Брэдбери

Перед выходом «Моби Дика» на экраны разразился еще один скандал.

В первых печатных рекламах фильма Рей Брэдбери указывался как единственный его сценарист, что вполне соответствовало истине, но затем рядом с его именем стало появляться имя Джона Хьюстона. Уезжая из Лондона, Рей, как мы помним, сам предлагал режиссеру соавторство, но тогда тот гордо отказался, а теперь задним числом ставил в афишах и в титрах свое имя.

Рей возмутился и подал жалобу в гильдию киносценаристов, передав туда свои рабочие тексты, планы, наброски, черновики — всего около 1200 страниц. Первое решение гильдия вынесла в пользу писателя, но Джон Хьюстон, в свою очередь, представил Совету гильдии множество черновиков, содержащих его замечания и пометки.

В конечном итоге Джон Хьюстон был признан полноправным соавтором Рея Брэдбери. Логика членов Совета гильдии, утверждал Рей, легко просчитывалась. Ну подумайте сами! Разве мог автор нескольких фантастических книжек написать такой детальный, такой объемный и серьезный сценарий?

Не дай мне бог стать жителем равнины…

17 апреля Рей прибыл на Сицилию к Мэгги и детям.

Он заблаговременно известил и Бернарда Беренсона о своем приезде.

Но иллюзий Брэдбери не строил. После долгого и тесного общения с Джоном Хьюстоном он так разуверился в людях, что и от этой встречи не ждал ничего хорошего. Но из Франции (там находился в этот момент Беренсон) быстро пришел ответ: «Приезжайте, буду рад».

Тогда Рей и Мэгги отправились во Францию.

Бернард Беренсон принял их на своей вилле — XVII век, мощные каменные стены окружены высокими пальмами и кипарисами. Сдержанный секретарь попросил гостей подождать в библиотеке. Скоро там появился и сам Беренсон — сухощавый и необыкновенно подвижный для своих восьмидесяти восьми лет.

— Мистер Брэдбери, — сказал он громко. — Я задам вам сейчас один вопрос. Вполне возможно, что ваш ответ на него покажет, станем ли мы друзьями.

— Да, спрашивайте, — кивнул Брэдбери. Он уже ничему не удивлялся.

— Когда я в первый раз написал вам в Америку, вы не ответили на мое письмо. Мне хочется знать: почему? Неужели по той причине, что вы тогда не знали, кто я такой?

— Нет, мистер Беренсон, — помолчав, ответил Брэдбери. — Уже тогда я знал, кто вы такой. Но признаюсь, я никогда в жизни не получал таких писем, как ваше. Я никогда в жизни не получал писем от таких известных людей. Скажу честно, ваше письмо меня просто испугало. Во-первых, я не знал, как надо правильно отвечать на такие письма; во-вторых, у меня не было денег для путешествия в Европу. Но в конце своего письма вы указывали, что если я все же когда-нибудь окажусь в Италии, то могу рассчитывать на встречу с вами.

— Ответ принят. Будем друзьями!

Позже Мэгги вспоминала, что в доме Беренсона им всегда было хорошо.

Старый ученый восхищался мастерством Рея, но не раз подчеркивал, что ему не следует так много времени терять на всякие мрачные готические фантазии. Беренсон был уверен, что рано или поздно Рей напишет великолепную реалистическую книгу. Он много рассказывал Рею и Мэгги об искусстве Италии, об эпохе Возрождения. При этом давал не совсем обычные советы.

«Никогда не проводите в музеях много времени, — улыбался он. — Даже в самых распрекрасных музеях. Не утомляйте свои глаза. Не притупляйте их чрезмерным вниманием».

Этим правилом Рей и Мэгги и руководствовались.

Глава пятая ПЕРЕПОЛНЕННАЯ ШКАТУЛКА

Конечно, все люди умирают, но когда придет моя очередь, я скажу: нет уж, спасибочки!

В мае 1954 года Рей Брэдбери вернулся в Лос-Анджелес.

На все предложения, поступавшие из Голливуда, он теперь отвечал отказами.

Опыт совместной работы с Джоном Хьюстоном разочаровал писателя. К тому же никто не помнит сценаристов, говорил он журналистам. Сценаристам хорошо платят, но — за безвестность.

И это еще не всё.

На собрании Гильдии киносценаристов, проходившем в Хрустальном зале отеля «Беверли-Хиллз», Брэдбери увидел, какой резкой критике подвергались в США деятели кино, отказывающиеся сотрудничать с Комиссией по антиамериканской деятельности. Предлагалось даже их имена снимать с афиш и с титров. Но как же так? — недоумевал Брэдбери. Если ты написал сценарий, если ты принимал участие в работе, — в афиши и в титры твое имя должно попадать автоматически, по закону. В конце концов существует авторское право!

Обычно голосования на собраниях гильдии проходили тайно, но на этот раз активисты увлеклись: в конце концов, посчитали они, если уж выявлять скрытых коммунистов, то на глазах у всех! Не такое дело, чтобы его бояться! Борген Чейс (Borgen Chase), голливудский сценарист, потребовал открытого голосования. Брэдбери попытался вышутить предложение, его резко оборвали. «Восемьсот трусов, — с горечью констатировал Брэдбери. — Конечно, в зале рядом с нами сидели доносчики. Их было много». Он даже выкрикнул: «Долой маккартистов!»

Боргена Чейса это обрадовало:

«Выкинете шута вон!»

22 июля 1955 года Мэгги родила Рею третью дочь — Беттину (Bettina Francion).

Второе имя Беттине дали в честь парижской красавицы — подруги сценариста Петера Вертела, уж очень она поразила своей красотой и Мэгги, и Рея.

Казалось, тяжелый ирландский год, коллизии вокруг «Моби Дика», все эти разные европейские огорчения остались далеко позади, можно осмотреться, подумать. Как раз к рождению Беттины в издательстве «Pantheon Books» вышла и книжка рассказов Рея Брэдбери под названием «Включите ночь» («Switch on the Night»), герой которой, мальчик, боялся Ночной Тьмы.

А ее совсем не надо бояться.

Ведь Ночная Тьма — это просто девочка.

У нее темные волосы и темные глаза, и платье темное, и туфельки, и только лицо нежно светится, как луна, и в глазах мерцают серебристые звезды.

— Я боюсь Ночную Тьму, — говорит мальчик, а девочке смешно.

— Ты просто незнаком с Ночной Тьмой, — говорит она.

И гасит лампу в большой прихожей.

— Ты думаешь, я выключила свет? Ничего подобного! Это я просто включила Ночь. Запомни: Ночь можно включать и выключать, как самую обыкновенную лампочку. Включаешь Ночь и одновременно выключаешь все домашние огни. Включаешь Ночь и одновременно включаешь великое множество сверчков и лягушек и ночных птиц и далекие звезды! Понимаешь? Включаешь Ночь, и сразу вспыхивают вокруг тебя все эти расчудесные ночные огни — розовые, желтые, красные, зеленые, голубые, синие, оранжевые…

В 1950-е годы к многочисленным страхам Рея Брэдбери (езда на машинах, боязнь темноты и пр. и пр.) прибавился страх войны.

Впрочем, страх машин — это утверждение не совсем точное.

«Это слегка преувеличено, — говорил сам Брэдбери. — У нас дома телевизор — с 1954 года. До того времени мы попросту не могли оплачивать его. Когда мы — я, моя жена и две старшие дочки — оказались дома на карантине из-за свинки и перечитали все книги из нашей библиотеки, я взял телевизор напрокат. Мы посмотрели фильм о Шерлоке Холмсе на маленьком экране и… оставили у себя телевизор!.. Перед автомобилем я действительно испытываю страх, к тому же из меня вышел бы плохой водитель. Лучше уж избавить шоссе от одного убийцы… Что же касается самолета, то мне просто-напросто не очень нравится такая высота. В 1954 году я три дня не мог решиться подняться на Эйфелеву башню, несмотря на насмешки моих дочерей. Я находился там не более двух минут…»