Сколько костей!

XVI

А затем произошло то, что должно было произойти: взятие штурмом лаборатории в ночь с четверга на пятницу, пролитие крови, уничтожение преступной сети с вытекающими последствиями. Именно после этого Жорж Роз запятнал репутацию депутата Мошана, пытавшегося прикрыться парламентской неприкосновенностью. Однако это его не спасло, и теперь он сидит за решеткой, пользуясь все же привилегированным положением по причине состояния здоровья. Но лучше я расскажу обо всем по порядку.

В четверг в пятнадцать часов мы с Шарлотт прибыли в Протестантскую общину "Скоптсис".

– Ты выглядишь, как легавый, – сказала мне Шарлотт, – в то время как должен смотреться преуспевающим чиновником.

Мне пришлось одолжить у Жюля вельветовый костюм сливового цвета, рубашку в цветочек и полусапоги на каблуках высотой четыре сантиметра, в которых я чувствовал себя, как на ходулях. Шарлотт придала моей прическе художественный беспорядок, зачесав волосы на лоб.

– У меня смешной вид, – заметил я.

– Это то, что нужно, – заверила она и добавила: – Теперь, если ты наткнешься на Каспера, он сможет узнать тебя только с близкого расстояния, метров с трех. Сунь руки в карманы.

– Они отвиснут.

– Если мы увидим перед входом машину Каспера, – предупредил Коччиоли, – то даже не думайте соваться туда. Мы придумаем что-нибудь другое.

– Сунь руки в карманы, а живот выпяти вперед. И улыбайся! Нет, не так, глупее. Вот так. И постоянно держи улыбку.

– У меня будут болеть мышцы лица.

– Потому, что они нетренированные. Руки держи в карманах.

– Вы действительно считаете...

– Говори мне "ты". Да, я действительно считаю. Каждый человек имеет индивидуальность, и ты должен воплощать его индивидуальность.

– Не стоит преувеличивать.

– Вот увидишь.

И я увидел. Когда мы наткнулись на Каспера, он узнал нас с тридцати метров!

Но сначала было посещение общины и очищение.

Подъехав к зданию, мы осмотрели его в бинокль, но не заметили ничего подозрительного. На стоянке стояло несколько автомобилей, но "пежо" среди них не было. Мы вернулись в центр деревни и оставили там Хеймана и Коччиоли с биноклем. Я сел за руль "альфы" и направился к воротам общины.

Как только мы подъехали к входу, нас сразу взял под опеку монах лет семнадцати или восемнадцати, с бритой головой и грязными ногами.

Все строение в общем виде напоминало огромную ферму с крытым двором и боковыми пристройками. Вокруг были лес и луга, где паслось несколько тонконогих лошадей. Ферма была окружена толстой стеной, наверху которой было несколько узких бойниц. Я уже упоминал о том, что это была укрепленная ферма. Поскольку стоянка располагалась с задней стороны дома, нам пришлось возвращаться к центральному входу, следуя вдоль стены.

– Я боюсь, что моя машина будет мешать другим, – сказал я монаху.

– Да, поэтому оставьте ваши ключи.

Я протянул ему ключи.

– Вы оставите их в конторе, – проговорил он. – Я не занимаюсь машинами.

– Извините, – произнес я.

– Не за что.

Мы шли следом за монахом. На улице было холодно, не выше нуля, а он был босым. Ороговевшие подошвы его ног были абсолютно черными.

– Не за что, – повторил он. – Вы не могли знать. Только, пожалуйста; не испытывайте неполноценности. Я стою ниже вас, поверьте мне.

– Как вам будет угодно, – заверил я.

Во входной двери было окошко для охранника, какие можно увидеть в военных или министерских учреждениях. За окошком сидела хорошенькая брюнетка с завитыми волосами и большими близорукими глазами голубого цвета. На ней был желтый халат, из-под которого высовывался воротничок белой блузки. Мы протянули ей карточки на узурпированные имена Жака и Мириам Блондо. Девушка что-то пометила на листе бумаги и пропустила нас.

Мы направились вслед за монахом в крытый двор и вошли в здание: Комнаты были расположены на втором этаже центральной части и обеих боковых пристроек. Нам показали нашу комнату. Ее стены были выбелены известью, как и все прочие перегородки здания. Узкое окошко выходило на северо-восток. Из окна открывался вид на лесистый склон холма. Под окном была крыша пристройки. В комнате стоял новый шкаф и лежали две толстые циновки с несколькими подушками из сурового полотна. Больше ничего не было. Монах открыл шкаф и показал нам на лежавшие внутри покрывала. Багажа у нас не было, так как это было одним из условий общины.

– Очень скромно, – сказал я, чтобы нарушить: молчание.

– Это унижает человека, – отозвался монах. – Это хорошо.

Мы вышли из комнаты, оставив дверь открытой. Двери других комнат тоже были открыты, и обстановка везде была одинакова: выбеленные известью стены, две циновки, подушки и ивовые шкафы. Суточное пребывание стоило здесь триста пятьдесят франков на человека, и можно было представить, что еда тоже будет отличаться библейской простотой, способствующей унижению, например, вода и соевая мука.

Однако мне не довелось проверить мои предположения и отведать здешней трапезы. Когда мы шли вдоль коридора, я заметил в другом его конце, приблизительно в тридцати метрах, сворачивавшего за угол Каспера. Я схватил Шарлотт за локоть и втащил ее внутрь ближайшей комнаты.

– А что здесь? Здесь что? – спросил я монаха, заметно нервничая. – Что это?

В комнате находились четыре человека – двое мужчин и две женщины. Они сидели на подушках и смотрели на меня невозмутимо вопросительно. Одной рукой я держал локоть Шарлотт, а другую сунул под сливовый пиджак и нащупал пальцами рукоятку чешского пистолета, но открывать огонь мне казалось преждевременным.

– Это еще одна комната, – объяснил монах, стоя в дверях.

– Добро пожаловать, – сказал один из сидевших на подушке мужчин. – Вы новенькие?

И не дожидаясь моего ответа, он, как и трое других, стал хлопать ладонями по своим коленям, монотонно приговаривая нечто вроде: "Аранаранаранаранарананарана", если, конечно, я правильно понял.

– О, продолжим, пожалуйста, – попросил монах, – иначе мы можем опоздать на очищение.

– Нет, приятель, – возразил я, – мы придем раньше времени.

В тот же момент я снял пистолет с предохранителя и сделал шаг в коридор. Каспера не было. Я не сомневался в том, что видел именно его, и мне оставалось уповать лишь на то, что он нас не заметил. Шарлотт бросала на меня удивленно вопросительные взгляды, так как мое поведение казалось ей абсолютно необъяснимым.

– О'кей, – произнес я. – Продолжим.

В присутствии монаха я не мог сказать Шарлотт о Каспере. Мне ничего не оставалось, как следовать за дебильным монахом, ожидая каждую секунду появления убийцы: ощущение довольно необычное. Настоятельно рекомендую вам это испытать.

Мы проходили мимо комнат, одни из которых были пустыми, а в других находились люди в одеждах из сурового полотна или в городских костюмах. Они либо что-то обсуждали, либо читали молитвы, либо пребывали в прострации. Я насчитал двенадцать человек от тридцати до пятидесяти лет, мужчин и женщин, принадлежавших к привилегированным социальным слоям. Большинство из них очень серьезно относились ко всему происходящему вокруг.

Позднее выяснилось, что фасадная часть здания была занята монахами и монахинями, а комнаты внизу – охранниками. Но наш провожатый не повел нас на экскурсию в эту часть здания. Осмотрев комнаты постояльцев, мы направились в боковое крыло здания, где располагались мастерские, в которых трудились монахи и монахини в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет, все бритоголовые и в одеждах из сурового полотна. Они ткали пряжу, пекли хлеб, вращали горшки, обтачивали полудрагоценные камни.

Само собой разумеется, что повсюду стояли курильницы и благовонные палочки, а воздух был пропитан ладаном и миром[11].

Местом, наиболее насыщенным мистическими запахами, было юго-восточное крыло здания, где располагалась прядильня, где я увидел железную дверь, запертую на замок с перекладиной.

11

Благовонное масло, употребляемое при церковных обрядах.