Тринадцатый апостол

Но тут затренькал сотовый телефон — экстренный вызов. Просто человек Сергей Семенов мысленно плюнул и продолжил дрыхнуть, но старый служака, старший апостол и начальник поезда майор Семенов, чертыхнувшись, засунул руку под подушку, вытащил черную коробочку мобильника, вытянул зубами антенну и процедил в «говорилку»:

— Начальник поезда Семенов. Кто у аппарата?

В трубке затрещало, и взволнованный голос зачастил:

— Товарищ майор, ой, господин, ой, това… тьфу. Сергей Михайлович, это дежурный ночной смены, лейтенант Кривин.

Семенов едва удержался, чтобы не сделать разнос дежурному за внеуставное обращение, но передумал. Сам не раз путался, с начальством общаясь. У них там чуть ли не каждый месяц распоряжение новое, как по-уставному обращаться: то по-старому — товарищ, то по-новому — господин, то снова товарищ, то вот какой-то мудрец «ваше высокоблагородие» даже предложил. Охранники целый месяц выговаривать учились, пока новое распоряжение не пришло…

— Ну что там, Кривин, у тебя стряслось? Почему поезд встал?

— ЧП у нас, товарищ майор, танк на рельсах!

— Ты что, сдурел?!! — гаркнул Семенов, на самом деле понимая, что Кривин врать не будет, и раз говорит, на рельсах танк — значит, на самом деле танк. Просто ему нужно было пару секунд паузы, чтобы сообразить, что делать.

— Ей-богу, господин майор, танк! Т-72, прямо на разъезде, пушкой в нашу сторону.

— А семафор?

— Семафор разбит.

— Станция?

— Не отвечает!

— Тогда какого хрена! — Семенов в бешенстве едва «говорилку» не оторвал. — Караул в ружье.

— Това… тьфу, Сергей Михайлович, я хотел, но они требуют с вами связи. Лично!

— Кто они? Какой связи? Ты толком объяснить можешь?

— Да ни хрена он не может! — вдруг раздался в трубке хриплый голос. — Капитан Семенов, будьте на месте, никуда не выходите, за вами сейчас придут. Командование Поездком беру на себя я. Не дергайся, капитан!

— Майор, — совершенно ошалело поправил Семенов, судорожно цепляя на себя кобуру с «бульдогом».

— Майор?!! — взорвалось в трубке. — Ну, блин, Серега, поздравляю! Пузырь с тебя! Да не ссы, Ивин это, Вовка Ивин. Не узнал? Богатым будешь! Я тут твой Поездок захватил, ты уж дай команду, чтобы твои орлы не палили. Свои мы, свои! Сейчас у тебя буду…

Ивин… Вовка Ивин. Семенов бросил в угол кобуру и безвольно упал на койку. Нет, третьего захода с Ивиным Семенов не вынесет, если только прикинуться «зашитым»?

Он подключил селектор, вызвал все посты и объявил: «Учебная тревога, огня не открывать». Через пару минут по коридору уже грохотали сапоги, дверь с грохотом сдвинулась (Ивин ничего не мог делать тихо), пахнуло запахом мороза, сосны и можжевеловой водки.

— Сережка! Друган! Зайка мой! Майор, надо же, майор! Поздравляю! Ганка, тащи же поросенка. Серега, ну где же стаканы?!!

Родина позвала Владимира Ивина исполнить свой долг, сняв с бабы. В буквальном смысле! Ивин — красавец отставник, руководитель крупного мясомолочного предприятия только-только «уговорил» молоденькую практиканточку-зоотехника и, накачав коньяком, страстно отлюбил ее в сауне, расположенной почему-то в телятнике.

Там-то его и взяли. Трое ребят в камуфляже и черных масках долго и настойчиво стучались, затем выбили дверь сауны. И тут же почтительно отошли, пропустив долговязого блондина в кожаном плаще и ковбойской шляпе. Тот по достоинству оценил позу и азарт, с которыми Ивин пользовал юную специалистку по части звериных душ, тактично прикрыл дверцу, вежливо попросив:

— Владимир Палыч, закончите с обсуждением этого серьезного вопроса, будьте добры на пару минут для беседы. Я жду вас в машине…

Ивин, надо отдать ему должное, дело до победного конца довел, оделся, галантно поцеловал даме ручку и вышел на мороз. Больше его в родном хозяйстве не видели, той же ночью он был доставлен в Москву в очень солидную контору. Там седой щупленький дядя в очках, буквально утопавший за огромным столом красного дерева, с ходу предложил Ивину два варианта: либо 10 лет лагерей за приписки, самоуправство и прочие злоупотребления (все документы и улики были предъявлены), либо Ивин немедленно едет на БАМ и организует… новую русскую каторгу. И указал на большую служебную записку, отправленную год назад Ивиным президенту. В ней аргументировано доказывалось, что главные богатства России лежат за Уралом и если не валять дурака, а правильно использовать рабочую силу…

— Зайка мой! — заорал Ивин и кинулся через стол обнимать очкарика. — Да что ж ты, лапа, раньше молчал?! Зачем же меня под конвоем везти, ты бы свистнул, я б сам прискакал. Так это ж мечта моя. Я ж — сибиряк!

Очкарик смущенно улыбнулся, потирая чуть придавленную гигантом шею, тут же заменил недоглядевшую охрану (уже на следующий день смена, дежурившая в кабинете, в полном составе отправилась на таджикскую границу). Но несмотря на экстренность, на БАМ Ивин поехал поездом. «Тайгу хочу посмотреть, — объяснил он, — какая она теперь, тайга…»

Он за полгода наладил систему новой русской каторги. И не только по БАМу, по всему Дальнему Востоку. Его боялись губернаторы, только от упоминания его фамилии падали в обморок мэры. На производствах Ивина летели ко всем чертям нормы и расценки, люди выдавали на-гора такие объемы продукции, что даже самые смелые экономисты верить отказывались. Но приезжали комиссии и убеждались, что все правильно. А потом…

Говорят, президент долго колебался… Ему было очень жалко Ивина. Но закон суров. Ивин набил морду начальнику КДВО, как-то так получалось, что интересы двух ведомств — МВД и МО — сталкивались даже на необъятных просторах Сибири. А потом прострелил ему ляжку на дуэли. Правда, перед этим трахнул его молодую супругу. А потом только в одном лагере неделю держал оборону против целого мотострелкового полка. Урки просили: «Палыч, дай нам стволы, мы их в капусту порубим». Но уркам оружия Ивин не дал, и когда мотострелки начали стрелять на поражение, приказал сдаться. Он не струсил, он не хотел, чтобы русские снова проливали кровь русских.

Его осудили, но нашли какие-то отмазки для амнистии и назначили начальником лагеря на реке Мультагай.

Там-то Семенов с ним и познакомился. Надо же, всего полгода назад, а кажется, столько времени прошло.

— Поверь мне, капитан, — втолковывал Семенову Ивин, развалясь на санях, — время вышек и колючей проволоки давно прошло. Нет Сталина, сдох он без покаяния, и система его сдохла. Да, у меня есть вышки, проволока есть, сам увидишь, но другое дело — как сделать и где поставить…

Семенов тогда гнал в лагерь №2017 на реке Мультагай две сотни «временно прописанных» — высланных из Москвы, Питера, Саратова и Нижнего Новгорода бомжей, проституток, прочих деклассированных элементов. Среди них — три десятка урок, ранее сидевших.

Семенову Ивин сразу понравился. Тот деловито прошелся вдоль шеренги люмпенов и, подобно Басову из фильма про Шурика, начал выкрикивать: «Плотники, штукатуры, слесаря, нормировщики, мотористы»… Он назвал штук двадцать разных профессий, но из шеренги вышло человек от силы тридцать.

Ивин ехидно улыбнулся. По взмаху его руки к вышедшим из строя тут же подбежали люди. На снег полетели зэковские шапки, фуфайки, стеганки. Через пару минут «добровольцы» были обряжены в яркие пуховики, унты и пышные енотовые шапки.

— Ну что ж, нет специалистов, будем учить, — подмигнул Семенову Ивин. — На первый-второй рассчитайся. Первые номера — в карьер, вторые — на лесоповал. Обед? Обед будет для тех, кто выполнит норму! Все, запомните, все остальные вопросы через бригадиров…

Ивин долго ходил вдоль шеренги отдельно построенных урок, интересовался статьей, сроками, запоминал. Потом лично, сам, снял с каждого наручники.

— У меня в наручниках не ходят, — объяснил он, улыбаясь. — Глупости это. Сейчас, братки, вы пойдете на взрывные работы. Бригадиры вас уже ждут. Там покажете свою крутость. И запомните: бежать отсюда невозможно, да и незачем. Впрочем, сами увидите…