Страница 6 из 24
Крупнейшими представителями второго периода японской лингвистической школы были Мотоори Норинага (1730–1801), теоретик нового подхода к морфологии японского языка, и Тодзё Гимон (1786–1843), «окончательно сформировавший традиционную японскую систему частей речи и глагольного спряжения» [Алпатов 1999: 16]. В XX в. ведущим лингвистом Японии, получившим мировую известность, был Мотоки Токи-эда (1900–1967) – специалист по общему языкознанию, социолингвистике (теоретик школы языкового существования), истории и стилистике языка, Председатель общества японского языкознания, автор более десяти монографий. Основной теоретический труд его – «Основы японского языкознания» (1941) – в русском переводе (сокращенном) вышел в 1983 г.
М. Токиэда не принимает учения Ф. де Соссюра о langue (языке), считая, что это не языковая и не психическая категория, а нейрофизиологический процесс. По мнению ученого, существуют два крупных направления в языкознании в зависимости от позиции, с какой осуществляется описание языка: описание с позиции исследователя (она представлена идеями Ф. де Соссюра) и с позиции субъекта. Второй подход, с позиции пользующегося языком субъекта, по мнению М. Токиэда, более соответствует природе языка и именно он принят японским языкознанием, ориентированным на изучение конкретных языковых ситуаций, в которых и совершается непрерывная речевая деятельность. В концепции Соссюра и лингвистики XX в. он видит отход от антропоцентризма, увлечение схематизмом, отрыв от языковой деятельности. Исследователи теоретических положений японского ученого находят, что они перекликаются с гумбольдтовской традицией и психологическими концепциями И.А. Бодуэна де Куртенэ и Е.Д. Поливанова.
Языкознание в средние века и в XVII–XVIII вв
Средневековье – тысячелетний период, обрамленный в начале и в конце такими знаковыми событиями, как разграбление в 476 г. варварами Рима и открытие в 1492 г. Колумбом Америки. Обычно считают, что это время «умственного застоя во всех областях, в том числе и в языкознании» [Кондратов 1979: 20]. Это так. Но вспомним, что христианизация многих народов Европы принесла им письменность – причем не только в готовом виде (на греческом или латинском алфавите), но и в виде гениальных изобретений, связанных с прекрасным знанием фонологического строя ранее бесписьменных языков. Так, в Византии около 862 г. Константин (Кирилл) составляет глаголицу, буквенный состав которой и алфавитное расположение, а также начертание букв и их элементов (форма креста, треугольника и др.) свидетельствуют о высочайшем по исполнению семиотическом подходе к созданию системы знаков, предназначенных для воплощения идеи Евангелия. Преподавание только латинского языка во всех странах католического вероисповедания сначала по грамматикам Доната и Присциана, а затем по их эпигонским эрзацам тоже не прошло даром. За грамматикой закрепилось назначение – учить «правильно говорить и писать». Изучение языка связывалось с развитием логического мышления при опоре на философию рационализма и вело к представлению о том, что понятийно-категориальное содержание всех языков примерно одинаково, а различия затрагивают лишь их внешнюю сторону (звучание, отдельные участки структуры). Наконец, были разграничены имена – на существительные и прилагательные, продвинулось обсуждение вопросов соотношения предметов (вещей) и общих понятий (спор реалистов и номиналистов в XI–XII вв.), составлялись глоссарии (толкования слов, ставших непонятными), наконец, проводилась собирательская работа.
Крутой перелом в социально-экономической и духовной жизни Европы произошел в эпоху Возрождения (XV–XVIII вв.), совпавший с наступлением капитализма и проявлением трех умственных и культурных течений – Ренессанса, Реформации и Просвещения. «Ренессанс означал крушение феодальной церковной культуры и замену ее культурой светской, опирающейся на античность. Реформация разрушила папскую власть и создала простор для развития национальных сил европейских государств. Просвещение связало всю духовную жизнь Европы с философией рационализма и наукой. Новая эпоха выдвинула подлинных первооткрывателей и энциклопедистов – Колумба, Галилея, Коперника, Декарта, Ньютона, Лейбница, Ломоносова» [Кондратов 1979: 23]. Рационализм порождает логическую, или универсальную, грамматику. Но появляются грамматики и национальных языков. Создаются сопоставительные словари многих, в том числе и вновь открытых языков. Так, в России в 1787—89 гг. выходит четырехтомный труд академика Петра Симона Палласа. В этом словаре приведено на русском языке 280 наиболее распространенных понятий и дан их перевод на 200 языков и диалектов Европы и Азии, а через 2–3 года число сопоставляемых языков возросло до 272 (за счет подключения экзотических языков Америки и Африки). Примеру Российской академии последовали в Испании (в Мадриде в 1800–1804 гг. вышел «Каталог языков известных народов, их исчисление, разделение и классификация…», включавший уже 307 языков и наречий), в Германии (в Берлине) в 1806–1817 гг. Аделунг и Фатер напечатали труд «Митридат, или Общее языкознание», включавший лексику 500 языков и перевод на них молитвы «Отче наш». И всё же основным завоеванием характеризуемого периода было создание «Общей и рациональной грамматики».
«Общая и рациональная грамматика» Поль-Рояля
Её написали и издали два монаха монастыря предместья Пор-Рояль близ Парижа в 1660 г. Один из них, Клод Лансло (1615–1695), был грамматистом и филологом, второй – Антуан Арно (1612–1694) – философом и логиком. Опираясь на рационалистическую философию Рене Декарта (Картезий) (1596–1650) и следуя индуктивным путем, они решили, что все языки основываются на одной и той же общечеловеческой логике и в принципе сходны между собою. Отличия же считаются отступлениями от логики и признаются ошибками. Авторы формулировали свою задачу следующим образом: определить «естественные основы искусства речи», «общие всем языкам принципы встречаемых в них различий». Их интересовали способы отражения в языке таких логических категорий, как понятие, суждение, умозаключение. Эти категории переносились на языковые, шло отождествление языковых единиц (слов, предложений) с логическими и придание языковым категориям свойства всеобщности. Однако в этой грамматике, синхронической по своей направленности, немало и таких наблюдений, особенно над фактами французского языка, которые обнаруживали расхождения между языковыми формами и логическими категориями. Так, анализируя фразу «Невидимый Бог создал видимый мир», Арно и Лансло демонстрируют несовпадения между суждением (суждениями) и предложением: «В моем сознании, – пишут они, – проходят три суждения, заключенные в этом предложении. Ибо я утверждаю: 1) что Бог невидим; 2) что он создал мир; 3) что мир видим. Из этих трёх предложений второе является основным и главным, в то время как первое и третье являются придаточными… входящими в главное как его составные части… Итак, подобные придаточные предложения присутствуют лишь в нашем сознании, но не выражены словами, как в предложенном примере» [Грамматика общая 1990].
Судьба «Грамматики Пор-Рояля» была сложной – сначала массовое подражание (в XVII и XVIII вв.), потом хула (со стороны крупнейших лингвистов конца XIX и первой половины XX в.), а затем реабилитация и высокая оценка как первого теоретического труда по общей лингвистике, не потерявшего своей значимости и поныне (Р. Лакофф, Н. Хомский и др.). Об этом свидетельствуют и два её новых издания – в Москве (1990) и Ленинграде (1991) с подробными разборами и комментариями. В предисловии к ленинградскому изданию проф. Ю.С. Маслов писал: «Грамматика Арно и Лансло – великое творение человеческой мысли на пороге нового времени. И книга эта важна для нас не своими несовершенствами, а прозрениями, проложившими (а отчасти лишь задолго предсказавшими) новые пути в науке» [Арно, Лансло 1991: 11]. Это общая оценка. А среди конкретных теоретических достижений этой книги он называет то, что в ней «довольно четко вырисовывается разграничение «синтетического» и «аналитического» строя языка, хотя самих этих терминов, разумеется еще нет», что в ней «уже отчетливо прослеживается становление лингвистической типологии» [Арно, Лансло 1991: 7]. Следует напомнить и о том, что резонанс «Общей и рациональной грамматики» Поль-Рояля был столь велик, что даже в XIX в. по ее образцу, но с опорой на разные философские категории (кантианские, гегелевские и др.) создавались научные и учебные сочинения (в Германии – Г.Я. Германом, К.Ф. Беккером, в Дании – Ланге, в России – Ф.И. Буслаевым (см.: Буслаев Ф.И. Историческая грамматика. М., 1858). И в наши дни не без учета опыта Грамматики Поль-Рояля идет возрождение логической грамматики как одного из направлений современной лингвистики.