Вороново Крыло

– Сынок, —сказал мне как-то отец: я ведь твой должник. Я должен тебе одну вещь. Я должен тебе твою молодость. Прости меня, если сможешь, но так получилось – я отнял ее у тебя и дал войну… Он говорил это сидя за раскладным столом – я стоял перед ним на вытяжку. Депеша, привезенная мной за много миль была открыта, но еще не прочитана. Она лежала между нами на столе, повернутая чистой стороной ко мне. Но отец не спешил ее читать, сегодня ему было, что мне сказать:

– Может ты простишь старого дурака… Когда закончится это безумие, ты можешь предъявить мне любой счет – и он не может быть для меня слишком большим. Ты жил войной, когда все упивались миром. Ты ковал сталь, когда все остальные сеяли семя. Ты узник нашего замка «Если»… Я молчал – в тот день я натер задницу о седло, проскакав всю ночь. Я хотел только одного – лечь поспать: в казарме ли, на сене в конюшне. Не важно

– только бы поспать. Хоть немного. Отец поднял глаза от карты и посмотрел на меня – как мне кажется сейчас, заискивающе:

– Так что скажешь, сынок. Что я тебе должен? Я незаметно проверил ремень – под него входило положенные по уставу два пальца. Облизал пересохшие губы – вода у меня кончилась еще прошлым утром. Опустошенье – мне не хотелось ничего, кроме как рухнуть и превратиться в пыль. В пыль, что хранит следы, но которую не замечет никто из тех, кто следы оставляет. Я ответил так:

– Разрешите идти, господин полковник?

– Иди… Идите лейтенант – и постарайтесь не грешить. Если получится…

Я вспомнил этот, наверное, несостоявшийся разговор, лежа на топчане в доме, который стал моим. Осень вступала в свои права и за стенами опять сек дождь. Огонь крошил дрова в очаге. Мне было тепло и уютно и я думал о том, что не смог сделать. И о том, что не захотел делать. Тогда я жил просто: когда безумие змеей вилось в моем мозгу, я кричал. Оно вырывалось криком из меня и исчезло в тиши ночи. Я был один, но не страдал от одиночества, ибо не чувствовал себя покинутым. Все было открыто и светло и даже время бежало легкими шагами. Но иногда появлялись мысли, что не были безумием и были необычны. Сомнение – мысли о ключах, от дверей, в которые я не вошел. Может быть это было предательством —иногда мысли о предательстве тоже предательство. Бывало, я прислушивался даже к словам последнего базарного шарлатана – мне казалось, что у него тоже есть право на крупицу правды и смысла. Но тогда все решалось просто: была война и враги, была присяга, преступить которую я не помышлял. Но теперь фронты были неизвестно где – и я не знал были ли они сейчас. Присяга… нет, теперь она меня не держала. Я честно отдал все что мог, всего себя… И теперь стал никем… Думая так, я спросил себя – а чего же я лишился? Чего, черт возьми?..

И я выяснил это довольно быстро. В селе, что было рядом, намечался праздник – кажется день осеннего солнцестояния. Но праздник мог не состоятся – всю неделю лили дожди. Но за день до дня солнцестояния я разогнал тучи. И в селе начались приготовления. Я парил над деревней, вдыхая аромат праздничных пирогов, глядя как расставляются столы, слушая репетиции музыкантов… К празднику прилагалась небольшая ярмарка, на которую съезжались из других деревень. И я мог прийти к ним, без страха быть неопознанным. Воздух был пропитан магией всех сортов, что я осмелился создать из своих лохмотьев иллюзию хорошей одежды. И когда ночь спустилась на деревню, а свет костров и фонарей залил площадь, я вошел в деревню. Праздник был в самом разгаре. Никто не обратил внимания на меня, а мне было нужно только это. Я бродил меж ними: старцами, что в сторонке судачили о своей жизни, ларьками со снедью и выпивкой, молодежью, что то сбивалась в группы, то распадалась на пары. Здесь все было просто и немного наивно. Простая музыка, простые угощения, простые забавы… Я шел через толпу – они шли мимо меня. Они не замечали меня, сотни лиц проносились перед моими глазами, но через минуту я не помнил ни одного. Лица кружили, складываясь будто в калейдоскопе в одно – ЕЕ – лицо. Они не замечали меня – хотя были обязаны именно мне своим праздником. С поля и дворов тянуло дымом: приятным дымом осенних листьев и древесного угля. Он совсем не походил на дым разоренных городов. Дым мешался с туманом подымающимся с реки. Играла танцевальная мелодийка, пары кружили в каком-то танце. Я смотрел на них и не мог понять: да, я сбежал из плена, но они-то все что здесь делают? Как они могут веселиться, когда где-то идет война. Мне не пришлось научиться танцевать – некогда было, да и хороших учителей танцев в военных училищах не водилось… Я почувствовал руку на свое плече – я обернулся, передо мной стояла девушка. Она была круглолица и улыбалась мне самой широкой, открытой улыбкой.

– Молодой человек, вас можно пригласить? Мне не хотелось говорить и я только отрицательно покачал головой, она тут же исчезла —растворилась в людском море. Я шел и все больше тяготясь свои присутствием Ибо понял – я был здесь совершенно чужим. Отец был тогда не прав – он не был мне должен ничего. Замок «Если…» был и моим… Война продолжалась. Я закричал – и превратился в птицу. Взмахнул крылами и начал свой подъем в темноту неба. Я кружил карабкаясь все выше и выше, слыша как в агонии брошенных инструментов умирает музыка. На секунду я посмотрел вниз, те, среди которых я был минуту назад, оставили танцы и смотрели в небо. Кто с тоской, кто с удивлением, но все больше – с испугом. Я, кажется, все-таки испортил им праздник.

А на утро выпал снег. Когда я проснулся, он уже лежал на земле тонким белым покрывалом. Первый снег – снег осени. Снег был слишком ранним и слабым, чтобы прожить хоть до полудня, но он говорил мне, что зима уже дышит мне в спину. Время, когда снег хранит следы, а жизнь без огня невозможно. Мне пора было собираться в дорогу. Туда, где свои следы можно спрятать в следах других, где огонь никто не считает и не прячет. Для начала я нарубил дров. Тот, кто жил здесь до меня, оставил запас, который не дал мне замерзнуть в первую ночь моего бегства. Не знаю, кем он был

– но мне он нравился. Я ни разу его не видел, но мне казалось, что мы с ним похожи. И мне не хотелось, чтобы тот, кто придет за мной, умер от холода. Последними ударами я вырубил себе посох достаточно тяжелый и длинный. Топор и лом я подбросил назад – было слишком рано, что спали даже собаки. Я прикрыл дверь и сделал шаг – мое возвращение началось.

К тому времени я понял, что просто сбежать – этого мало. Всякий побег стоит малого, если ты не знаешь, куда бежать. Когда я рухнул с неба в чистом поле, я знал где нахожусь с точностью до двадцати миль. Поверьте мне – это не так уж плохо для двухсотмильного расстояния. Я не заблудился во времени – у меня не было календарей, но луна была в кресченте, листья начинали желтеть. Точней мне знать дату и не надо было. Все было гораздо сложней – я заблудился среди людей. Мне некуда было вернуться. Второй регийской хоругви больше не существовало, Тебро наверняка лежал в руинах, все остальное было еще дальше. И родина предала меня – родины у меня больше не было. Я серьезно думал отправится в горы, вслед за отцом. Я знал и верил – живой или мертвый он там. Ибо если бы он вернулся – это бы перевернуло бы ход жизни этого мира. Но я обещал его не искать – это первое. Второе и главное – я не успевал к тем проклятым перевалам. Они закрывались и открывались через пять месяцев – уйма времени, тем более для человека, который не знает куда это время деть. Я знал: мне надо учиться, но не знал – чему и у кого. Иногда дождливыми осенними вечерами я перебирал в уме тех людей, от которых я бы хотел получить совет, научиться. Список был не очень большим и почти все они были уже мертвы, про остальных я давно ничего не слышал и не знал, где они и в добром ли здравии. Иногда мне вспоминался генерал Рейтер – уж он-то конечно мог мне про многое рассказать. Но он ушел лет пятнадцать назад. Просто пропал в один день. Выиграв очередную битву, генерал ушел к себе в палатку отдыхать, а когда утром пришли будить, его уже не было. И мне подумалось – а ведь действительно: никто не видел генерала мертвым, стало быть ничто не мешает ему быть живым. Мне оставалось только найти его – сделать то, что никому не удавалось полтора десятилетия до меня. Всего лишь на всего…