Страница 5 из 46
Июль 1848 года. Волнения улеглись, лекции в Школе права возобновились, Жюль снова сдает экзамены — уже за второй курс.
«Я вижу, что вы в провинции, обуреваемы страхами, боитесь всего гораздо больше, чем мы в Париже... — пишет он родителям по поводу недавних событий. — Я побывал в разных местах, где происходило восстание. На улицах Сен-Жак, Сен-Мартен, Сент-Антуан, Пти-Пон, Бель Жардиньер я видел дома, изрешеченные пулями и продырявленные снарядами. Вдоль этих улиц можно проследить за направлением полета снарядов, которые разрушали и сносили балконы, вывески, карнизы. Это ужасное зрелище!»
Юноша жадно ловит новые впечатления. Покончив с экзаменами, он спешит воспользоваться короткой передышкой — слоняется по бульварам, заходит в музеи, знакомится с достопримечательностями столицы. Незадолго до отъезда в Нант ему посчастливилось попасть на заседание в Палату депутатов.
«Это заседание, — сообщает он отцу в письме от 6 августа, — было особенно интересным благодаря шуму, которым оно сопровождалось, и большому числу присутствовавших на нем всевозможных знаменитостей. Один депутат, сидевший рядом со мной, показал мне всех».
Следует длинный перечень имен, а затем:
«О, счастье! Виктор Гюго!!! Виктор Гюго, которого я хотел видеть любой ценой, говорил в течение получаса. Я его знаю теперь. Чтобы получше разглядеть его со своего места, я раздавил одну даму и вырвал бинокль из рук какого-то незнакомца. Должно
24
быть, об этом происшествии будет упомянуто в «Правительственном вестнике».
Революция превратила Гюго в трибуна, пламенно защищавшего республику. Великого поэта Франции Жюль Верн почитал и как политического деятеля. Имя Гюго нередко упоминается в его книгах, и хотя он будет писать на другие темы и в совершенно иной манере, романы Жюля Верна во многом созвучны произведениям Виктора Гюго с их оптимистической верой в преобразующие силы Разума и Прогресса. Можно понять юношеский энтузиазм Жюля, впервые увидевшего этого человека!
...10 ноября 1848 года. Париж. Тысячные толпы устремляются к площади Согласия. Состоится торжественное провозглашение конституции Второй республики, принятой Учредительным собранием.
Жюль Верн и его приятель Эдуар Бонами только что сошли с поезда. Сошли с поезда, который вез их по недавно проложенной колее, еще не достигшей Нанта. Первая поездка по железной дороге! Свистки локомотивов, вагонная тряска и почти неправдоподобная скорость. Такое невозможно забыть!
Не успев отряхнуть дорожную пыль, Жюль с Эдуаром вливаются в поток людей, чтобы пробраться Поближе к площади.
Знаменательное совпадение! В этот исторический день будущий писатель начал самостоятельную жизнь. «Город-светоч» властно притягивал его и не выпускал из своих объятий. Театр, поэзия, музыка все больше заполняли его существо. После третьего тура экзаменов под отчий кров он уже не вернулся.
25
ПРИЗВАНИЕ
туденческая комната на улице Ансьен Комеди. Две кровати, два стула, стол и... вечерний костюм. Один костюм на двоих. У Эдуара, однако, то преимущество, что в его бюджете предусмотрены пять франков «на зрелища», а Жюль не может выкроить и сантима. И все же он попадает в театры в качестве... клакёра, беспощадно отбивая ладони, чтобы отработать бесплатное место на верхотуре в райке.
Педантичный Пьер Верн держит его в узде, совершенно не считаясь с вескими доводами сына:
«Я предвижу следующие расходы: комната 30 франков, питание 70 франков; затем запись на лекции 15 франков; книги по праву 20 франков; масло для лампы полтора франка; кроме того, мне понадобятся обувь, перчатки и т. п. Ах, как подумаешь обо всем, что нужно человеку для жизни в обществе, поневоле позавидуешь Жан-Жаку Руссо и его естественному состоянию на лоне природы!..»
Однако у отца своя калькуляция, составленная по воспоминаниям о студенческой жизни в Париже 1820-х годов. Переубедить его невозможно, сто франков в месяц — и обходись как хочешь.
Жюль слушает лекции по уголовному и гражданскому кодексам, зубрит параграфы торгового, вексельного и финансового права, вперемежку пишет стихи, сочиняет комедии, вечера проводит в театрах, в студенческих кабачках, в светских салонах.
Нет, это не оговорка: в светских салонах! Носитель громкого имени, дядя Франциск де ля Сель де Шатобур, имеющий доступ в лучшие парижские дома, представляет племянника из Нанта прежде
26
всего мадам де Барер (там он встречает в первый же вечер поэта Ламартина и министра нового правительства Марраста, который с ним учтиво раскланялся, очевидно, приняв за другого), а затем и хозяйке модного салона мадам де Жомини, где бывают даже такие «высокопоставленные персоны», как принц Луи-Бонапарт и генерал Кавеньяк.
Среди чопорных аристократов и надменных буржуа Жюль чувствует себя чужаком, робеет, теряется. Но здесь он узнает последние новости задолго до того, как о них сообщают газеты, и по настоянию дяди заводит «полезные знакомства».
Зато он быстро приобщается к жизни богемы. Там он, наверное, впервые понял, какой бездной разделены завсегдатаи светских салонов и неугомонная, разношерстная, веселая братия — начинающие литераторы, студенты, музыканты, актеры, заполнявшие дешевые кафе и погребки Монмартра. Там все были равны и без всяких церемоний принимали в свои шумные компании зеленого новичка.
«Это истинное удовольствие, хоть и не очень понятное в Нанте, — писал он отцу, — быть в курсе всех литературных событий, улавливать новейшие веяния, следить за различными фазами, через которые проходит литература... Нужно глубоко постигнуть современный жанр, чтобы угадать предстоящий!»
Как бы он удивился, если бы заранее знал, что именно он, Жюль Верн, «угадает» предстоящий жанр!
Симпатии Жюля на стороне республиканцев, но политические взгляды еще далеко не устоялись. Он не усматривает зловещих признаков в приходе к власти Луи-Бонапарта, избранного 10 декабря 1848 года президентом республики. Его письма в Нант свидетельствуют скорее о глубокой растерянности.
«Хотя выборы уже прошли, вполне возможно, что еще будет шум. Вчера вечером огромные толпы на-
27
рода пробегали по бульварам с ужасными криками и бранью. По улицам фланировали усиленные патрули. Повсюду собираются возбужденные толпы людей... Теперь дело может кончиться не мятежом, а гражданской войной. Чью сторону держать? Кто будет представлять партию порядка? К какому флангу примкнуть?..»
Наступивший 1849 год принес Жюлю и огорчения, и радости.
Когда до Пьера Верна дошли тревожные слухи о том, что Жюль ведет в Париже «беспорядочную жизнь», он урезал ему и без того скудный бюджет, думая, что это заставит сына усерднее заниматься правом. Жюль запутался в долгах, недоедал, недосыпал, но никакая сила не могла бы его теперь отвлечь от литературного творчества.
Легче всего ему давались веселые куплеты и жанровые песенки. Положенные на музыку его нантским другом, композитором Аристидом Иньяром, они исполнялись не без успеха в литературных и театральных кабачках. Особенно посчастливилось грустной песенке «Марсовые». Позже она стала любимой песней французских матросов и включалась даже в фольклорные сборники. Жюлю Верну самому приходилось слышать, как ее пели на уходящих в плавание кораблях.
И хотя в эти годы он связывал надежды с театром, а куплеты и песенки сочинял между делом, пристрастие к морской теме обнаруживается с первых шагов. При всех разнообразных занятиях море, корабли, навигация, путешествия и географические исследования продолжали занимать его ум. Круг чтения непрерывно расширялся, охватывая также популярные труды по истории науки и техники. Еще не зная, на что это может пригодиться, юный поэт завел особую тетрадь, куда заносил любопытные сведения о научных открытиях и изобретениях.