Страница 7 из 15
Он посмеялся над этим, а потом указал на Утреда:
— А этот?
— Этот — воин.
— Похож на тебя. Будем надеяться, что не в битвах. А кто второй мальчик?
— Этельстан. Сын короля Эдуарда.
Кнут нахмурился.
— И ты привез его сюда? Почему бы мне не захватить маленького ублюдка в качестве заложника?
— Потому что он и есть ублюдок.
— Ага, — понимающе сказал он, — так он не будет королем Уэссекса?
— У Эдуарда есть другие сыновья.
— Надеюсь, мой сын удержит мои земли, — сказал Кнут, — возможно, так и будет. Он хороший мальчик. Но править должен сильнейший, лорд Утред, а не тот, кто вылез между ног королевы.
— Королева может думать иначе.
— Кого волнует, что думают жены? — небрежно произнес Кнут, но подозреваю, что он солгал. Он хотел, чтобы его сын унаследовал его земли и состояние. Все мы хотим этого, и я почувствовал гнев при мысли об отце Иуде.
Но, по крайней мере, у меня был второй сын, хороший сын, в то время как у Кнута был только один, и мальчик пропал. Кнут нарезал конское бедро и придвинул мне щедрую порцию.
— Почему твои люди не едят конину? — спросил он, заметив как много мяса осталось нетронутым.
— Их бог им не позволяет.
— В самом деле? — он взглянул так, как будто пытался понять, не шучу ли я.
— В самом деле. У них есть верховный колдун в Риме, они называют его Папой, и он сказал, что христианам не дозволено есть лошадей.
— Почему же?
— Потому что мы приносим лошадей в жертву Одину и Тору и едим их мясо. Поэтому они не должны.
— Тем больше достанется нам. Жаль, что их бог не учит их отказываться от женщин, — рассмеялся он. Ему всегда нравились шутки, и он удивил меня, рассказав сейчас одну из них.
— Знаешь, почему пердёж воняет?
— Нет.
— Чтобы глухие тоже могли им насладиться. — Он снова засмеялся, а я задавался вопросом, как человек, столь горько опечаленный пропавшей женой и детьми, может быть таким беззаботным.
Возможно, он прочитал мои мысли, потому что внезапно стал серьезен. — Так кто захватил мою жену и детей?
— Не знаю.
Он забарабанил пальцами по столу и спустя некоторое время сказал:
— Мои враги — все саксы, норвеги в Ирландии и скотты. Так что кто-то из них.
— Почему не другой датчанин?
— Они не осмелятся, — уверенно произнес он. — И я думаю, это были саксы.
— Почему?
— Кое-кто слышал их разговор. Они говорили на твоем дурацком языке.
— Есть саксы, служащие норвегам.
— Не так много. Так кто же захватил их?
— Кто-то, кто использует их как заложников.
— Кто?
— Не я.
— Почему-то я верю тебе. Может, я становлюсь старым и доверчивым, но сожалею, что сжег твой дом и ослепил священника.
— Кнут Длинный меч извиняется? — насмешливо удивился я.
— Должно быть, я старею.
— А еще ты украл моих лошадей.
— Их я оставлю.
Он воткнул нож в ломоть сыра, отрезал кусок и посмотрел в конец зала, освещенного большим центральным очагом, вокруг которого спали около дюжины собак.
— Почему ты не захватил Беббанбург?
— А ты почему?
Он признал это коротким кивком. Как и все датчане севера, он жаждал заполучить Беббанбург, и я знал, что ему должно быть, интересно, как его можно захватить. Он пожал плечами.
— Мне нужно четыре сотни воинов.
— У тебя они есть, это у меня нет.
— И даже тогда они умрут, пробираясь по этому перешейку.
— А если я пойду его захватывать, — сказал я, — мне придется провести четыреста человек через твои земли, земли Сигурда Торрсона, а затем столкнуться с воинами моего дяди на этом перешейке.
— Твой дядя стар. Слышал, он болен.
— Отлично.
— Его сын унаследует крепость. Лучше он, чем ты.
— Лучше?
— Он не воин, как ты, — сказал Кнут. Он выдал комплимент неохотно, не глядя на меня. — Если я сделаю тебе одолжение, — продолжил он, все еще глядя на большой огонь в очаге, — ты сделаешь то же самое для меня?
— Возможно, — ответил я осторожно.
Он хлопнул по столу, напугав четырех собак, которые спали внизу, затем сделал знак одному из своих людей. Тот встал, Кнут указал на двери зала, и человек послушно вышел в ночь.
— Выясни, кто похитил мою жену и детей, — попросил Кнут.
— Если это сакс, то, может, я и смогу.
— Выясни, — отрезал он, — и, возможно, помоги мне получить их обратно. — Он сделал паузу, его светлые глаза осматривали зал. — Слышал, у тебя симпатичная дочь?
— Полагаю, да.
— Выдай её замуж за моего сына.
— Стиорра, должно быть, лет на десять старше Кнута Кнутсона.
— Ну и что? Он женится на ней не по любви, идиот, а ради альянса. Мы с тобой, лорд Утред, могли бы захватить весь этот остров.
— И что же мне делать с целым островом?
— Ты все еще на поводке у той сучки? — Кнут криво улыбнулся.
— Сучки?
— Этельфлед, — отрезал он.
— А кто держит поводок Кнута Длинного меча?
Он рассмеялся над этим, но ничего не ответил. Вместо этого он мотнул головой в сторону двери.
— А вот и другая твоя сучка. Ей не причинили вреда.
Человек, отправленный Кнутом, привел Сигунн, которая остановилась в дверях и с опаской осмотрелась вокруг, потом увидела меня на возвышении рядом с Кнутом. Она пробежала по залу, обогнула стол и обняла меня.
Кнут засмеялся над таким проявлением любви.
— Ты можешь остаться здесь, женщина, — сказал он Сигунн, — среди своих. Она ничего не ответила, только прижалась ко мне.
Кнут усмехнулся через ее плечо.
— Ты можешь идти, сакс, — сказал он, — но выясни, кто меня ненавидит. Выясни, кто захватил мою женщину и детей.
— Если смогу, — ответил я, но мне следовало лучше поразмыслить. Кто осмелится захватить семью Кнута Длинного Меча? Кто посмеет? Но я не подумал хорошенько. Я думал, что их захват наносил вред Кнуту, и я ошибался.
И там был Хэстен, принесший клятву Кнуту, но Хэстен был как Локи, бог-обманщик, и это должно было заставить меня задуматься, но вместо этого я пил, говорил и слушал шутки Кнута и песни арфиста о победах над саксами.
А на следующее утро я забрал Сигунн и поехал обратно на юг.
Глава вторая
Мой сын Утред. Казалось странным звать его так, по крайней мере, поначалу. Его звали Осберт почти двадцати лет, и мне пришлось приложить усилия, чтобы называть его новым именем.
Возможно, мой отец чувствовал то же самое, когда дал мне другое имя. Теперь, когда мы ехали прочь от Тамворсига, я подозвал Утреда.
— Ты еще не сражался в стене из щитов, — сказал я ему.
— Нет, отец.
— Ты не станешь мужчиной, пока не сделаешь это.
— Я бы хотел.
— Мне хотелось бы защитить тебя. Я уже потерял одного сына и не хочу потерять другого.
Мы молча ехали через влажные серые земли. Дул слабый ветер, мокрые листья свисали с деревьев под своей тяжестью. Урожай был плох. Наступали сумерки, и запад был залит серым светом, отражавшимся от покрытых лужами полей.
Две вороны медленно летели к облакам, что окутывали умирающее солнце.
— Я не смогу защищать тебя вечно. Рано или поздно тебе придется сражаться в стене из щитов. Ты должен проявить себя.
— Я знаю, отец.
Не вина моего сына, что он еще не проявил себя. Хрупкий мир, установившийся в Британии и похожий на сырой туман, означал, что воины оставались в своих домах.
Стычек было множество, но настоящих сражений не было с тех пор, как мы устроили датчанам бойню в Восточной Англии. Христианские священники любили повторять, что их бог даровал мир, потому что такова была его воля, но на самом деле это людям не доставало воли.
Король Эдуард Уэссекский был доволен и тем, что защитил унаследованное от отца, и выказывал мало амбиций прирастить эти земли. Этельред Мерсийский куксился в Глевекестре, а Кнут?
Он был великим воином, но осторожным, и, возможно, ему хватало и новой жены в качестве развлечения, но только теперь кто-то захватил эту жену и детей-близнецов.