Брэдбери

И далее: «Я всегда был против любых попыток наложить на научную фантастику догматические цепи. Этот жанр может многое, и удача там порой ждет тебя на самом невероятном направлении. Конечно, в наши дни научная фантастика далеко отошла от своего раннего статуса — литературы всяческих предсказаний, и вплотную приблизилась к глубокой психологической прозе. Странно, что так мало писателей-фантастов сегодня проявляет интерес к перспективам космической экспансии, — ведь освоение космоса давно стало повседневной реальностью, и все это произошло на наших глазах…»

Победа союзников во Второй мировой войне вывела США в мировые лидеры.

Теперь, кроме СССР, никто уже не оспаривал мощного политического и экономического влияния Америки. Поставляя в Европу оружие и продовольствие, США поддерживали и развивали прежде всего свою собственную промышленность, свое собственное сельскохозяйственное производство. А получив атомную бомбу, правительство тут же решило использовать ее для демонстрации своей неимоверно возросшей силы. Дело дошло до того, что в конце 1945 года президент США Гарри Трумэн (1884-1972) прямо заявил: «Хотим мы того или не хотим, но мы должны, мы обязаны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром».

«В Америке крайние круги одержали верх, — вспоминал советский писатель Илья Эренбург. — Я слышал новые слова: “план Маршалла”, “доктрина Трумэна”, “превентивная война”. Это было неправдоподобно и страшно: ведь не прошло и трех лет со дня общей победы, люди еще хорошо помнили огонь минометов, бомбежки, прожитые вместе жестокие годы. Я слушал по радио псевдоученые разговоры о необходимости “отстоять западную культуру от советской экспансии”. “Холодная война” перешла из газетных статей не только в государственные договоры, но и в повседневный быт. В 1949 году родился Атлантический пакт. Раскол Германии принял государственные формы. В Бонне была провозглашена Федеральная Республика, а полгода спустя образовалась другая, восточная, Германская Демократическая Республика. Китайская Народная Республика родилась в 1949 году, в том же году Голландия была вынуждена признать независимость Индонезии…»35

Ожидание скорой и всеобщей катастрофы, вообще свойственное Рею Брэдбери, заставляло его пессимистически оценивать ход событий. Когда издатель Август Дерлет попросил у него рассказ для очередной антологии фантастики, Брэдбери просто послал ему свой давний рассказ «Детский сад ужаса» («А Childs Garden of Terror»). Рассказ этот вполне отвечал настроениям Брэдбери (и не только) тех лет, но издателю даже название рассказа не понравилось…

Видя, как нервничает Рей, Грант Бич предложил ему поехать в Мексику.

Всего лишь отдохнуть, развеяться, забыть о всех переживаниях и неприятностях.

«Нет денег, ну и что? Много ли нам надо? — настаивал на поездке Грант Бич. — Не теряй времени, Рей. У тебя в закромах тоже много чего найдется. Пошли пару своих новых рассказов в какой-нибудь “серьезный” журнал. Плевать, пробьешься ты в мейнстрим или нет, главное — попробуй!»

И Брэдбери решился и отправил Джулиусу Шварцу рассказ «Возвращение» («Homecoming») — романтическую историю семьи монстров, наконец встретившихся друг с другом после долгой разлуки.

В этой истории Рей собрал всех своих любимцев: и дядюшку Эйнара, и дядюшку Фрая с кузеном Уильямом, и Фрульду с Хельгаром и тетей Морганой, и кузена Вивьена, и дядюшку Иоганна.

Не каттнеровская семейка, конечно, но все же…

«Они летят по воздуху, крадутся по земле, пробираются под землей, меняя по пути свое обличье. Вот кто-то, обернувшись волком, уходит от водопада по отмели черной реки, в неровном свете звезд серебрится его шерсть. Коричневый дубовый лист плавно парит в ночном небе. Бесшумно промелькнула черная летучая мышь. Я вижу, вижу, как они пробираются сквозь густой подлесок, скользят между верхушками деревьев…»

Не ставя в известность своего литературного агента (наверное, все же испытывал некоторую неловкость), Рей еще три рассказа послал в «глянцевые» журналы — в «Мадемуазель» («Mademoiselle»), в «Шарм» («Charm») и в «Ожерелье» («Colliers»).

Не веря в успех, он укрылся под псевдонимом Уильям Элиот.

Но события разворачивались самым невероятным образом. С разницей всего в несколько дней Рей получил три чека: на 200 долларов, на 300 и на 500; правда, на имя Уильяма Элиота.

В панической спешке Брэдбери отправил ответы на все три адреса — просил как можно быстрее переписать чеки на свое настоящее имя. Он ведь, собственно, брал псевдоним только потому, что боялся, как бы редакторы всех этих трех «серьезных» приличных журналов не увидели его имя на обложке тех же «Таинственных историй» и не подумали: черт, ну какой же это писатель? Печатается в жалких pulp-журналах и живет в Венисе, штат Калифорния…

«Чеки прибыли, я сразу сделался богачом, — позже вспоминал Рей Брэдбери. — Тысяча долларов в банке тогда — это было, как десять тысяч нынче. Мать вскрикнула. Брат фыркал. У сдержанного отца, когда он меня разглядывал за завтраком, светился в глазах какой-то непривычный огонек. Может, подумал он, все-таки из бестолкового ребенка выйдет толк?..»

Теперь Грант категорически настаивал на поездке в Мексику. Проблема транспорта решилась просто: у Гранта был старенький «форд V8».

Но целый день дышать сухой дорожной пылью? Рей не любил автомобили, он их боялся. Да еще ночевать в дешевых мотелях под чужими простынями! Рей привык к нормальной постели, к вкусным гамбургерам, к томатным супам, к домашним мясным тефтелям, к чудесным маминым клубничным пирогам! Ему двадцать пять. Он — человек традиций.

И все же в ноябре Рей погрузил тяжелую сумку и пишущую машинку в «форд» Гранта Бича. Не желая быть просто пассажиром, он взял на себя роль штурмана — находил на карте нужные остановки и повороты, высчитывал расстояния. К его удивлению, дорожные мотели оказались вполне приемлемыми. И питаться можно было без особого отвращения. Но вот друг друга друзья скоро начали раздражать. Грант часами сидел за рулем, а Рей не мог его заменить, да и штурман из него вышел некудышный. К тому же его все время мучил страшный вопрос: ну зачем они поехали в такую страну, где люди постоянно голодают? Зачем они поехали туда, где сам твой сытый вид будет вызывать у окружающих откровенную ненависть?

Больше всего пугало Рея отношение мексиканцев к смерти.

Раньше ему в голову не приходило, что к смерти можно относиться как к обыденности. А в Мексике друзья на каждом шагу видели похоронные процессии. «В Симапане, Таско, Куэрнаваке нам за каждым углом встречались похороны, — вспоминал Брэдбери. — По большей части я видел маленькие, покрытые серебристой фольгой гробики; отцы, балансируя грузом на голове, несли на погост своих любимых, только что умерших малюток. Днем еще ничего — я это кое-как переживал, но ночи были ужасны. Перед закрытыми глазами так и тянулись погребальные процессии, я ненавидел нищету, ненавидел власти, которым нет до нее дела (как прежде, так и сейчас), ненавидел детские похороны».

Глядя на мрачных удрученных людей, Рей часто не мог сдержать слез.

Это раздражало Гранта. Все, что издали, из прекрасного Лос-Анджелеса казалось милыми пустяками, в Мексике начало обретать какой-то особенный мрачный смысл. К тому же приближалось празднование мексиканского Дня смерти. Кругом искусственные яркие цветы, пышные надгробия, неподвижные страшные маски, все ужасно много пьют, мрачно смеются, мрачно танцуют. Рей не понимал, не хотел понимать суровых чудес этого странного, отталкивающего мира.

35

Эренбург И. Люди, годы, жизнь // Собрание сочинений. В 9 т. М.: Художественная литература, 1967. Т. 9.