Розы для возлюбленной

— Если бы вы такого желания не испытывали, если не сказали мне об этом, я бы и заниматься вами не стал, — заверил ее доктор.

Операция, которую он провел, получилась удивительно сложной и даже, казалось, запутанной. Серией хирургических вмешательств он сначала увеличил ей подбородок, уменьшил уши, убрал темные круги из-под глаз и облегчил чересчур тяжелые веки. Глаза открылись шире, стали большими и светлыми. Следующим шагом доктор увеличил ей губы — они стали полными, провоцирующими; потом убрал следы давнишних угрей со щек, сузил нос, поднял брови. Более того, кое-что он сделал и с телом Барбары, подправив некоторые ее формы.

После этого доктор направил ее в парикмахерский салон, где цвет ее волос поменяли с мышиного на темно-шатеновый, на тот цвет, что стал идеально оттенять кремовый оттенок его нового лица, достигнутый последовательными процедурами кислотной обработки кожи. Косметологи салона подробно проинструктировали Барбару расчет тонкостей макияжа.

В довершении всего доктор посоветовал ей оставшиеся средства потратить на одежду и в сопровождении опытного консультанта отправил в магазин высокой моды на Седьмую авеню. Под руководством консультанта Барбара и подобрала там первый в своей жизни изысканного стиля гардероб.

Доктор Смит настоял на том, чтобы Барбара переехала в Нью-Йорк, подсказал, где можно найти квартиру, сам лично эту квартиру осмотрел. Потом потребовал у нее обещания приходить к нему на профилактические осмотры каждые три месяца.

Год, прошедший с момента переезда на Манхэттен и получения новой работы в престижной фирме «Прайс энд Веллоун», выдался для Барбары просто головокружительным. Головокружительным и удивительно интересным. Прожила его Барбара действительно полной жизнью.

Подходя сейчас к дому, она вдруг беспокойно оглянулась. Накануне вечером она ужинала с одним из своих клиентов в «Марк отеле». И, когда уходила, вдруг заметила доктора Смита, сидевшего в одиночестве за одним из крайних маленьких столиков.

Неделей раньше она уже имела случай мельком видеть его в «Оак рум» — ресторане при гостинице «Плаза».

Тогда, в первый раз, она не придала этому значения, но вот вчера ей вдруг вспомнилось, что однажды вечером, где-то месяц назад, когда она закончила ужин с еще одним из своих клиентов в «Четырех сезонах» и вышла на улицу в поисках такси, ей показалось, что кто-то следит за ней из машины, стоявшей на другой стороне улицы.

Барбара облегченно вздохнула, когда привратник поприветствовал ее и распахнул дверь здания, где находилась ее квартира. Войдя внутрь, она еще раз оглянулась.

Черный «мерседес» замер в потоке машин как раз напротив нее. Ошибки быть не могло: за рулем сидел доктор Смит. Она узнала его, хотя он и пытался отвернуть лицо, якобы рассматривая что-то по другую сторону улицы.

Да, это был именно доктор Смит.

— С вами все в порядке, мисс Томпкинс? — спросил привратник. — Мне кажется, что вы не особо хорошо себя чувствуете.

— Нет, спасибо. Все хорошо. — Барбара быстро вошла в вестибюль здания. «Он следит за мной, — думала она, ожидая лифт. — Ну и что же я могу против этого предпринять?»

50

Несмотря на то что Керри приготовила для Робин ее самые любимые блюда — жареную куриную грудку, жареную картошку, зеленую фасоль, листья зеленого салата и бисквиты, — разговор за столом не клеился, ели они почти в полном молчании.

Когда Керри пришла сегодня домой с работы, Элисон, студентка-сиделка, шепнула ей на ухо: «Мне кажется, что Робин очень расстроена». С этого момента Керри только и ждала возможности как-нибудь выяснить причины печали дочери.

Пока Керри готовила обед, Робин сидела за высоким столиком рядом и готовила домашние задания. Какое-то время Керри ждала, что дочь заговорит сама, но Робин делала вид, что страшно занята уроками.

Керри вынуждена была даже спросить, может ли она, наконец, ставить на стол тарелки с едой.

— Ты уже все закончила с уроками, Роб?

Приступили к ужину. Робин повела себя немного раскованнее.

— Ты съела свой завтрак в школе? — Керри не выдержала и нарушила молчание. — А то ты выглядишь совсем голодной.

— Конечно, ма. Почти весь съела.

— Хорошо.

«Она все же так на меня похожа, — подумала Керри. — Если обижена или расстроена, то предпочитает сама справляться со своими чувствами. Держит все в себе».

— Мне нравится Джоф. Он такой здоровский, — неожиданно сказала Робин.

Джоф? Керри опустила глаза, сосредоточившись на разделке курицы в своей тарелке. Ей не хотелось опять вспоминать иронично-презрительную реплику, брошенную Дорсо тогда перед уходом: «До свидания, Ваша Честь!»

— Угу, — промямлила она, надеясь таким образом дать понять, что Джоф не играет в их с Робин жизни большого значения.

— А когда он опять придет? — спросила Робин.

Настал черед Керри быть уклончивой.

— Ну, не знаю. Он ведь приходил только потому, что это нужно было для работы над делом, которое он ведет.

Робин вдруг забеспокоилась.

— Наверное, не следовало мне говорить об этом папе?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, папа мне сказал, что когда ты станешь судьей, то будешь встречаться только с судьями и когда-нибудь выйдешь за одного из них замуж. Я и не собиралась с ним о тебе говорить, но заметила просто, что как-то вечером к тебе по делу приходил один адвокат, который мне понравился. Папа спросил, кто это был.

— И ты сказала ему, что это был Джоф Дорсо. Ну и что? Что же в этом плохого?

— Не знаю. Папа, кажется, за это на меня рассердился. Нам было так весело до этого, а потом он вдруг замолчал и сказал мне только, чтобы я доедала мои креветки и что пора возвращаться домой.

— Роб, папе совершенно все равно, с кем я встречаюсь, а Джоф Дорсо не имеет вовсе никакого отношения ни к нему, ни к его клиентам. Папа сейчас занят очень сложным делом. Так что, вероятно, ты просто отвлекла его на время от его серьезных мыслей, а потом, когда ваш обед подходил к концу, мысли эти вновь вернулись к нему и испортили настроение.

— Ты, правда, так думаешь? — с надеждой в голосе спросила Робин, и глаза ее просияли.

— Я, правда, так думаю, — твердо произнесла Керри. — Ты же сама не раз видела, в каком я нахожусь мрачном настроении, когда у меня идет суд.

Робин рассмеялась.

— Да уж, конечно, видела.

В девять часов Керри заглянула в комнату Робин. Дочь лежала на кровати и читала.

— Туши свет! — шутливо, но твердо скомандовала Керри и приблизилась к дочери, чтобы поправить одеяло.

— Ладно, — недовольно согласилась девочка. Поплотнее укрываясь одеялом, она спросила: — Ма, я вот что думаю. А если Джоф приходил к тебе по делу, то мы не можем его пригласить еще раз, а? Ты ему нравишься, я ведь вижу.

— О, Роб. Он просто добрый, хороший человек и нравятся ему, наверное, не только я, но и все люди вокруг.

— Кесси и Куртни видели его, когда он тогда заходил за мной. Он им показался симпатичненьким.

«Да и мне он таким кажется», — про себя признала Керри и выключила свет.

Спустившись вниз, она решила было, наконец, сделать важное дело: разобраться со счетами, выяснить, какие оплачены, а какие нет. Она села было за стол, но тут взгляд ее надолго задержался на досье Реардона, которое вчера принес ей Джо Палумбо. Она решительно покачала головой. «Брось, не влезай опять в это дело!» — попыталась она убедить себя.

«Но что собственно будет плохого, если я просто прогляжу это досье», — успокоила себя Керри. Она взяла папку, перенесла к своему любимому креслу, положила на подушку у ног и вытащила из папки первую связку документов.

Документы эти говорили, в частности, что первый звонок, начавший расследование дела Реардона, поступил в двадцать минут первого: Скип Реардон позвонил оператору телефонной станции и попросил ее соединить его с полицией Элпина. Голос его при этом срывался на крик.

— Моя жена мертва, моя жена мертва, — повторял он раз за разом.