Страница 42 из 98
В 1952 году издатели Ян Баллантайн и Стэнли Кауфман («Ballantine Books») обратились к Рею Брэдбери с предложением: создать и передать им рукопись, в которой бы ярко отразилось «современное состояние общества». И чтобы со страниц этой рукописи дышало как можно больше тревоги и страха.
Брэдбери согласился, и в конце 1952 года договор с «Ballantine Books» был подписан.
Аванс — пять тысяч долларов. Несомненно, удача! Рей давно ее ждал. Мэгги только что купила посудомоечную машину, дочери подрастали. Ежедневные расходы, ежедневное ожидание каких-то непонятных, но серьезных перемен…
«Монтэг взглянул на сидящих перед ним людей. Их лица были опалены огнем тысячи настоящих и десятка тысяч воображаемых пожаров; их профессия окрасила неестественным румянцем их щеки, воспалила глаза. Они спокойно, не щурясь и не моргая, глядели на огонь платиновых зажигалок, раскуривая свои неизменные черные трубки. Угольно-черные волосы и черные, как сажа, брови, синеватые щеки, гладко выбритые и вместе с тем как будто испачканные золой — клеймо наследственного ремесла…»
Это пожарные.
И устав у них соответствующий.
«Правило 1. По сигналу тревоги выезжай немедленно.
2. Быстро разжигай огонь.
3. Сжигай все дотла.
4. Выполнив задание, возвращайся на пожарную станцию.
5. Будь готов к новым сигналам тревоги».79
Черновик повести о пожарных, не гасящих, а раздувающих огонь, Рей набросал за девять дней. Но названия у будущей книги долго не было — мелькала лишь смутная мысль, каким-то образом связывающая текст повести с температурой, при которой воспламеняется и начинает гореть бумага.
Брэдбери позвонил на химфак Калифорнийского университета, но там точной цифры не знали. Он опросил знакомых физиков, но и они, к огромному удивлению Рея, назвать ее не могли. Тогда Брэдбери позвонил пожарным, вспомнил, наверное, красивые красные машины и тяжелую походку задымленных крепких парней. Вот пожарные ему и подсказали: 451 градус по Фаренгейту!
Работа продвигалась. Правда, иногда приходилось и отвлекаться.
В апреле 1953 года, например, журнал «Природа» («Nature») попросил у Брэдбери статью о научной фантастике. Что это такое — научная фантастика, зачем и кому нужна? Обычно писатель с удовольствием откликался на такие просьбы, и на этот раз не отказал: уже в майском номере статья была напечатана.
Называлась она «Послезавтра: Почему научная фантастика?» («Day after tomorrow: Why Science Fiction?»).
Отзывов на статью пришло на удивление много.
Среди писем Брэдбери нашел конверт из далекой Италии.
Бернард Беренсон (1865-1959), известный ученый и писатель, крупнейший знаток живописи итальянского Ренессанса, интеллектуал, человек, не раз помогавший миллиардерам выбирать классические полотна для своих личных коллекций, признавался в любви к рассказам Рея Брэдбери. Он даже приглашал мистера Брэдбери в Италию. Увидев в кино старый Рим, Миланскую оперу, морскую голубизну Неаполя, Рей не смог сдержать слезы. «Мэгги, — шепнул он, — наверное, мы никогда не увидим всего этого…»
В конце 1940-х годов в руки Рея попал роман «Слепящая тьма» («Darkness at Noon») Артура Кёстлера (1905-1983) — то ли венгра, то ли еврея, то ли австрийца, а может, британца… кто мог тогда определить национальность этого неутомимого сознательного космополита?
Родился он в Будапеште. Учился в Вене. В Палестине работал корреспондентом на немецкий издательский концерн Ульштайна. В 1931 году перебрался в Берлин, где устроился научным редактором в газету «Vossische Zeitung», даже совершил перелет к Северному полюсу на дирижабле «Граф Цеппелин». В декабре 1931 года вступил в компартию Германии, а в середине 1930-х путешествовал по Средней Азии и почти год жил в СССР.
После прихода Гитлера к власти Артур Кёстлер из Германии перебрался в Париж.
В Испании в годы гражданской войны он был арестован франкистами и приговорен к смертной казни. К счастью, республиканцы выменяли его на жену известного франкистского аса. Вести из СССР, весьма негативные, глубоко разочаровали Кёстлера, он вышел из коммунистической партии и записался в Иностранный легион, правда, из Северной Африки он сбежал в Лиссабон. Оттуда — в Англию. В Лондоне Кёстнера шесть недель продержали в тюрьме за незаконный въезд в страну, но он попросился добровольцем в британскую армию. Раз в неделю из своей саперной части он приезжал в Лондон для участия в пропагандистских радиопередачах на немецком языке, писал листовки для немецких солдат, а в 1941 году опубликовал роман под названием «Слепящая тьма», в котором откровенно высказался о рушащейся на его глазах идее мирового коммунизма…
Некоторые исследователи полагают, что «Слепящая тьма» немало повлияла на Рея Брэдбери при создании его повести.
Разумеется, речь не о каких-то заимствованиях.
Речь о мире, неуклонно погружающемся в новую военную бойню.
Речь о трусливом молчании, о новом порядке, уничтожающем все прежние, о миллионах сломленных людей.
Главный герой «Слепящей тьмы» — заключенный по фамилии Рубашов (действие происходит в СССР) изо всех сил внушает себе: «Партия не ошибается. У отдельных людей бывают ошибки, у Партии — никогда. Потому что Партия — это не просто группа сплотившихся людей. Партия — это живое воплощение революционной идеи. Неизменно косная в своей неукоснительности, она всегда стремится к точной, заранее определенной цели…»
И дальше Рубашов (прототипом его, судя по намекам, разбросанным в романе, послужил один из самых известных членов сталинского политбюро — Николай Иванович Бухарин. — Г. П.) размышляет о том, почему наш мир никак не может свернуть с дороги, ведущей к катастрофе.
«В ваших листовках каждое слово неверно, — упрекает он бывших соратников, — а значит, вредоносно и пагубно. Вы писали: “Движение сломлено, поэтому сейчас все имеющиеся налицо враги тирании должны объединиться”. Это заблуждение. Партия не может, не должна объединяться с умеренными. Эти умеренные неоднократно предавали наше Движение — и так же будут предавать впредь. Тот, кто заключает союз с этими обесчестившими себя людьми, хоронит Революцию. Вы говорите: когда в доме начинается пожар, с ним должны бороться все, дескать, если мы начнем сейчас спорить о методах, дом сгорит. Это тоже заблуждение. Это глубокое заблуждение. До того, как объединяться, нужно непременно решить, чей метод является правильным. Пожарным, заливающим огонь, нужен ясный холодный ум. Ярость и отчаяние — плохие советчики. Тот, кто делает неверный шаг, срывается в пропасть…»
Рукопись повести была сдана Яну Баллантайну.
И в августе 1953 года в Лос-Анджелес приехал редактор Стэнли Кауфман.
В номере отеля вдвоем с Реем они увлеченно правили корректуру; впрочем, Брэдбери и в этой ситуации улучал момент, чтобы сбегать за мороженым.
«Одни склонны к кокаину, другие к марихуане, — иронизировала Мэгги по поводу слабостей мужа. — А у Рея наркотик — мороженое».
«Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты? — так теперь писал Брэдбери. — Сейчас они длиною в двести футов. А знаете ли вы, что когда-то они были длиною в двадцать футов? Но теперь автомобили несутся по дорогам с такой скоростью, что рекламы пришлось удлинить, а то бы никто их и прочитать не смог».
Он видел, что мир меняется.
И мир действительно изменился.
Вот пожарник Монтэг возвращается домой.
Он спрашивает жену: что сегодня в дневной программе?
Три стены гостиной — это экраны, на которые постоянно, круглые сутки без всякого перерыва проецируются события, фильмы, картинки из повседневной жизни. Вот она — действительность. Ты дома, и в то же время ты — со всеми. Ты не просто зритель, ты теперь прямой участник всего того, что видишь; даже участвовать можешь в происходящем на экране.
79
Брэдбери Р. 451° по Фаренгейту. С. 46, 48.