Страсть и скандал

В следующий миг ноги сами понесли ее вперед.

— Ой, — испуганно воскликнула айя, дергая Катриону за руку. — Вас раздавят лошади!

Но Катриона совсем не боялась этих чистокровных лошадок. Они были ей точно братья и сестры. Сердце и ум лошади составляли для нее загадку не более чем ее собственные. Она пока лишь шла вперед, инстинктивно повторяя ласковые слова на гэльском, языке Шотландии, чтобы подбодрить ее, зная при том, что лошадь все равно не поймет, — надменная и любопытная вороная кобыла с высокими белыми чулками уже повернула к ней длинную породистую морду и, осторожно ступая, прошла те несколько футов, что позволяла ей веревка. Прядая ушами, фыркнула в знак приветствия.

Когда кобыла оказалась в достаточной близи и наклонила голову, чтобы ей почесали уши, Катриона закрыла глаза и глубоко вдохнула. Исходящий от животного запах был словно бальзам на ее душу — до боли знакомый, мягкий и такой земной.

— Питхар, — шепнула она в длинное изящное ухо лошади. — Сестра моя, ты проделала столь же долгий путь, что и я? Так ли трудно было тебе пробираться через горы, что и мне плыть по морю? Казалось ли все на пути странным и удивительным тебе? — Ее пальцы инстинктивно нашарили в кармане обгрызенное кашмирское яблоко, которое она купила для детей на одном из прилавков. Но лошадь следует угощать исключительно с позволения ее хозяина. Это правило было ей известно не хуже собственного имени.

Катриона подняла взгляд на всадника-пенджабца и обнаружила, что Танвир Сингх рассматривает ее своими яркими как изумруды веселыми глазами. Поэтому она показала ему огрызок яблока и вопросительно подняла брови — пантомима всем понятная, — потому что, прожив в Индии всего лишь несколько недель, она могла немного объясниться на хинди или урду, но не знала ни слова по-пенджабски.

Не говоря ни слова, не сдвинувшись со своего высокого седла на спине лошади, принц плутов улыбнулся Катрионе. Ослепительная, сверкающая улыбка могла бы растопить снежные шапки высоких горных вершин за холмами долины Доаб. Улыбка, словно предназначенная ей одной и никому другому в мире. Улыбнувшись, он ответил ей цветистым и изысканным приветствием, глубоким поклоном и широким взмахом руки, достойным какого-нибудь паши, раздающего милости, от которых зависит жизнь его подданных.

Этот жест изменил и ее жизнь тоже. Кусочек гранита — все, что осталось от ее сердца, которое вынудили окаменеть смерть и изгнание — вдруг шевельнулся, совсем чуть-чуть, как испещренная бороздками персиковая косточка, которая осторожно пытается пустить корни в твердую почву.

Глупое, предательское сердце.

— Неужели ты забыла?

Теплые воспоминания, нахлынувшие было на Катриону, оказались столь же уместны, как ледяная волна устья Клайда, увлекающая за собой остатки ее самообладания. Она оцепенела, дрожа всем телом. В имении Уимбурн она жила под именем Анны Кейтс если не в состоянии непрекращающегося страха, тогда просто в грустном предчувствии, что прошлое может однажды настигнуть ее. Ее вина грузом легла на сердце постоянным и беспокойным напоминанием о грехах, которые остались неотомщенными.

Но она никак не ожидала, что из всех людей на земле именно он окажется посланником неумолимого закона. Почему за ней явился Танвир Сингх — человек, который некогда был ее другом и стал единственным возлюбленным? Зачем было ему покидать свой Пенджаб, чтобы преодолеть тысячи миль морем, исполняя приказ Ост-Индской компании, чтобы привлечь ее к правосудию, как они его понимали?

Ведь это он ее предал, а не наоборот.

Итак, вот он, во плоти. Она стояла так близко, что ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы убедиться — этот странно знакомый ей англичанин и есть Танвир Сингх. Она уже забыла, как он неправдоподобно высок. Заставила себя забыть.

Как будто угадав ее мысли, мужчина — не Танвир Сингх, но Томас Джеллико — спросил:

— Хочешь, чтобы я напомнил?

Он говорил тихо, явно угрожающе, и его глаза — яростные зеленые глаза — рассматривали ее с головы до ног, будто он ее неумолимый палач.

Зачем ей напоминание? Как бы ни тешила Кэт себя мыслью, что забыла, она, если угодно, помнила все до мельчайших подробностей. Как сверкали огнем его зеленые глаза из-за темной завесы ресниц! Какой теплой была его кожа под ее ладонями! Вкус его губ. Вес его тела. Ошеломительная боль его последнего предательства. Его жестокое безразличие.

Катриона резко отдернула руку, которую он все еще держал.

— С вашего позволения, — едва смогла выговорить она, осторожно освобождаясь от цепких пальчиков малышки Марии и передавая ребенка на попечение старшей сестры. Мария прекрасно обойдется без нее — вон сколько вокруг взрослых родственников, — а ей нужно бежать от этого мужчины и прошлого, которое в конце концов ее настигло.

Но как, бога ради, сумел он ее отыскать, если она приложила столько мучительных усилий, чтобы замести следы? Потому что был не только Танвиром Сингхом, но еще и Томасом Джеллико, братом лорда Джеффри? И сколько уже Томас Джеллико успел рассказать о ней лорду Джеффри?

Помоги ей Господь. Оцепенение мало-помалу сменялось леденящим страхом.

Она быстро взглянула на своего нанимателя, который смотрел то на нее, то на брата. Что бы ни увидел лорд Джеффри в ее лице — чувство вины или по крайней мере удивление и страх, — это послужило ему побуждением к действию. Встав между ними, он предостерегающе коснулся плеча брата.

— Томас, — заговорил он тихо, но твердо. — Достаточно.

Томас Джеллико, не обратив никакого внимания на слова брата, легко стряхнул его руку, чуть поведя сухим плечом. Снова потянулся к ней, хотя она и отпрянула, наступая на нее шаг за шагом, пока чуть не упала, зацепившись за подол юбки.

Она спрятала руки за спину, чтобы он ее не схватил.

— Сэр, прошу вас!

— Томас, ради бога, — прошипел лорд Джеффри. — Что на тебя нашло? Будь любезен, оставь мою гувернантку в покое. Твоя семья ждет. И все смотрят, Христа ради!

Томас Джеллико — это имя отзывалось в ее голове как эхо среди холмов — наконец отвел свои неумолимые зеленые глаза, и его власть над ней закончилась. Как будто щелкнули, размыкаясь, оковы, отпуская ее на свободу.

Опустив голову, Катриона немедленно заторопилась прочь. Чуть ли не бегом пересекла лужайку, инстинктивно выбрав себе целью прогалину в тисовых зарослях ближайшей живой изгороди.

Что подумают о ней лорд и леди Джеффри? Даже при том, что ее наниматели, казалось, шокированы поведением своего родственника не меньше ее, достопочтенный Томас Джеллико как-никак приходится лорду Джеффри братом, а узы крови превыше любой, даже самой сильной благодарности. Лорд и леди Джеффри никогда не пойдут против брата ради гувернантки, пусть даже они успели ее полюбить. И Катриона понимала, что не сможет смотреть в прекрасное лицо леди Кассандры Джеффри, когда хозяйка узнает все то, что достопочтенный Томас Джеллико ей непременно сообщит, — что Катриона Роуэн разыскивается за убийство.

Во рту возник отчетливый металлический привкус — страх, вот что это было. Все пойдет, как уже бывало: влиятельные люди будут свидетельствовать против нее — и она не в силах это предотвратить.

Впрочем, нет. Она примет меры. Она сбежит.

Она уедет, как только бросит в сумку пожитки и скопленные деньги, а затем пойдет прямо через поля, как сделала раньше в Индии, а до этого — в Шотландии. Она не станет дожидаться, пока неумолимые жернова закона сотрут ее в труху. Она убежит прежде, чем успеет во всеуслышание распространиться его обвинение, подобное смертельному яду.

Катриона бесцеремонно сгребла юбки в охапку, чтобы бегом преодолеть короткий пролет каменных ступенек, ведущих прочь с лужайки, про себя кляня злосчастный выверт судьбы, который снова привел в ее жизнь человека, которого раньше звали Танвир Сингх. Из всех мест в мире, где она могла бы спрятаться, затеряться среди людей, она каким-то образом, сама того не ведая и не желая, выбрала дом его брата.