Внутренняя красота

— Нет, Кресси. Не разворачивай экипаж. Вези меня на чаепитие.

— Что? — Кресси снова уронила вожжи. Лошадь, самое уравновешенное животное в обычных условиях, фыркнула и от досады откинула голову назад.

— Ты права, — просто заключил Джованни. — Ты во всем права. К сожалению, ты сказала правду. Ты умеешь излагать факты с точностью математического устройства, — добавил он, едва улыбнувшись. — Уже некоторое время я не обращаю внимания на это чувство… Джованни сделал жест рукой, точно отмахиваясь от какой-то мысли, после чего сильно напомнил жителя европейского материка. — Не могу найти подходящего слова. Трудно утверждать, что я был несчастлив, но я знал, что не все в порядке. Я стал ненавидеть любое чистое полотно, не замечал ничего интересного в людях, которых писал. Потому, что перестал обращать на них внимание. Стал высокомерным и убеждал себя в том, что имею право быть таким. Ты скажешь, я вел себя как мой отец.

Выражение его лица говорило о растерянности и неуверенности в себе. Он смотрел на Кресси, будто та могла найти ответы на все его вопросы. Она переполнена любовью к нему, испытывала глубокую нежность, безудержное инстинктивное желание привлечь его к себе, не дать никому в обиду, сказать, что все получится хорошо, хотя и не понимала, о чем, собственно, думает.

— Джованни, ты совсем не такой, как твой отец. — Кресси придвинулась к нему и взяла его руку. Длинные пальцы, безупречные ногти, ни одного пятнышка краски. Она не удержалась и легко поцеловала его. — Мы с тобой действительно очень похожи в том, что пытаемся взять верх над своими отцами их же оружием, и не догадываемся, что в действительности нам следует освободиться от их влияния. Тебе не следует ничего доказывать графу Фанчини, ты должен многое доказать самому себе.

— Вот видишь. — Джованни рассмеялся. — Ты излагаешь мысли, как точный прибор.

Он коснулся ее лба. Она уже догадалась, что его рука опустится на ее щеку, шею. Она закрыла глаза, пытаясь запомнить, как от его прикосновения у нее начинает покалывать тело, от предвкушения напрягаются мышцы. Стало нестерпимо думать, что наступит время, когда ей придется лишь вспоминать о его прикосновениях. Когда их губы встретились, Кресси была так поражена, что чуть не вздрогнула. Джованни столь подчеркнуто держался на почтительном расстоянии. Его поцелуй напоминал нежное прикосновение, губы — шелк. Он взял ее за подбородок, большим пальцем поглаживал шею. Кресси казалось, будто она и в самом деле растает, но стоило ей обнять его за талию, как он отпустил ее.

— Grazie, Кресси. Прости меня, я рассердился. То, что ты сделала… это было… grazie. Мне будет не хватать тебя, когда придется уехать. — Он подобрал вожжи и протянул их Кресси. — Но в будущем, если я стану в чем-то сомневаться, спрошу, как бы к этому отнеслась Кресси. Уверен, это не позволит мне сбиться с истинного пути. Как зовут того эксперта, на которого я сегодня должен произвести впечатление? Не Гренвиль ли это? А может быть, сэр Магнус Титмус?

— Если честно, я не знаю. Белла лишь сказала, что он с материка и подает надежды. Вот почему мне показалось… Однако нет смысла еще раз возвращаться к этому.

Кресси снова взяла вожжи и заставила лошадь брести к имению Иннелланов. Какое-то мгновение ей показалось, что тот поцелуй означает поворотный пункт, ибо Джованни сможет найти ей место в своей жизни, если избавится от влияния отца. Прошло несколько мучительных секунд, и она подумала, что со временем ей даже удастся добиться от него взаимной любви. Кресси сильно прикусила губу, чтобы сдержать назойливые слезы, убеждая себя, что она и так достаточно помогла ему и, к счастью, не выболтала о своих чувствах и навсегда не оттолкнула его от себя.

— Похоже, леди Иннеллан пригласила к себе половину графства, — заметила Кресси, оглядывая битком набитую гостиную. — Наверное, здесь собрались все, кого нет на лондонском сезоне. Как я уже говорила, ее сын, сэр Тимоти, только что вернулся с европейского материка за своим титулом. Однако он сильно опоздал, его отец умер больше года назад.

Кресси кивком указала на блудного сына. Джованни увидел мужчину с густой бородой, одетого в развевающуюся мантию и тюрбан, на поясе у него висел меч в форме полумесяца. Он оживленно что-то рассказывал гостям.

— Боже, — пробормотала Кресси, приглушенно рассмеявшись, — можно предположить, что он, путешествуя, побывал в самой Аравии.

— Как ты думаешь, чего он опасается в гостиной матери? — спросил Джованни, улыбаясь скорее Кресси, а не новоиспеченному вооруженному баронету.

— Во-первых, плетущих интриги вдов, у которых дочери на выданье, — тут же ответила она. — Я рада, что отец еще не вернулся. Тогда, думаю, он без зазрения совести предложил бы меня ему в жены. «Возьмите ее с моего благословения, хотя вы и похожи на вига», — произнесла Кресси, правдоподобно имитируя помпезную манеру речи отца. — Хотя, по правде говоря, сэр Тимоти больше напоминает тех странных мужчин, которые стоят на страже у гарема во дворце Силии. Я видела их, когда была у нее в гостях. У них весьма грозный вид. Теперь я вспомнила, Силия говорила мне, будто они кастраты. Интересно, как далеко зашел Тимоти в своем восхищении Востоком.

— Любопытно, что сказала бы его мать, если бы узнала, что ты за чашкой чая обсуждаешь подобные вопросы в ее гостиной, — сказал Джованни. — У тебя необычное чувство юмора.

— Тетя София все время советует мне держать язык за зубами.

— Не следуй ее совету, если захочешь сказать что-либо про меня.

Джованни уже некогда было думать о том, как мало дней ей осталось слушать его, поскольку именно в этот момент к ним подошла леди Иннеллан. Это была величественная женщина, которая, по словам Кресси, с сознанием долга носила траур, но сняла его ровно через год после того, как муж покинул этот мир. Она была давней подругой тети Софии, которую Кресси так любила. Как только ее представили Джованни, она тут же стала наводить справки об упомянутой выше леди.

— Мне кажется, здоровье Софии пошло на убыль, — сказала она Кресси. — Она ведь представляет вашу сестру Корделию лондонскому свету, не так ли? Это внесет некоторое разнообразие в жизни женщины ее лет. Я удивлена, что Белла не взяла на себя ответственность за это. Кстати, как дела у вашей мачехи? Я не видела ее уже целую вечность.

— К сожалению, ей тоже нездоровится, хотя сейчас наступило некоторое облегчение.

— Только не говори мне, что она снова рожает! Неужели ваш отец желает произвести на свет столько же сыновей, сколько и дочерей? — спросила леди Иннеллан и рассмеялась.

Джованни с иронией наблюдал, как Кресси борется с желанием выставить отца в смешном свете, согласившись с ней, и желанием защитить Беллу. Некоторое уважение к мачехе явно взяло верх. Кресси улыбнулась хозяйке дома столь же деланной улыбкой, какую та только что изображала.

— О, думаю, отец вполне доволен четырьмя мальчиками. Как говорится, у него есть наследник да еще три про запас. Жаль, наследниками не могут быть все сразу. — Кресси бросила многозначительный взгляд на единственного наследника леди Иннеллан. — На этот раз Белла мечтает родить девочку. Уверена, она будет в добром здравии, когда вы нанесете ей визит. А пока я передам ей ваши лучшие пожелания, хорошо?

— Крессида, не пойму, почему ты не в городе с сестрой. Должно быть, отцу не терпится найти тебе хорошую пару. Сколько сезонов уже прошло… Восемь?

— Я нужна в Киллеллане, — ответила Кресси.

Джованни заметил, как она сжала кулаки.

Она не нуждалась в защите, справиться с леди Иннеллан ей не составляло особого труда, но Джованни невольно решил поддержать ее.

— Леди Крессида дает уроки своим братьям, пока мачеха не найдет подходящую гувернантку, — заговорил Джованни. — А я получил заказ написать портрет четверых мальчиков, и благодаря необычайной способности леди Крессиды управляться с ними моя задача значительно упростилась.

Во время разговора Джованни не обращал никакого внимания на то, что леди Иннеллан хлопала ресницами, точно колибри крыльями, искоса бросая на него страстные взгляды. А теперь он смиренно заметил, что та смотрит на него совсем не так, как на Кресси.