Страница 62 из 70
Над снова застывшими фронтами текли дни за днями, недели за неделями и продолжали чередоваться месяцы, только уже не зимние, но весенние. Однако за кулисами обыденной фронтовой жизни генерал Лукач, а за ним и Белов с Петровым развернули кипучую деятельность, поначалу импровизированную, даже секретную. Целью ее было создание двух новых батальонов: балканского и венгерского. Настойчивая переписка с друзьями из альбасетских кадров и помощь комиссара-инспектора Галло привели к тому, что с базы формирования интербригад прислано было наконец долгожданное разрешение.
Сверх того из Альбасете в госпитали, дома для выздоравливающих, в интербригады, а также в испанские части был разослан циркуляр, предлагавший всем, кроме Пятнадцатой (в ней был собственный балканский батальон Димитрова), немедленно отчислить всех имеющихся в них югославов и болгар в Двенадцатую, где на базе изъятой из польского батальона балканской роты будет создан балканский батальон имени Джуро Джаковича; всех же венгров, где бы они ни были и какие бы посты ни занимали, направлять в личное распоряжение генерала Лукача. И так как еще до Харамы бригаде был придан испанский добровольческий батальон «Мадрид», а после Гвадалахары ее укрепили тысячью мобилизованных новобранцев, то комбриг втайне лелеял мечту: опираясь на это пополнение, на батальон «Мадрид» и после окончания формирования двух новых — преобразовать Двенадцатую интербригаду в интердивизию.
И уже к концу апреля, когда солнце пекло, будто в июне, и когда бригада опять занимала окопы в Каса-де-Кампо и со скукой смотрела на изученную до мельчайшей складки местность, генерал Лукач, дописав письма жене и дочери, чтобы успеть до отправки диппочты, почувствовал усталость и попросил адъютанта дать ему поспать двадцать минут до обеда.
Ровно через двадцать минут с сияющим лицом Лукач вышел в залитую солнцем столовую. Сидевшие встали.
— С утра храню одну тайну. Молчал же потому, что хотел объявить ее всем одновременно. Можем радоваться. Послезавтра бригаду выводят, но не в резерв фронта, а в распоряжение министерства. Переберемся подальше от Мадрида. Там вручим знамя батальону Джуро Джаковича, там завершим организацию и венгерского. Там наша дивизия официально будет оформлена и получит номер. Готовь переброску по всем линиям, Белов. Пусть только и на новом фронте нас не оставит военное счастье.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
К концу апреля Двенадцатая, впервые за пять месяцев, была отведена для отдыха и переформирования километров на сто к юго-востоку от Мадрида, в почти не затронутые войной, глухие поселки в район Саседона. Штаб будущей дивизии занял там огромное палаццо, покинутое титулованным собственником, любившим уединение, потому что нигде поблизости не было ни захудалого домишка, ни пастушьей хижины, а в самом дворце отсутствовало даже такое достижение цивилизации, как телефон, а ближайший был в получасе езды на мотоцикле. Единственное, что в окрестностях напоминало о жилье,— развалины романского замка на отдаленной вершине, лет пятьсот назад служившего неприступной резиденцией предкам герцога. Лукач превратил его поместье в организационный центр будущей интердивизии.
Лишь теперь Лукач, Петров и Белов смогли приступить к непосредственному созданию двух самостоятельных бригад: одной, состоящей из громоздкого батальона Гарибальди и сводного испанского батальона «Мадрид», и второй — из двух польских батальонов (Домбровского и Палафокса), батальона Андре Марти и балканского батальона Джуро Джаковича. Кроме того, Лукач занялся собиранием всех рассеянных по республиканской Испании венгерских добровольцев. Он поселял их в особо укромном уголке, куда вела неасфальтированная дорога, и вскоре ему удалось объединить таким образом до трехсот ветеранов, среди которых больше половины вступили в бой еще на Арагоне. Однако альбасетский приказ об их объединении не всегда и не всеми одинаково хорошо выполнялся, и Лукачу иной раз приходилось для достижения поставленной цели в свою очередь прибегать к не вполне легальным средствам.
Так, во второй половине апреля он получил доставленное заезжим интендантским водителем неподписанное письмо с жалобой на генерала Вальтера, который, мол, плевать хотел на указание отдела кадров и не только задерживает в охране своего штаба пять мадьяр, но и приказал им не сметь думать ни о каком отчислении.
Раза два в неделю Лукач ездил из-под Саседона в «Гайлорд» к Кольцову за новостями и последними советскими газетами. Однажды он встретился у него с Вальтером, спросил, не осталось ли у него в бригаде венгров, но тот, ласково погладив ладонью свою бритую голову, глазом не моргнув, соврал, что никаких венгров у него нет, да и в помине никогда не было. Лукач хладнокровно выслушал его, а дня через три отправился нанести ему прощальный визит, поскольку Четырнадцатая прочно оставалась на Центральном фронте. Уже посмотрев на часы и попросив не поминать лихом, он извинился, что не поверил было на днях, когда услышал от генерала Вальтера, будто у него нет ни одного мадьяра. Однако сейчас совершенно точно установлено, что ни одного мадьяра в Четырнадцатой и в самом деле нет. Вальтер остро взглянул на гостя, но, увидев на лице его детское чистосердечие, удовлетворенно кивнул, еще не зная, что это было неопровержимой истиной, поскольку брезентовый грузовичок, приняв в условленном месте пять выполняющих альбасетские указания «перебежчиков», уже мчался в несусветную глушь за Саседоном.
— Так ингуши и чечены похищают своих будущих жен, всегда с их согласия,— просветил Лукач своего адъютанта на обратном пути.
Утром, в последнее воскресенье месяца, перед предстоящим отбытием формируемой дивизии в еще неизвестном направлении, к Белову и Петрову приехали проститься два болгарских инженера, присланных в Мадрид из Москвы для помощи в налаживании производства современных армейских прожекторов. У обоих, как и у всех, имелись и настоящие и здешние фамилии, но обычно их называли вошедшим в болгарский язык турецким словом «баджанаки», так как старший из двух был «баджанаком», то есть кумом Белова: еще до эмиграции они поженились на сестрах. За машиной баджанаков следовало еще одно «коче», в котором прибыл Савич в сопровождении секретарши ТАСС, научившейся вполне сносно объясняться по-русски, хорошенькой испанки Габриэлы. И сразу же выяснилось, что явился Савич не просто так, а поздравить генерала Лукача с только что прошедшим сорок первым днем рождения, о котором никто из штабных и не подозревал. Несмотря на возражения смутившегося генерала, было решено придать миновавшему событию обратную силу.
Погода стояла по-испански безоблачная, но в горной местности не по-испански нежаркая, поэтому и гости и хозяева пожелали провести празднование в горах, «на лоне природы», как, следуя своей любви к старомодным литературным словосочетаниям, выразился Белов. Новый интендант бригады майор Отто Флаттер попросил час на подготовку всего необходимого для скромного пикника, что, однако, вдвое скорее обеспечил запасливый Беллини.
Вскоре три автомобиля выехали за ворота дворца и осторожно двинулись по извилистой каменистой дорожке к показанной на карте речке, омывающей подножье горы. По прибытии выяснилось, однако, что река эта всего-навсего обросший ивняком прозрачный и прохладный ручей в шесть шагов шириной и глубиной не больше полуметра. Но все остальные предвкушения не были обмануты. За ручьем тянулись покрытые травой холмы, а над ними возвышалась скалистая гора с романтическими руинами на вершине. По склонам ближайшего холма паслись козы и овцы под надзором тощего небритого пастуха, «пастора» по-испански, с библейским посохом, но в кургузом городском пиджачке.
Оставив машины на левом берегу, все, перепрыгивая с камня на камень, перебрались через ручей и расположились на правом, более высоком и зеленом бережку. Пастух за скромное количество песет охотно согласился уступить приезжим сеньорам упитанного козленка, за которого вдохновенно взялись баджанаки, и очень скоро он начал печься на самодельном вертеле из молоденькой ивы над благоухающим костром.