Внутренняя красота

— Покажи мне, — настаивала Кресси. — Джованни, скажи мне, чего ты хочешь, покажи мне.

Кресси думала, он начнет сопротивляться. По его глазам угадала в нем такое же желание. Начала неловко гладить его, он изогнул спину и вцепился в нее.

— Вот так? — спросила она. Он что-то пробормотал на итальянском языке. Что-то похожее на мольбу. Затем снова поцеловал ее, взял за руку, чтобы умерить ее ласки, давая понять, как следует держать его достоинство. — Вот так? — снова спросила она и почувствовала, как оно напряглось, как пульсирует его кровь, как что-то извергается, услышала крик, полный боли крик, будто он изгнал самого дьявола, обдав ее руку своим семенем.

Внезапный и неизбежный оргазм низверг Джованни в странную пустоту, в пространство, где он долго витал в совершенно непривычном блаженстве. Он ничего не забыл, в этом не было сомнений, хотя и прошло много лет. Сейчас все прошло иначе. Совсем иначе. Несмотря ни на что, в прошлом он без труда задерживал семяизвержение, поскольку женщины, которых он услаждал, возлагали на него надежды. Он не только удовлетворял эти надежды, но и превосходил их.

Он зарылся лицом в волосы Кресси. Она прижалась к нему грудью. Он чувствовал, что ее сердце бешено бьется. Его сердце громко стучало. Джованни провел пальцами по изгибу ее изящной спины. Линия красоты. Ему должно быть стыдно за то, как быстро наступила разрядка, не удалось сдержаться, но он не стыдился. Он не испытал тех чувств, которые переживал раньше. Ни тоски, ни печали, ни опустошения, ни даже малейшего намека на отвращение, которое охватывало его в то время, когда приходилось продавать себя, чтобы выжить. Только успех в искусстве избавил его от такой необходимости. Тогда Джованни делал это по привычке, будто выполняя самую неприятную обязанность. Но на этот раз все получилось иначе.

Кресси крепко обнимала его за талию. Солоноватый, отдававший мускусом запах плотских наслаждений смешался с привычным ароматом ее тела, лаванды, мыла и свежести. Лицом Кресси прижалась к его груди. Джованни чувствовал на своей коже ее нежное дыхание. Только сейчас он понял, как смело она ведет себя. Она не была опытной женщиной, ищущей наслаждений, не относилась к тем представительницам слабого пола, которые ищут утешения не в своих пресыщенных и приевшихся мужьях, а в свежих мужских телах. Несмотря на отсутствие опыта, Кресси твердо решила соблазнить его. Но ради того, чтобы доставить удовольствие ему, а не себе.

«Именно поэтому, — догадался Джованни, — все получилось совсем иначе, не так, как прежде». Ее удовольствие заключалось в том, чтобы и он испытал удовольствие. Кресси отдалась ему бескорыстно, поощряла взять то, что ему хотелось, просила показать ей, чего желает он. Ни одна женщина так раньше не поступала. Их интересовало лишь то, какое наслаждение им может принести его тело. Кресси желала его ради него самого.

Будто ему требовались новые доказательства, она шевельнулась, села и, робко улыбаясь и краснея, отбросила волосы со своего лица.

— Надеюсь, моя неопытность не испортила тебе настроение.

Джованни вздрогнул:

— Его испортила скорее моя несдержанность… Кресси, почему ты так поступила?

— Я хотела доказать, что ты станешь великим художником, если отдашься страсти.

— Значит, ты сделала это, чтобы доказать свою правоту?

Кресси опустила глаза, стыдливо потянула корсет и накрыла грудь. Когда снова взглянула на него, ее лицо залил еще более яркий румянец.

— Настоящая причина не в этом. Я… после того случая в галерее шепота… Джованни, мне захотелось убедиться, что не только я чувствую это. Наверное, захотелось доказать кое-что нам обоим.

Обезоруженный подобной откровенностью, Джованни почувствовал неловкость, ибо заподозрил, что она что-то скрывает. Он встал и потянул ее за собой, поднял с пола ее рубашку и панталоны. Торопливо надел брюки. Чувство эйфории, вознесшее его высоко, исчезло. Он снова неожиданно рухнул на землю, точно воздушный змей, попавший в штиль. Джованни разозлился на себя за то, что подумал, будто отдаст все, лишь бы вступить в интимную связь с ней. Представляя ее реакцию, он схватил рубашку и быстро надел ее. Кресси сидела в египетском кресле, надевала сапоги и выглядела совершенно растерянной. В Джованни зашевелилось какое-то чувство, слишком поздно предупреждая о том, чем он рисковал. Ради него она рисковала еще больше. Ему стало совсем плохо от угрызений совести. Однако он не смог заставить себя пожалеть об этом. Он не станет жалеть о чувствах, охвативших его после оргазма, об ощущении блаженства, настоящего экстаза, исполнении своих желаний.

Боже, какой же он эгоистичный ублюдок. Разве между ними что-то возможно с таким прошлым, как у него. Разве такой отвратительный тип, как он, имеет право навязываться столь необыкновенному существу. Джованни не имел права воображать ее в своих фантазиях. Он должен как-то положить конец этому, не обидев ее и не раскрыв позорных фактов, вынуждавших идти на разрыв. Кроме ее портрета, он больше ничего не мог предложить Кресси. Джованни стало дурно при мысли, что он чуть не погубил ее. От того, что могло произойти, у него во рту появился горький привкус. Он сглотнул, встал перед ней на колени и взял ее за руки.

— Я ничего не говорю, не знаю, что сказать, — начал он, желая на этот раз быть столь откровенным, сколь она того заслуживала. — Никакие слова не смогут выразить мою благодарность за то, что… ты пошла на столь большой риск… Ты очень смелая.

— Джованни, я не…

— Нет, позволь мне договорить. То, что ты сделала ради меня, прекрасно, но я не могу позволить, чтобы это повторилось. Я во всем виноват. Нет, Кресси, я не позволю, чтобы ты взяла вину на себя. Я полностью отдаю себе отчет в том, что делаю. Я мог остановиться, но я так не поступил… Только не притворяйся, будто ты думаешь иначе. — Он коснулся ее лба, нежной щеки, которая ему нравилась потому, что совсем не была похожа на его щеку, милый изгиб губ, которые желал целовать с того мгновения, как впервые увидел ее. — Невзирая на свои годы, ты чиста. А я нет. Я не имею права брать то, что ты предлагаешь, каковы бы ни были доводы. Тем более во имя искусства. Я не стану делать вид, будто это легко, но я не стану обманывать тебя. Ты заслуживаешь человека намного лучше меня.

— Ты не обманываешь меня.

— Ты сердишься? — спросил Джованни, озадаченный раздраженной ноткой в ее голосе.

— Я не хочу, чтобы ко мне относились покровительственно. — Кресси оттолкнула его руку и встала. — Ты не использовал меня. Если уж на то пошло, это я использовала тебя. Мне хотелось узнать, что это такое. Теперь я все поняла. Наверное, сейчас, когда мы довели напряжение, возникшее между нами, до некоторого завершения, нам пора заняться непосредственным делом. То есть, позволь напомнить, завершением нашего маленького эксперимента.

— Ты считаешь, я отношусь к тебе покровительственно? В чем это проявляется? — спросил Джованни, озадаченный неожиданным изменением ее настроения. Как же она могла столь превратно истолковать его слова?

Кресси подошла к окну, своему любимому месту. Я во всем виноват. Я не позволю, чтобы ты взяла вину на себя. Ты заслуживаешь лучшей участи. Она резко села, но тут же вскочила.

— Мне двадцать шесть лет. Я сообразительная женщина и не согласна с твоим утверждением, будто у меня нет опыта. Джованни, я хорошо понимаю, что делаю. И если — а я говорю если — я решила еще раз пойти на это, то потому, что сама того хотела, а не потому, что ты загадочным образом очаровал меня. Я сама решаю за себя, как ты уже два месяца твердишь мне. — Кресси подошла к нему и остановилась уперев руки в боки. Ее глаза гневно сверкали. — А если тебя беспокоят мои надежды, надо было лишь сказать об этом.

— Кресси, дело не…

— Не трогай меня! — Она толкнула его в грудь с такой силой, что тот отшатнулся. — Ты думал, стоит лишь красавчику от искусства раз коснуться меня, как я тут же брошусь к его ногам, как это, несомненно, делали сотни других женщин? Или, что еще хуже, раз я стала твоей музой, ты больше не опасался, что я могу влюбиться в тебя?