Страница 9 из 44
— Ну что вы, ведь лето, а лес, а речка, а полевые цветы, — парировала Соня.
— «Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не мошкара, да комары, да мухи», — выдал Пушкина абориген.
— Не пугайте нас, — сказала Соня, — лучше расскажите нам про Словинское.
— А чего про него рассказывать, село как село. Было когда-то большое и шумное. Теперь это даже деревней и то с натяжкой назвать можно. Школа давно закрыта, церковь разрушена. Так, десяток старух доживают свой век.
— А там где-то рядом была усадьба Морозова, — закинула удочку Рита.
— А, это? Да, была. Но сплыла.
Машина шла по дороге то ровно и плавно, то безжалостно вытряхивая внутренности из пассажиров. Когда она в очередной раз подскочила на ухабе, Соня, сильно ударившись локтем о дверцу, потирая локоть и морщась от боли, спросила:
— Но там хоть что-нибудь осталось?
— Да, фундаменты, и подвалы, и многочисленные подземные ходы.
— Серьезно? — удивилась Рита. — И что, по ним кто-нибудь ходил?
— Конечно, и неоднократно. Почитай, каждый мальчишка в селе там клад искал. Последний помещик Морозов, говорят, чудной был. У него пароходы по всей Волге плавали, а здесь, в поместье, говорят, туалеты золотые были. А вот когда его арестовали, то золота нигде и не нашли. Поэтому возмущенные односельчане и сожгли все поместье «до основанья, а затем» весь кирпич растащили на печки. Однако, дамы, мы приехали.
Машина неожиданно остановилась. Водитель выглянул в лобовое стекло и сказал:
— Баба Гаша дома, пойдемте провожу.
Большой деревенский дом мрачно чернел на фоне вечернего неба. Водитель достал из машины корзинку и пошел к дому, постучал в дверь и громко прокричал:
— Агафья Петровна, ты дома? Отвори.
Послышались шаркающие старушечьи шаги, дверь открылась, и на пороге появилась старушка, таких принято называть «божий одуванчик». Приветливо улыбаясь, она поздоровалась.
— Жень, ты с кем это? — спросила она, разглядывая стоявших у машины Соню, Риту и Леру.
— Вот привез тебе соли десять килограммов, как просила, и квартирантов. Принимай.
Старушка виновато улыбнулась и сказала:
— Да я бы с удовольствием приняла, да у меня охотники из Москвы вот-вот прибудут.
— Незадача, — проговорил Женя, — а как же быть, может, к Кузьминой?
— Нет, у нее внуки. А ты к себе пусти, изба-то большая, пустая.
— Нет, у меня грязно, да и простыня у меня всего одна, а пододеяльников ни одного.
— Белье не проблема, белье я дам, — продолжала убеждать баба Гаша, — ну а грязно, что ж, девки молодые, тряпку в руки и все примоют. Ну как?
С последними словами она обратилась уже к подругам. Рита откровенно скривилась от такой перспективы, Соня слегка поморщилась, а Лера сказала:
— Идет, давайте белье.
Уборку они закончили, когда на улице уже начинало темнеть. Мыть пришлось не только светелку, в которой они должны были спать, но и саму избу — нечто среднее между спальней, кухней и столовой. И не только пол, а также стены и даже потолок. Они перемыли всю посуду в доме. Все полки и лавки. Откуда-то появились чистые половички, которые тут же заняли свое место. Женя тоже принимал посильное участие в работе, он приносил воду, выносил мусор.
Когда работа была закончена и подружки, полностью обессиленные, уселись на крыльцо, Соня вздохнула и сказала:
— В душ хочу, а сегодня баня не топится?
— Нет, — ответил Женя, — могу предложить речку.
— Беру, согласна, — вскочила Соня.
Женя проводил их до реки, а сам ушел. Вода была теплая и чистая, речка неширокая, но быстрая. Солнце уже закатилось за лес, и по берегу расстилались чистые розовые сумерки. На дальние поля уже упал легкий белый туман. Становилось прохладно.
Вволю наплескавшись, смыв с себя всю дорожную грязь и усталость, авантюристки возвращались в дом к «снежному человеку».
— Девчонки, а вам не кажется, что лучше бы запереть дверь изнутри, когда спать ляжем, — сказала Соня.
— Ты чего опасаешься? — спросила Лера. — За свою девичью честь или за кошелек?
Подружки засмеялись.
— Да нет, просто какой-то он неприятный, этот Женя. Страшный.
— Брось ты, нормальный русский мужик, — возразила Рита, — даже где-то благородный. Предоставил нам ночлег. Помогал прибираться.
— Меня другое интересует: ему лет тридцать пять, почему он не женатый, — проговорила Лера, — либо алкоголик, либо импотент.
— А третьего не дано? — спросила Соня.
— Третьего? — недоумевала Лера. — А что ты имеешь в виду, ты что, думаешь, он голубой?
Опять раздался смех. В доме их ждал приятный сюрприз. На столе лежала белая скатерть, на ней дымилось блюдо с картошкой и стоял самовар.
— Ой, девочки, как есть хочется, — проговорила Соня, садясь за стол.
— А что, хозяин наш довольно приятный человек, — сказала Лера, вешая полотенце на перекладину у печки и усаживаясь за стол.
— «Ах, картошка, картошка, в кожуре уголек…» — пропела Рита. — Слушайте, неудобно как-то, надо его позвать.
— А я здесь, — услышали они голос входящего в комнату Евгения, — я вам молочка принес, парное, баба Гаша прислала.
— Чудо, — проговорила Соня, — сто лет не пила молока, налейте мне кружечку, пожалуйста.
Они уселись за стол. Евгений сказал:
— Милые дамы, раз уж нас свела судьба, может, мы с вами познакомимся?
— Да, конечно, меня зовут Маргарита, — сказала Рита, — это Софья, это Валерия, а вас, мы знаем, зовут Евгений, что означает благородный.
— Да, точно, — подтвердил Женя, — Маргарита — это жемчужина, Софья означает мудрость, а что означает Валерия, я что-то не припомню.
— Валерия означает Лера, и не надо больше ничего выдумывать, — устало проговорила Лера.
Она налила себе молока и сконцентрировалась на своей кружке.
— Скажите, Женя, а чем вы здесь занимаетесь? — попыталась разрядить обстановку Рита.
— Я лесничий.
— Кто? — искренне удивляясь, спросила Соня. — А разве такая профессия еще существует?
— Как видите, — усмехнулся Евгений. — А вы кто? Маргарита, я уже знаю, что учитель, а вы?
Он обращался к Соне и Лере одновременно.
— Я архитектор, — ответила Соня, — а Лера…
Договорить она не успела, Лера прервала ее:
— А Лера санитарка в больнице. Все, я устала, если позволите, я пойду спать.
— Конечно, иди, — сказала Соня, — мы сами все уберем.
Когда Лера вышла из комнаты, Соня продолжила:
— Она сутки отработала, устала очень. Лера врач, врач-реаниматолог, очень хороший врач, но у нее в жизни случилось несчастье, и… и сейчас она действительно пока санитарка.
— Понятно, — ответил Евгений, — ну что, дамы, пора спать. Можете располагаться, где вам угодно, я в доме не ночую. Так что меня можете не бояться.
— А где будете ночевать вы? — спросила Рита.
— На сеновале, в доме, уж извините, комары.
Евгений встал из-за стола и стал собирать посуду, но Соня возразила:
— Не надо, мы сами уберем.
Он улыбнулся, вернее сказать, улыбались только глаза, все остальное пряталось в черных космах.
— Ну, раз так, то спокойной ночи.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но Соня окликнула его:
— Женя, а усадьба Морозова далеко отсюда?
— Нет, — остановился он, — вы купались около нее.
— Вы не могли бы нас туда завтра проводить, — попросила Рита.
— Могли бы, — ответил Евгений, — при одном условии.
— Каком?! — хором спросили Рита и Соня.
— Давайте перейдем на «ты», а то у меня раздвоение личности начинается.
— Идет, — согласились подруги, — спокойной ночи.
Но это оказалось не так просто.
Соня открыла глаза. Обвела взглядом потолок и поняла, почему такие комнаты в деревенских избах называют светелками. Сквозь незашторенное окно по комнате прекрасной жаркой лавиной разливался солнечный свет. Он преломлялся на углах, обволакивал мебель, перекрашивая в золотой цвет старые, облупившиеся стулья и столы. В комнате было три кровати, стол и два стула.