя Нанси не подходит тебе». Даже на гарнизонных праздниках она терялась и тушевалась и потому избегала их под разными предлогами. За годы супружества Нанси не изменилась, оставаясь неисправимо провинциальной и совершенно аполитичной.

В 1994 году правительство Рафаэля Кальдеры отказалось от судебного преследования путчистов и в целях «национального примирения» амнистировало их. В последние дни заключения к Чавесу зачастили посланцы от президента, которые предлагали «договориться»: «Ты можешь стать преемником Кальдеры. Мы тебя всесторонне подготовим и поддержим, но ты дашь обязательство выйти на свободу сторонником правительства. Ткни пальцем в любую точку на карте мира, и ты можешь отправиться куда захочешь: послом, на учёбу, а потом ты сменишь Кальдеру. Разумеется, с опорой на блок Convergencia». Среди этих эмиссаров был сын Кальдеры Андрес, занимавший пост министра секретариата президента.

На все соблазнительные обещания Чавес отвечал отказом: «Нет, я пойду не с Кальдерой, а на улицу, в катакомбы, к народу. И я знаю, что там увижу: бесконечную, беспросветную нищету».

Последние дни заключения Чавес и его соратники провели в тюремном госпитале. «Сертификатами о здоровье» правительство хотело подстраховаться от возможных обвинений в «бесчеловечном отношении» к «узникам в камуфляже». В госпитале Чавес и Ариас снова поссорились. Взгляды их разошлись даже в таком заурядном вопросе, в какой одежде идти к президенту, чтобы поблагодарить за освобождение. Уго настаивал на военной форме, и «если так не получится, то никакого визита и благодарности не будет». Ариас «жать на принцип» не стал, пришёл к Кальдере в гражданской одежде.

Глава 12

ПУТЬ НАВЕРХ В «ЧРЕВЕ ЧУДОВИЩА»

Начиная борьбу за президентский пост, Уго говорил брату Адану: «Надо проникнуть в чудовище, чтобы начать борьбу с ним изнутри». Эту же формулу о «борьбе с чудовищем» он иногда использовал в доверительных беседах с самыми близкими ему людьми, которые критически относились к его «смене курса» после выхода из тюрьмы Яре. Чавес намеревался перехитрить всех, кто стоял на его пути! Стратегию действий он основывал на наказе Христа: «Будьте хитрыми, как змеи, и чистыми сердцем, как голуби».

По мнению Чавеса, эту формулу умело использовал Мартин Лютер Кинг, который говорил: «Мы должны сочетать твёрдость змеи с мирной кротостью голубя: быть сильными духом, но нежными сердцем. Если у нас имеются свойства змеи, но нет свойств голубя, мы будем холодными, злыми, эгоистичными; если у нас будут свойства голубя и не будет свойств змеи, мы будем сентиментальными, анемичными и слабовольными. Значит, нам надо совмещать свойства обоих».

При анализе действий Чавеса нельзя забывать об этой «магической формуле», которая объясняет многие «нелогичные» и «непоследовательные» шаги в его деятельности.

Луис Микелена встретил Чавеса у ворот тюрьмы. Не теряя времени, они отправились к Хосе Висенте Ранхелю, чтобы Уго успел выступить в его телевизионной программе. Первый вечер на свободе Чавес провёл в небольшой квартире своего адвоката Карлоса Фермина, где в узкой компании друзей отметил освобождение.