Глубокие раны

— Нож, найденный у Ватковяка, однозначно является орудием, которым была убита Моника Крэмер, — сказала Пия. — Его отпечатки пальцев обнаружены на ручке ножа. Но сперма у Крэмер во рту принадлежит не Ватковяку, а какому-то неизвестному лицу. Преступные действия были совершены правшой. Следы в квартире принадлежат главным образом Монике Крэмер и Роберту Ватковяку, за исключением нескольких волокон под ногтями Моники, принадлежность которых не удалось определить, и одного волоса, который еще предстоит исследовать. На рубашке Ватковяка обнаружена кровь Моники Крэмер.

— Все звучит совершенно однозначно, — сказал Бенке. — Ватковяк укокошил свою старуху. Она его, видно, достала.

Пия одарила своего коллегу острым взглядом.

— Это не мог быть он, — напомнил ему Остерманн. — У нас есть пленки с камер видеонаблюдения в филиалах банка «Таунус-Шпаркассе» и банка «Нассау-Шпаркассе», которые показывают, как Ватковяк пытается обналичить чеки. Я могу посмотреть точное время, но предполагаю, что это было между половиной двенадцатого и двенадцатью. Согласно протоколу вскрытия, Моника Крэмер погибла между одиннадцатью и двенадцатью часами.

— Вы тоже думаете, что это были какие-нибудь профессиональные киллеры, которых выдумал себе шеф? — проворчал Бенке. — Какой профи будет так убивать глупую девку и зачем?

— Чтобы навлечь подозрение на Ватковяка, — ответила Пия. — И тот же самый преступник убил также Ватковяка, положил ему в рюкзак орудие убийства и мобильник и надел на него измазанную кровью рубашку.

В этот момент Кирххоф внутренне отвергла свою теорию «Новак-Кальтензее». Она поняла, что ни один из них не способен на такое жестокое убийство с предварительной фелляцией. Было ясно, что речь шла о двух убийцах.

— Это вполне правдоподобно, — констатировал Остерманн и зачитал вслух фрагмент лабораторного отчета, касающийся рубашки. Она была неправильно застегнута, не соответствовала размеру Ватковяка и была совершенно новой, так что даже в одном рукаве обнаружили булавку, как это бывает при фирменной упаковке рубашки.

— Надо установить, где была куплена рубашка, — распорядилась Пия.

— Я попробую, — кивнул Остерманн.

— Ах да, вот еще что… — Бенке порылся в стопках бумаг на своем письменном столе и подал Остерманну листок.

Тот посмотрел на него и наморщил лоб.

— Когда это пришло?

— Вроде вчера, — Бенке включил свой компьютер. — Я совсем забыл.

— Что это такое? — поинтересовалась Пия.

— Профиль перемещения мобильного телефона, который был в рюкзаке у Ватковяка, — сердито ответил Остерманн и повернулся к своему коллеге, для небрежности которого он обычно находил оправдание. Но на сей раз он был действительно зол. — Слушай, Франк, — крикнул он в запальчивости. — Это важно, ты ведь знаешь! Я жду этого уже несколько дней!

— Не делай из этого происшествие государственного масштаба! — возразил Бенке резко. — Ты никогда ничего не забывал?

— Если это касается расследования, то нет! Что с тобой только происходит, старина?

Вместо ответа Бенке встал и вышел за дверь.

— И что? — спросила Пия, не комментируя поведение Франка. Если теперь даже Остерманн заметил, что с Бенке что-то не так, может быть, он позаботится об этом и обсудит проблему в мужском коллективе.

— Мобильником пользовались только один раз, а именно для отправки уже известной эсэмэски Монике Крэмер, — ответил Остерманн после основательного изучения информации. — Никаких номеров в памяти нет.

— Радиосота указана? — спросила Пия с любопытством.

— Эшборн и окрестности. — Остерманн фыркнул. — Радиус примерно три километра вокруг радиомачты. Это нам не особенно много дает.

Боденштайн стоял перед своим письменным столом и смотрел на разложенные на нем дневные газеты. Позади была нерадостная, первая за сегодняшний день, встреча с директором уголовной полиции Нирхофом, который недвусмысленно пригрозил создать специальную комиссию, если Боденштайн в ближайшее время не представит реальные результаты. Пресс-секретаря атаковали звонками, и не только пресса. Даже Министерство внутренних дел дало официальный запрос относительно продвижения в расследовании. В коллективе ощущалось раздражение. Ни по одному из пяти убийств даже приблизительно не наметился сдвиг. То, что Гольдберг, Шнайдер, Анита Фрингс и Вера Кальтензее были друзьями с юношеских лет, им никак не помогло. Убийца на всех трех местах преступления не оставил никаких реальных следов. Профиль преступника было невозможно определить. Наиболее весомый мотив, между тем, имели братья Кальтензее, но Боденштайн внутренне не был готов присоединиться к предположениям Остерманна.

Он сложил газеты, сел на место и уперся лбом в руку. Что-то происходило перед их глазами, чего они не могли распознать. Ему не удавалось логично связать убийства с семьей Кальтензее и ее окружением. Если здесь вообще можно было что-то связать. Может быть, он утратил способность задавать нужные вопросы?

В дверь постучали, и в кабинет вошла Пия.

— Что хорошего? — спросил Оливер, надеясь, что его коллега не заметила его растерянности и сомнений в самом себе.

— Бенке был только что у приятеля Ватковяка, Френцеля, следы ДНК которого мы обнаружили в доме Шнайдера, — сказала она. — Он принес мобильный телефон Френцеля. Ватковяк в четверг оставил ему сообщение на «голосовой почте».

— И что?

— Мы хотим сейчас его прослушать, — сказала Пия. — Между прочим, в доме на Сисмейерштрассе, в который Риттер недавно входил, живет женщина по имени Марлен Кальтензее. — Она бросила на Боденштайна испытующий взгляд. — Что с вами, шеф?

В который раз у Оливера возникало ощущение, что Пия смотрит ему прямо в мозг.

— Мы никак не сдвинемся с места, — ответил он. — Слишком много загадок, слишком много неизвестного, слишком много бесполезных следов.

— Но так ведь всегда. — Пия села на стул перед его письменным столом. — Мы задавали многим людям много вопросов и таким образом сеяли тревогу. Дело развивает сейчас собственную динамику, на которую мы, правда, в настоящий момент не можем оказывать влияние, но которая работает на нас. У меня есть устойчивое чувство, что очень скоро произойдет нечто, что выведет нас на верный путь.

— Вы настоящая оптимистка. А что, если ваша прославленная динамика принесет нам еще один труп? Нирхоф и Министерство внутренних дел уже сейчас оказывают на меня колоссальное давление!

— Что же они от нас хотят? — Пия покачала головой. — Мы ведь не телевизионные комиссары!.. У вас взгляд человека, осознающего свое бессилие. Давайте поедем во Франкфурт к Риттеру и Эларду Кальтензее. Их нужно поспрашивать по поводу исчезнувшего ящика.

Она встала и с нетерпением посмотрела на него. Ее энергия была заразительной. Боденштайн подумал, насколько необходимой стала ему Пия Кирххоф в течение двух последних лет. Вместе они были прекрасной командой: она, строящая подчас отчаянные предположения и энергично форсирующая дела, и он, строго придерживающийся правил и останавливающий ее, если она становилась слишком эмоциональной.

— Ну же, шеф, — сказала Пия. — Не должно быть никаких сомнений в себе. Мы должны, в конце концов, доказать нашей новой начальнице, что мы это можем!

Боденштайн улыбнулся.

— Все верно, — сказал он и поднялся.

«…слушай, перезвони мне! — раздался из динамика голос Роберта Ватковяка. Чувствовалось, что он нервничает. — Они преследуют меня. Ищейки думают, что я завалил одного типа, и гориллы моей приемной матери подкарауливали меня у квартиры Мони. Я исчезну отсюда на некоторое время. Я еще тебе позвоню».

Раздался щелчок. Остерманн отмотал ленту назад.

— Когда Ватковяк отправил сообщение на «голосовую почту»? — спросил Боденштайн, который уже преодолел свой кризис.

— В прошлый четверг, в 14:35, — сказал Остерманн. — Звонок был сделан из городского автомата в Келькхайме. Через некоторое время Ватковяк погиб.