Розы для возлюбленной

Сегодня Джоф, вглядываясь в Уикса, пытался понять и другое — какова могла быть его связь со Сьюзен Реардон. Насколько серьезна она была? Был ли Уикс тем мужчиной, что подарил Сьюзен драгоценности? Джоф знал о клочке бумаги, найденном в пиджаке убитого адвоката Хаскелла со словами, которые, как предполагают, могла содержать записка, сопровождавшая розы, кем-то подаренные перед смертью Сьюзен Реардон. Однако Хаскелл был теперь мертв, а оригинал записки так никто и не нашел, поэтому доказать как-либо причастность Уикса к убийству по-прежнему представлялось невозможным.

Тем не менее, понимал Джоф, драгоценности могли послужить отправной точкой для еще одного взгляда на все дело Реардона. И, следовательно, во всем, что с этими драгоценностями могло быть связано, стоило попробовать разобраться подробнее. А что, если Уикс для всех своих подружек покупает побрякушки в каком-нибудь одном месте, предположил Джоф. — «Я ведь и сам встречался одно время с дамочкой, которая мне рассказывала, что ее приглашал на свидания Уикс». Имя дамочки он никак не мог вспомнить. Это, однако, не было проблемой. Надо только пробежаться по своим дневниковым записям за последние года два-три. Джоф был уверен, что пометил где-нибудь нужное имя.

Судья объявил очередной перерыв в заседании суда, и Джоф воспользовался этим, чтобы поскорее выскользнуть в дверь. Он уже преодолел половину длинного коридора, ведшего к выходу, когда вдруг услышал, как кто-то окликает его. Это был Боб Кинеллен. Джоф подождал, пока Боб догонит его.

— По-моему, вы начали очень интересоваться моим клиентом? — тихо спросил Кинеллен.

— Пока с моей стороны это всего лишь интерес общего характера, — ответил Джоф.

— Так вот почему, значит, вы встречаетесь с Керри?

— Боб, мне представляется, что у вас нет ни малейшего права задавать мне подобные вопросы. Тем не менее я вам все же отвечу. Я был рад очутиться рядом с ней в тот момент, когда вы соизволили объявить ей потрясающую новость о том, что ваш выдающийся клиент угрожает жизни ее дочери. Вас после этого не выдвигали на звание «Лучшего отца года», а? Если еще нет, то будьте уверены, с этим задержек не будет. Я, правда, все же сомневаюсь, что титул вы сподобитесь получить.

77

Утром в понедельник Грейс Гувер оставалась в постели дольше обычного. Несмотря на то что в их доме было хорошо натоплено, зимний холод пробирался-таки до костей и суставов пожилой женщины. Ее руки, суставы пальцев, ноги страшно болели. Как только закончатся заседания законодательных органов штата, они с Джонатаном немедленно отправятся в свой дом в Нью-Мексико. Грейс убеждала себя, что там ей будет гораздо лучше, что жаркий сухой тамошний климат значительно улучшит состояние ее здоровья.

Многие годы тому назад, когда болезнь ее только начиналась, Грейс приняла решение никогда не поддаваться чувству жалости к самой себе. По ее убеждению, жалость к себе вообще самое отвратительное из чувств. И все же в наиболее тяжелые дни Грейс вынуждена была признать, что ее страшно расстраивают не только постоянно нарастающие боли, но еще и то обстоятельство, что она вынуждена все больше и больше отказываться от сколь-либо активных форм жизни.

Она была, пожалуй, одной из немногих жен политиков, которым действительно нравилось сопровождать супруга на те многочисленные мероприятия, куда такие фигуры, как, например, Джонатан Гувер, были обязаны являться. Ей доставляло удовольствие видеть, каким уважением повсеместно пользуется ее муж. Грейс вообще очень гордилась мужем. Он давно должен был бы стать губернатором. Она-то понимала это лучше, чем кто-либо еще.

После того как Джонатан отбывал необходимое-количество времени на подобных протокольных мероприятиях, они вместе с ним отправлялись спокойно поужинать где-нибудь, а то и, поддавшись настроению момента, сбегали ото всех на уик-энд в какое-нибудь укромное местечко. Грейс улыбнулась, вспомнив, как однажды, лет через двадцать после свадьбы, один из их собеседников на каком-то курорте в Аризоне признал, что выглядят они как молодожены.

Теперь из-за того, что она вынуждена перемещаться только в инвалидной коляске и к тому же возить с собой служанку, которая помогала бы ей принимать ванну и одеваться, путешествия, и даже просто остановка в гостинице, превращались для Грейс в предприятие совершенно невозможное. От Джонатана столь деликатные заботы Грейс принять не могла, а потому и предпочитала оставаться дома, где ее обслуживала ежедневно приходившая женщина.

Ужин в клубе несколько вечеров назад, тем не менее, ей весьма понравился. Это был фактически единственный ее выход в свет за последние несколько недель.

«Этот Джесон Эрнотт! Странно, почему я никак не могу не думать о нем?» — размышляла Грейс, пытаясь одновременно разогнуть не слушающиеся пальцы. Она еще раз спросила Джонатана об Эрнотте, но единственное, что смог предположить супруг, что, скорее всего, Грейс могла видеть его на каком-нибудь благотворительном мероприятии.

Большие званые торжества Грейс не посещала лет двенадцать. И уже тогда, двенадцать лет назад, передвигалась она исключительно с помощью двух палок, а потому и не любила бывать в шумном обществе, в толпе людей. Так что, исходя из этого, Грейс прекрасно знала, что вовсе не встреча на светском рауте заставила ее мучительно вспоминать теперь этого человека. «Ну, ладно, — вновь сказала она сама себе, — когда-нибудь все вспомнится само собой».

Горничная, которую звали Кэрри, вошла в спальню с подносом в руках.

— Я решила, что вы уже готовы к тому, чтобы выпить вторую чашечку чая, — бодро проговорила она.

— Я и вправду готова, Кэрри. Спасибо.

Керри поставила поднос и поправила Грейс подушки.

— Так вам будет удобнее. — Кэрри сунула руку в карман и достала оттуда сложенный вдвое листок бумаги. — Ах да, миссис Гувер, вот что я нашла в корзине для бумаг в кабинете сенатора. Как я поняла, сенатор выкинул листок, но я все же решила у вас спросить разрешения. Могу ли я взять его себе? Мой внук просто бредит профессией агента ФБР и хочет таким агентом когда-нибудь стать. И он страшно обрадуется, если вдруг увидит самое настоящее письмо, посланное федеральным бюро предполагаемым свидетелям. — Кэрри развернула листок и протянула его Грейс.

Грейс взглянула на листок, протянула было его обратно горничной, но вдруг рука ее остановилась на полпути. Этот снимок Джонатан показал ей вечером в пятницу и спросил: «Это случайно не кто-то из твоих знакомых, а?» Сопровождавшее снимок письмо объясняло, что фотография рассылается всем, кто был в то или иное время гостем особняков, которые потом, немного время спустя, подвергались ограблению.

На нечетком, почти неразличимом снимке, был запечатлен преступник на месте совершения преступления. Именно этого типа подозревали в совершении многочисленных аналогичных краж со взломом. Каждая такая кража следовала через какой-то промежуток времени после вечеринки или другого светского мероприятия, проведенного в доме, становившемся впоследствии объектом ограбления. ФБР предполагало, что ограбления совершались кем-то из гостей.

Заканчивалось сопроводительное письмо ФБР обещанием властей сохранить конфиденциальность любой полученной от свидетелей информации.

— Я знаю, что несколько лет назад ограблению подвергся и вашингтонский особняк Пилов, — сказал тогда Джонатан. — И произошла ужасная история. Я бывал у них в доме на торжествах по случаю избрания Джона Пила сенатором. Так вот, две недели спустя его мать вернулась раньше запланированного домой с загородной поездки и, вероятно, натолкнулась дома на вора. В результате ее потом нашли у основания лестницы в ее же доме со сломанной шеей. А из дома пропала картина кисти Джона Уайта Александера.

«Может быть, я и обратила особое внимание на этот снимок, потому что хорошо знала семью Пилов», — размышляла Грейс, крепко сжимая в пальцах фотографию предполагаемого грабителя. Снявшая преступника камера находилась, вероятно, ниже объекта съемки. Поэтому и лицо вора казалось немного угловатым, слишком узким.