Страница 18 из 120
— Много.
— Пять.
— Это много, верно же?
— Конечно, много, — сказал Карл. — Я думаю, что после войны этот город расцветет. Сначала, конечно, дела пойдут на спад. После войны это обычная история. Но все будет не так уж плохо, как могло бы сложиться, если б город рассчитывал только на угольную промышленность. По всей стране пойдет большое строительство, и здесь тоже. А что это значит? Как это отразится на нас? Школы в стране станут больше и лучше, и работа заведующего школами будет считаться куда более значительной. А в наших краях и подавно, потому что с таким количеством специалистов и людей с высшим образованием школьное образование станет необычайно важным. Если бы мы жили в фабричном городке, где большинство людей заняты физическим трудом, то есть жил бы в основном рабочий класс, то, как ты сама понимаешь, все сложилось бы по-иному. Меньше интереса к образованию. А каждый человек с высшим образованием хочет, чтобы и у его детей было высшее образование, и на меньшее он не согласен. Так что люди начнут проявлять активный интерес к образованию.
— И думать, что разбираются в этом лучше тебя.
— Пусть они так думают; главное — чтобы дали мне возможность этим заниматься, — сказал Карл.
— Ты впервые с таким энтузиазмом живописуешь Гиббсвилль. С чего это вдруг? Ты давно вынашивал эти мысли или они вдруг ни с того ни с сего на тебя снизошли?
— И то и другое. Я ко всему присматривался, изучал, прогуливался по городу, разговаривал с людьми. Но наверное, вдохновил меня все-таки сегодняшний поход на похороны. Этот человек ничего особенного не сделал, ничего существенного не добился и, судя по тому, что я слышал, не был особенно популярен… и тем не менее ты видела эти похороны. Это было впечатляющее зрелище. Я спросил себя: «Что, если бы я умер? Сколько бы людей пришло ко мне на похороны?» Так вот, если отставить в сторону мрачность самого события, меня все это вдохновило. Это хороший город, Эми. И даже если нам придется здесь прожить до конца своих дней, это будет не так уж плохо.
— Возможно.
— Неужели ты не в силах проявить хоть немного энтузиазма? Я многого не прошу, но хотя бы немного.
— Я сохраню свой энтузиазм для тех времен, когда он тебе понадобится. А сейчас тебе его и так хватает.
— Да?
— Я сегодня тоже кое о чем размышляла — если, конечно, тебе интересно знать о чем.
— Конечно, интересно.
— Так вот: я поставила себя на ее место — на место миссис Чапин. Пришло множество людей, пришли влиятельные, уважаемые лица, собрались толпы на улицах, было все, кроме разве что духового оркестра. Но что у нее осталось? У нее нет теперь мужа, ее дочь, насколько я понимаю, нечто вроде нимфоманки, у нее сын, который ничего в жизни не добился и скорее всего не добьется. Тебя все это вдохновило, а на меня, если хочешь знать, все это произвело гнетущее впечатление.
— Ну да?
— И что самое худшее, я не испытываю к ней ни капли сочувствия.
— Почему же это?
— Я скажу тебе почему, — ответила Эми. — Я ее совершенно не знаю, но я почувствовала, что в этой семье она самый сильный человек и все, что в этой семье случилось, результат ее действий.
— Ее бездействия?
— Нет, это как раз ее действий. Это ее вина. Я бы не хотела иметь такого врага, но я бы не хотела иметь и такого друга.
— О, кажется, вернулись домой девочки, — сказал Карл.
И громко крикнул:
— Карли, Инг! Идите сюда, поцелуйте папу.
— Девочки, мы на кухне, — позвала дочерей Эми.
На кухне дома номер 10 по улице Северная Фредерик Мэри Лаулэн беседовала с поварихой Мариан Джексон и ее мужем Гарри Джексоном — дворецким и шофером в одном лице. Гарри сидел развалившись на стуле «Моррис» — самом комфортабельном стуле на кухне, — курил трубку и потягивал из чайной чашки водянистое виски. На нем были брюки от его шоферской ливреи, белая рубашка и черный галстук. На одном конце большого стола сидела, скрестив руки, его жена, на другом конце стола, вертя в руках пустую чашку, — Мэри Лаулэн.
— А расстройства в ней ни на каплю, что при таких обстоятельствах просто невероятно, — сказал Мэри Лаулэн. — И стоит ей коснуться головой подушки, она тут же крепко засыпает, но…
— Откуда ты знаешь?
— Откуда я знаю? Да я уже служу тут не один год. Стоит мне утром посмотреть на вмятины и контуры подушки, и я уже знаю, как человек на ней спал, знаю лучше того, кто спал в этой же комнате, и даже тех, кто спал в той же постели. Спроси у Мариан, так это или нет.
— Это правда, — сказала Мариан Джексон.
— Если кто использует свою необычайную наблюдательность, которой его одарил благословенный Господь, то чего только этот человек не заметит. Глянешь утром на постель, и все тайное становится явным, а так как я все это время была при ней и ее покойном благоверном, я много чего интересного узнала за эти годы.
— Тебе бы надо было идти в сыщики, — сказал Гарри Джексон.
— Именно этим я в каком-то роде и была, — сказала Мэри Лаулэн. — Спроси свою жену, так это или не так.
— Так, — подтвердила Мариан.
— Я могу почти точно назвать день, когда они прекратили свои отношения как муж и жена.
— Назови этот день, — сказал Гарри.
— Сейчас не могу, но тогда могла, — сказала Мэри. — И это было не тогда, когда они поставили односпальные кровати. Это случилось уже потом.
— А ты об этом знала? — спросил Гарри жену.
— Хм. В то время — да.
— Как часто Дж. Б. вставал ночью помочиться? — спросил Гарри.
— Нет никакой нужды в такой вульгарности, — сказала Мэри. — Совершенно никакой. Но я могла бы тебе сказать и это тоже.
— Да брось. Сколько раз он вставал за ночь?
— Я знала, что у него проблема с почками, правда же, Мариан?
Мариан хмыкнула.
— Об этом можно узнать по состоянию постели?
— Этого я не говорила, но мы с Мариан знали, правда, Мариан?
— Как же это вы знали?
— Пусть Мариан расскажет тебе, когда я уйду. Мне не хотелось бы продолжать эту беседу, — сказала Мэри. — Джоби нужен ранний завтрак. Он уезжает завтра утром семичасовым поездом. Еды, он, наверное, никакой не захочет, только крепкий кофе.
— Пьяный щенок.
— Я удивляюсь, что он не запил намного раньше, — сказала Мэри. — И лучше уж он там один наверху, в своей комнате, чем где-нибудь в клубе «Гиббсвилль», или в баре отеля, или где-нибудь еще, бог знает где. По крайней мере он уснул, а не отправился куда-нибудь шататься. Если б он в такой вечер отправился шататься по городу, это было бы уже последней каплей. Она бы уж ему дала прикурить. А так она делает вид, что понятия не имеет, в каком он состоянии. Она все знает, но виду не подает. Положиться-то ей в общем-то не на кого… тут ей, пожалуй, надо отдать должное. Но за последние четыре дня самый приятный сюрприз — Энн Чапин. Я бы ей за поведение поставила самую высшую оценку.
— А чего ты от нее ожидала?
— То, что я от нее ожидала, и то, что она делала, две совсем разные вещи, такие разные, что их нельзя и сравнить. Да, Энн Чапин Мазгроув, надобно тебе отдать должное. В тебе все же есть кое-что стоящее, пусть даже оно вышло наружу только после такой беды.
— Стоящее, стоящее. Да я знаю эту семью всю свою жизнь. Конечно, в каждом из них есть что-то хорошее, — сказал Гарри.
— А я что, сказала обратное? — спросила Мэри.
— Не нравится мне твоя критика.
— А кто только минуту назад назвал парня пьяным щенком?
— Я говорю про Энн. За все время, что тут работаешь, ты уж могла в ней разобраться, — заметил Гарри.
— У него к Энн слабость, — сказала Мариан. — При Гарри никогда не говори о ней ничего плохого.
— Мне кажется, я сказала, что ей нужно отдать должное, — возразила Мэри.
— Да ты первый раз сказала о ней что-то хорошее, первый раз с тех пор, как ты в этом доме работаешь, — сказал Гарри.
— Ладно, успокойся, Гарри Джексон, — сказала Мэри.
— Я рад, что у меня есть дела поважнее, чем разглядывать простыни.