На руинах

– Две практики прогулял – уже к декану. Зашибись, да? Главное, девчонкам всем зачеты поставил, а мы тридцать первого декабря до девяти вечера сидели – еще одну лабораторную делали. Потом сразу в общагу на дискотеку рванули, а второго уже по математике экзамен – один день всего готовиться. Одна дура в чулки себе шпаргалок напихала, потом на экзамене никак вытащить не могла – юбку задирает, вся из себя чешется, а вытащить не может. Да, мам, чуть не забыл, голова моя садовая, – он хлопнул себя по макушке, – вам всем от Васьки Щербинина горячий привет и низкий поклон.

– Ты что, заходил к Полине Ивановне? – поразилась Ирина.

Полина Ивановна была сестрой Зины Щербининой и после ее гибели взяла опеку над осиротевшим племянником. В первые десять-двенадцать лет после трагедии Ирина, наезжая в Воронеж по делам, обязательно забегала проведать сына погибшей подруги, и иногда брала с собой Колю. Тот от всей души ненавидел чопорную неулыбчивую тетку Васи и теперь в ответ на изумление матери презрительно фыркнул.

– Делать мне нечего – заходить к этой стерве! Васька от нее давно ушел, она его до мозгов достала.

– Погоди, – всполошилась Ирина, – как это ушел?

– Да очень просто – взял и ушел. Ему уже девятнадцать, он может и без опекунов обойтись. Невозможно же каждую минуту, – Коля скорчил свою хорошенькую мордочку и загнусил голосом Полины Ивановны: – «У меня кроме тебя трое сыновей, я не смогу тебя всю жизнь содержать, ты должен получить денежную специальность!». Представляешь, заставила его на юридический поступить – адвокаты, она считает, золотые горы гребут. А Ваське это право поперек горла, он два года проучился, плюнул и забрал документы – поступил к нам в политехнический. А от тетки вообще ушел, чтоб не доставала – ему и стипендии хватает.

Ирина встревожилась.

– Погоди, он что, из ее квартиры выписался?

– А на фиг она ему со своей квартирой, он в общежитии прописан.

– Видишь, что творят, – всплеснув руками, сокрушенно сказала Ирина мужу, – в Воронеже у Васеньки, значит, жилплощади теперь нет – тетка его обратно не пропишет. В нашем городе от родителей тоже комнаты не осталось – ее, как бабка Андрея умерла, заселили.

– Будет работать – дадут общежитие, – махнул рукой Прокоп, – потом пусть жену с квартирой ищет.

– Васька тоже так говорит, – запихав в рот еще одну котлету, подтвердил Коля, – у меня, говорит, одна дорога в жизни – жениться на дочери министра.

– Видишь, молодой, а уже как разумно рассуждает, – Ирина с укором посмотрела на старшего сына. – Я тебе, вот, дочь генерала сватаю, а ты все нос воротишь.

Алексей добродушно улыбнулся и развел руками, но Коля немедленно заинтересовался:

– Это какого генерала?

– Русанова, Марьи Григорьевны мужа, знаешь их дочку? Хорошая девочка, симпатичная. Училище закончила музыку преподает.

– Мам, да ты че? – фыркнул Коля. – Она же старая, ей, наверное, лет сорок.

– Во-первых, тридцать четыре, а во-вторых, Алексей тоже не молоденький – тридцать три уже, тридцать четыре скоро. В прочной семье жена должна быть чуточку старше мужа.

– Ладно, пора мне уже, – посмотрев на часы, Алексей подмигнул брату и поднялся, – доброго вечера всем.

Когда за ним со стуком закрылась входная дверь, Коля сморщил нос и весело загоготал.

– Опять Лешка сбежал от твоих сватаний! Мам, тебе еще не надоело? Оставь ты его в покое со своими невестами, он, может, не создан для семейной жизни.

Прокоп, обычно редко споривший с женой, на этот раз подержал сына.

– Да и правда, оставь ты Алешку в покое, – добродушно сказал он жене, – а то он уже скоро бегать от твоих невест будет.

– Что за радость быть холостым, не пойму, – в сердцах проговорила Ирина и начала собирать со стола посуду, – поймет, когда, стариком станет, а уже поздно будет.

В течение последующих двух лет она регулярно возобновляла свои попытки найти старшему сыну достойную спутницу жизни, в последний раз это окончилось скандалом. На следующий день после впустую прошедшего званного вечера рассерженная Ирина явилась к Алексею, пылая гневом.

– Я специально людей приглашаю, и каких людей?! К председателю райсобеса племянница из Москвы приехала. Из Москвы, доходит это до твоей дурьей головы?! Квартира в Москве, на работу бы тебя там устроили, а женщина-то какая хорошая! Воспитанная, в школе работает. Чего тебе еще надо? Тебе уже тридцать пять!

– Мам, ну я ведь с ней честно потанцевал, как ты и просила, – добродушно отбивался Алексей, пытаясь не рассмеяться, – чего ты еще хочешь?

– А что ты ей сказал?! Нет, ты подумай, что ты ей сказал! Ты сказал, что у нее ужасная прическа!

– Я совсем не так сказал, но стрижка у нее и вправду ужасная. Разве можно при длинном носе и остром подбородке так стричь челку? Я просто посоветовал ей…

– Ах, ты просто посоветовал! – ядовито-спокойно произнесла Ирина. – А ты знаешь, что она обиделась, и после твоих советов у меня будут испорчены отношения с влиятельными людьми?

– Да не бери в голову, мам, – защищаясь, он попытался польстить честолюбию матери, – ты у нас тоже директор гастронома, не абы кто. А если она обижается, то глупая – я ей только хорошего хотел.

– Ах, она глупая, значит! А сюда к тебе очень умные ходят, да? Думаешь, я не знаю, сколько у тебя тут баб перебывало? Мне уже перед людьми стыдно!

– А у меня тут не только бабы – мужчины тоже бывают, я же на дому стригу.

– Ты из меня дуру-то не делай, а то кругом дураки – не видят, когда ты кого стрижешь, а кого…

– Ладно, мам, все, ко мне клиент пришел, мы с тобой в другой раз договорим.

В прихожей действительно настойчиво звонил звонок. Разъяренная Ирина пулей вылетела из квартиры сына, чуть не сбив с ног входившего Самсонова. Тот прислонился к стене, задумчиво глядя ей вслед.

– Это ваша мама?

– Заходите, садитесь. Да это моя мама, она сегодня слегка не в духе.

– Я помешал вашему разговору? Вам нужно было позвонить мне – я пришел бы в другой раз.

– Нет-нет, наоборот, если честно, то вы меня просто спасли, – засмеялся Алексей, обвязывая клиента простыней и разворачивая его вместе с креслом лицом к зеркалу.

– Спас, правда? И от чего же?

– От женитьбы.

Вопреки ожиданию Алексея Самсонов остался серьезным.

– А знаете, – каким-то странно мечтательным тоном сказал он, – иметь жену и детей – действительно, большое счастье.

– Если так думаете, то почему сами в холостых ходите? – шутливо спросил Алексей и внезапно заметил, что клиент его дрожит, а лицо в зеркале побледнело.

– Я женился очень рано, у меня все это было – любимая женщина, дети, интересная работа. И все это у меня отняли, все! У меня не осталось даже имени – я живу по чужому паспорту.

– По чужому, – неопределенно произнес парикмахер и неожиданно признался: – А ведь знаете, я такое за вами подозревал, даже точно знал, можно сказать.

– Знали? Откуда? – плечи Самсонова напряглись.

Алексей не стал скрывать правду.

– Вы помните, как в первый раз ко мне приходили? Забыли тогда бумажник? Я его взял, бежать за вами хотел, а у меня из рук вдруг вырвалось – все посыпалось на пол. Ну, я и… когда подбирал в паспорт взглянул, извините уж за любопытство, а там год рождения. Я ведь, не хвалясь, вам скажу: возраст клиента по волосу точно могу определить. Поэтому сразу понял, что что-то тут неладно. Конечно, могли и в паспортном столе ошибиться, всяко бывает. Вы ведь, если по-настоящему, то где-то с пятидесятого или с пятьдесят первого, да?

– С пятьдесят первого, – поникнув головой, тихо обронил Самсонов.

– Голову держите ровно, не опускайте. Так вы мой, стало быть, ровесник. Но как же так вышло, что у вас все отняли? – он сразу же спохватился. – Нет, вы мне, конечно, не обязаны рассказывать, если не хотите.

– Ценю вашу деликатность, но теперь уже можно. Не думайте, что я преступник и скрываюсь – меня принудили к этой жизни. Так вышло, что я неожиданно для себя самого оказался втянутым в борьбу сильных мира сего – случайно узнал, что ценнейшая коллекция картин, которую в восемнадцатом веке русский купец Соловьев передал в дар церкви, была преступным образом вывезена из СССР и продана. Человек, который по наивности своей попытался добиться правды и разоблачить преступников, был убит, а мне, свидетелю, предложили исчезнуть и жить под его именем. Хотя, точнее сказать, не предложили – у меня не было выбора. Это все произошло в конце семьдесят девятого, почти шесть лет назад, но даже после того, как умер Брежнев, сняли с поста замминистра его зятя Чурбанова, а тогдашний глава МВД Щелоков застрелился, я все равно боялся – не за себя, за своих близких. Боялся даже узнать, что с ними, как они живут. Но теперь началась перестройка, – голос клиента неожиданно зазвучал возбужденно и страстно, – я верю Горбачеву, я верю, что в стране началась новая жизнь! Прошлого все равно не вернуть, но я безумно хочу к жене и детям, у меня нет в жизни ничего дороже них.