Страница 2 из 23
– Как вам угодно, – ответил доктор. – В этом нет необходимости.
– У вас очень интересное дело.
– Вы имеете в виду антипсихиатрию?
– Я не знаю, – сказал Хартог. – Я имею в виду лечение сумасшедших.
Розенфельд поморщился. Он хотел что-то сказать, но передумал и раскурил трубку. Хартог, выписав чек на десять тысяч франков, протянул его доктору.
– Это много, – заметил Розенфельд.
– Для меня это мелочь, – возразил Хартог.
Глава 2
В парадном зале замка пациенты сидели на скамьях. Воспользовавшись рассеянностью персонала, они передавали из рук в руки литровую бутылку "Кирави", из которой пили через соломинку. На сцене около дюжины человек играли на разных музыкальных инструментах: пианино, саксофоне и рожке. Они пели: "Волнующая сладость и истома первого объятия..."
Некоторые зрители непрерывно аплодировали.
Мелодия песни проникала в комнату Жюли, но слов нельзя было разобрать.
В квадратной комнате с бледно-зелеными стенами стояли белая кровать, стол и стул. На окне была металлическая штора. На стене висела репродукция картины Ван Гога, изображавшей колосья пшеницы. Жюли стояла перед своим багажом: картонным чемоданом и полотняной сумкой. Это была высокая хрупкая девушка с впалыми щеками, густыми, рассыпанными по плечам черными волосами. У нее было бледное лицо с ярко накрашенным ртом. Она была красивой, но красотой несколько грубоватой. Ее можно было принять за переодетого юношу. Твидовый костюм был не по сезону теплым. Из коротких рукавов высовывались худые руки с большими смуглыми кистями.
В комнату вошла медсестра, крупная, похожая на лошадь женщина.
– Он приехал, – сообщила она.
– Уже?
– Вы не довольны?
– Я встревожена.
– Не волнуйтесь, милочка. У него хорошая репутация. Он занимается благотворительностью.
– Да, я знаю, – вздохнула Жюли.
Сестра подхватила чемодан, Жюли взяла сумку и последовала за ней. Выйдя наружу, женщины направились к угловой башне. Стояла чудная погода. Была весна. Перед фасадом замка Жюли заметила "линкольн". Шофер в черных очках читал газету. Он повернулся в сторону Жюли.
Женщины вошли в башню, по коридору подошли к двери, обитой белой кожей, и нажали кнопку переговорного устройства.
– Входите, входите.
Войдя в кабинет, Жюли оглядела рыжего, удивившись его моложавому виду и молодежному стилю одежды. Розенфельд поднялся ей навстречу с трубкой во рту. Лицо его было не таким веселым, как обычно.
– Жерар Хартог, Жюли Балланже, – представил он.
Хартог уставился на Жюли.
– Я предлагаю сейчас же отправиться в путь. Поговорим по дороге.
– Что? Уже?
– Вы могли бы прогуляться немного по парку, – предложил Розенфельд. – Познакомитесь. Жюли очень взволнована тем, что навсегда расстается с нами. Ведь она прожила здесь пять лет. Ее легко понять.
– Мне некогда, – сказал Хартог. – Идемте, Жюли, не будем терять времени.
– У пруда я мог бы предложить вам прохладительные напитки, – продолжал настаивать Розенфельд, но уже менее уверенным тоном.
Хартог даже не ответил ему. Он схватил чемодан Жюли и протянул руку доктору. Тот вяло пожал ее.
– Жюли, – сказал Розенфельд, – нет необходимости говорить вам, что...
– Очень справедливое замечание, – грубо оборвал его Хартог.
Он взял девушку под локоть и увлек ее к выходу.
Глава 3
Когда "линкольн" тронулся с места, сидевшая сзади Жюли оглянулась на замок. Она увидела махавших ей из окна лечащего врача и мадам Селиль. Под колесами автомобиля скрипел гравий. Наконец "линкольн" выехал на асфальтированное шоссе, и замок скрылся из виду. Машина набирала скорость, оставляя за собой буковый лес и покрытую опавшими листьями дорогу.
Жюли с восторгом осматривала интерьер автомобиля. У нее было ощущение, что она находится на борту корабля. Салон "линкольна" был отделан кожей и красным деревом. Жюли провела рукой по застежке-молнии в спинке переднего сиденья.
– Посмотрите, – разрешил Хартог.
Жюли увидела бар, радиотелефон, крохотный телеэкран и миниатюрную пишущую машинку.
– Это вовсе не волшебная машина, – сказал Хартог. – Она изготовлена людьми.
– Во всяком случае, на такую бедную девушку, как я, она производит очень сильное впечатление.
Продолжая играть застежкой, Жюли открыла новое отделение. В кармашке лежал пистолет, который она приняла за "кольт". На самом деле это был немецкий "арминиус" с коротким дулом. Рукоятка была сделана из пластика, и пистолет походил на игрушечный. Жюли быстро закрыла застежку. Хартог улыбнулся.
– Это для самообороны. Я ведь не король преступного мира.
– Вы король мыла.
Они рассмеялись.
– Вы представляли меня другим, не так ли? – спросил Хартог.
– Конечно. Я представляла вас пожилым вежливым господином.
– Это из-за моей репутации. Все считают, что я спятил или впал в детство. Хотите что-нибудь выпить?
– Мне нельзя.
– К черту! – воскликнул Хартог, и Жюли нахмурилась.
Молодой человек открыл бар и налил два стакана "Бэллэнтайна", добавив кусочки льда. Он протянул стакан Жюли.
– Деде! – обратился он к шоферу – Вам плеснуть?
– С удовольствием, – сказал шофер.
Хартог протянул ему стакан, и человек за рулем осушил его одним махом. "Линкольн" выехал на Западную автостраду и прибавил скорость. Он свернул на левую полосу. Спидометр показывал сто сорок километров. Пассажиры чувствовали себя уютно, как в спальном вагоне.
– Что вы обо мне думаете? Что вы обо мне знаете? – спросил Хартог. – У вас нет ощущения, что вы попали в волшебную сказку?
– Я не верю в сказки.
– В таком случае, кто я?
– Вы король мыла, масла и стиральных порошков. Вы очень богаты и занимаетесь благотворительностью.
– Не будем преувеличивать.
– Вы совершаете добро. По-видимому, вы пытаетесь этим преодолеть комплекс узурпаторства. Ведь ваше богатство не является результатом вашего труда. Вы стали обладателем огромного состояния после смерти вашего брата и его жены. Это, я думаю, способствовало развитию у вас комплекса вины, особенно если вы когда-нибудь желали им смерти. Любой человек в той или иной степени желает смерти своему ближнему.
– Браво! – воскликнул Хартог. – Вас учат этому в доме для умалишенных?
– Это не дом для умалишенных, а свободное заведение. Я могла выйти оттуда в любой момент.
– Почему же вы провели там пять лет?
– Вы читали мою историю и знаете почему.
Глава 4
"Линкольн" ехал вдоль Сены. Португальцы в пластиковых кепи орудовали отбойными молотками. Хартог вынул пачку "Житан" и предложил сигарету Жюли. Она закурила.
– Вам будет трудно узнать места. За пять лет многое изменилось.
– Я слышала.
– Вы интересуетесь градостроительством?
– Не очень. А вы?
– Более чем.
Жюли улыбнулась, выпустив дым через нос.
– Я знаю, – сказала она, – что вы сами сделали чертеж Института Хартога.
– Института Ганса-Петера и Маргариты Хартог.
– Но вы называете его просто Институтом Хартога.
– Официально он носит имя Ганса-Петера и Маргариты Хартог.
– Вашего брата и его жены?
Рыжий кивнул. Его губы были плотно сжаты. К нижней губе прилип табак. Сигарета была мокрой от слюны.
– Вы могли бы сказать, – добавил он, – что строительством этого института я старался подавить в себе чувство вины, которое возникло, потому что я желал смерти моему брату.
– Вы интересуетесь психоанализом?
– Не больше, чем вы градостроительством.
"Линкольн" пересек Сену и направился в Нейи. На улице Лоншан он свернул к зданию с фасадом, украшенным фреской из пластикового материала. Перед автомобилем раздвинулись автоматические двери. "Линкольн" нырнул в подземный гараж, в котором уже стояли два микроавтобуса "фольксваген", один "ситроен" и один "порше". "Линкольн" остановился на площадке, обозначенной световыми сигналами.