Страница 26 из 29
– Всё готово. Прошу.
О дальнейшем докладывал уже на бегу, поспевая за Эрастом Петровичем:
– Тележка ждет. Личный состав собран. Не высовываются, как велено…
Станционный почтовик, посвященный в суть дела, топтался возле тележки, нагруженной коореспонденцией, и, судя по меловому оттенку лица, здорово трусил. Комната была набита голубыми мундирами – все жандармы сидели на корточках, да еще пригибали головы. Это чтобы не увидели с перрона, через окно, понял Фандорин.
Улыбнулся почтовому служащему:
– Спокойней, спокойней, ничего особенного не случится.
Взялся за ручки, выкатил тележку на перрон.
– Семь минут, – прошептал ему вслед ротмистр.
Из почтового вагона, прицепленного сразу за паровозом, высовывался человек в синей куртке.
– Спишь, Владимир? – сердито закричал он. – Что тянете?
Длинноусый, средних лет. Скуластый? Пожалуй, – прикинул Эраст Петрович и снова прошептал напарнику:
– Да не дрожите вы. Зевайте, вы чуть не проспали.
– Вот… Сморило… Вторые сутки на дежурстве, – лепетал владимирец, старательно зевая и потягиваясь.
Почтовый вагон
Ряженый инженер тем временем быстро кидал в открытую дверь почту, а сам примеривался – не обхватить ли длинноусого за пояс, не швырнуть ли на перрон? Уж чего проще.
Решил повременить – проверить, здесь ли три дощатых ящика размером 15×10×10 дюймов.
И правильно сделал, что повременил.
Поднялся в вагон, принялся раскладывать владимирскую почту на три кучи: письма, посылки, бандероли.
Внутри был самый настоящий лабиринт из уложенных штабелями мешков, коробок и ящиков.
Сортировка почты в почтовом вагоне
Эраст Петрович прошелся вдоль одного ряда, потом вдоль другого, но знакомого багажа не увидел.
– Чего гуляешь? – рявкнули на него из темного прохода. – Живей пошевеливайся! Мешки вон туда, квадратные – туда. Новенький, что ли?
Вот так сюрприз: второй почтальон, тоже лет сорока, скуластый и с усами. Который из них? Жаль, нельзя было прихватить с собой приемщика из камеры хранения…
– Новенький, – прогудел Фандорин простуженным басом.
– А по виду старенький.
Второй почтовик подошел к первому, встал рядом. У обоих на поясе висело по кобуре с «наганом».
– Чего руки-то трясутся, погулял вчера? – спросил второй у владимирца.
– Маленько погулял…
– Ты ж говорил, вторые сутки на дежурстве? – удивился первый, длинноусый.
Второй высунулся из двери, посмотрел на станционное здание.
«Который из них? – пытался угадать Фандорин, быстро скользя вдоль штабелей. – Или оба не те? Где ящики с мелинитом?»
Вдруг оглушительно лязгнуло – это второй почтальон захлопнул дверь и задвинул засов.
– Ты чего, Матвей? – удивился длинноусый.
Матвей ощерил желтые зубы, щелкнул взведенным курком:
– Да уж знаю чего! Три синие фуражки в окне, и все сюда пялятся! У меня нюх!
Неимоверное облегчение – вот чувство, которое Эраст Петрович испытал в эту минуту. Значит, не зря брови и усы свинцовыми белилами мазал, не зря три часа паровозной копотью дышал.
– Матвей, ты что, сдурел? – не мог взять в толк длинноусый, моргая на блестящее дуло.
Владимирец – тот сразу сообразил, вжался спиной в стенку.
– Тихо, Лукич. Не суйся. А ты, тля, говори: грузчик твой из сыскарей? Убью! – Объект схватил местного за ворот.
– Мое дело подневольное… Пожалейте… до пенсии годик всего… – сразу капитулировал абориген.
– Эй, милейший, не глупите! – крикнул, высовываясь из-за ящиков, Фандорин. – Деваться вам все равно некуда. Бросайте ору…
Чего он никак не ожидал – что объект выстрелит, даже не дослушав.
Инженер едва успел присесть, пуля свистнула над самой головой.
– Ах ты, паскуда! – раздался возмущенный крик длинноусого, которого диверсант назвал «Лукичом».
Снова громыхнуло. Слились два голоса – один застонал, второй взвизгнул.
Эраст Петрович подполз к краю штабеля, выглянул.
Дело приняло совсем скверный оборот.
Матвей засел в углу, выставив вперед руку с револьвером. Лукич лежал на полу, шаря по груди окровавленными пальцами. Владимирский почтовик визжал, закрыв лицо руками.
В мертвенном свете электрической лампы покачивался сизоватый пороховой дым.
Из позиции, которую занимал Фандорин, подстрелить мерзавца было проще простого, но он нужен был живой и желательно малопомятый. Поэтому Эраст Петрович высунул руку с «браунингом» и послал две пули в стенку, поправее объекта.
Тот, как и следовало, ретировался из угла за штабель картонных коробок.
Не переставая стрелять (три, четыре, пять, шесть, семь), инженер вскочил, с разбегу налетел всем корпусом на коробки – те обрушились, завалив спрятавшегося за ними человека.
Дальнейшее было делом двух секунд.
Эраст Петрович схватил торчащую ногу в яловом сапоге, выдернул диверсанта на Божий (то бишь, электрический) свет и стукнул ребром ладони повыше ключицы.
Один есть.
Теперь нужно было добыть второго, очкастого, что забрал бумажные свертки.
Только вот как его найти? И вообще, в поезде ли он?
Но искать очкастого не пришлось – нашелся сам.
Когда Эраст Петрович откинул засов и распахнул тяжелую дверь вагона, первое, что он увидел – бегущих по платформе людей, услышал испуганные крики, женский визг.
Возле почтового вагона стоял бледный ротмистр Ленц и вел себя странно: вместо того чтоб смотреть на инженера, только что подвергшегося смертельной опасности, жандарм то и дело косился куда-то вбок.
– Принимайте, – сказал Фандорин, подтаскивая к краю еще не очухавшегося диверсанта. – И носилки сюда, здесь раненый. – Кивнул на мечущуюся публику. – Из-за пальбы переполошились?
– Никак нет. Беда, господин инженер. Едва выстрелы послышались, я со своими на перрон выскочил, думал вам на помощь… Как вдруг вон из того вагона [Ленц показал в сторону] вопль, бешеный: «Живым не дамся!» И началось…
Двое жандармов поволокли арестованного Матвея, а Эраст Петрович спрыгнул на перрон и посмотрел в указанном направлении.
Увидел зеленый, третьеклассный вагон, возле которого не было ни души – лишь за опущенными стеклами мелькали белые лица с разинутыми ртами.
– У него револьвер. И бомба, – торопливо рапортовал Ленц. – Верно, подумал, что это мы его брать выскочили… Отобрал у кондуктора ключи, запер вагон с обеих сторон. Там внутри человек сорок. Кричит: «Только суньтесь – всех подорву!»
И в самом деле, из вагона донесся истошный крик:
– Назад!!! Кто шевельнется – взрываю всех к черрртовой матери!
– Однако до сих пор не взорвал, – задумчиво произнес инженер. – Хотя возможность имел. Вот что, ротмистр: срочно все ящики из почтового вагона вынести. После разберемся, какие из них наши. Нести с соблюдением всех мер осторожности. Если сдетонирует, будете после новый вокзал строить. То есть уже не вы, конечно, – д-другие. За мной не соваться. Я сам.
Пригнувшись, Эраст Петрович побежал вдоль состава. Остановился у окна, из которого давеча грозились «взорвать всех к чертовой матери». Оно, единственное, было до половины открыто.
Инженер деликатно постучал по стенке: тук-тук-тук.
– Кто там? – откликнулся удивленный голос.
– Инженер Фандорин. Позволите войти?
– Зачем это?
– Хотелось бы п-поговорить.
– Так я же сейчас тут всё подорву, – недоуменно сказал голос. – Вы что, не слышали? И потом, как вы войдете? Дверь я ни за что не открою.
– Это ничего, не беспокойтесь. Я через окошко, вы только не стреляйте.
Ловко подтянувшись, Эраст Петрович просунулся в окно до плеч, немного обождал, чтобы бомбист получше рассмотрел его почтенные седины, и лишь после этого медленно, очень медленно забрался в вагон.