Страница 37 из 67
Таким образом, хотя растительность – низшая форма жизни, но в ней можно рассмотреть и через нее постичь изначальные закономерности бытия; жизнь деревьев совершенна именно потому, что в ней нет лжи, нет разрыва между сущим и должным: каждый миг дерево есть то, чем оно призвано быть на земле.
Описывая концепт «дерево», мы сталкиваемся с коллективной мудростью народа, с его обычаями и оберегами. Так, русские считают, что убитую змею, чтобы она не ожила и не укусила человека, нужно повесить именно на осину. Когда богатырь Добрыня убил змея, он повесил его на осину кляпую: «Сушися ты, змей Горынище, на той-то осине на кляпыя». Именно осина, как свидетельствуют поверья, охраняет славян от злых духов (из растений аналогичную функцию выполняют лопух, крапива, полынь и др.): с этим поверьем связан обычай забивания осинового кола в могилу людей, подозреваемых в колдовстве, ведьмачестве. Заостренный осиновый кол получил в глазах народа значение Перуновой палицы – как бы скипетра верховного бога-громовника древних славян-язычников. В сказках колдунам, вышедшим из могил, вколачивают в сердце осиновый кол. В свою очередь, ведьма может пользоваться осиновым колом или веткою для своих волшебных чар: ударяя этой веткой в грудь сонного человека, она наносит ему незримую рану и пьет кровь.
Дуб – одно из самых сакральных деревьев, с которым связано много символических пластов. Индоевропейский корень «дуб» тождествен корню слова «дерево». Под сенью мамврийского дуба Аврааму явился Господь. Это символ твердости, крепости, прочности, долголетия. Только очень сильного и здорового человека русские сравнивают с дубом. Дуб является также символом доблести и мужества: дубовый лист используется в военной символике. Мировое Дерево в представлении русских – дуб.
Береза особенно любима русскими, примером чему может служить следующая загадка о ней: Есть дерево об четыре дела: первое дело – мир освещать (лучина); другое дело – крик утишать (деготь на колеса); третье дело – больнъх исцелять (березовый сок, веник для бани); четвертое дело – чистоту соблюдать (веник для подметания пола). В бане попариться, колесо смазать, лучину зажечь, весной собрать целебный сок, очищающий кровь и восстанавливающий силы после долгой зимы, – все это дает береза.
В славянской мифологии ее почитали прежде всего как символ берегинь, русалок: во время весеннего праздника Семика девушки надевали березовые венки. Береза считалась покровительницей юных дев. Она связана также со сказаниями о Берендеевом царстве. Есть сведения, что некоторые славянские племена, жившие на территории западной России и Белоруссии, хоронили людей в бересте. Может быть, поэтому береза считалась вместилищем душ умерших.
От многих болезней крестьяне раньше лечились так: купались в реках и лесных родниках, вытирались чистой тряпицей, которую вешали на дерево или ракитов куст. Смысл обряда в следующем: смывая и стирая со своего тела недуг, как бы передают его дереву, как земному представителю того небесного, райского дерева, которое дает живую воду, исцеляющую все болезни. Когда истлеет тряпица на дереве, должна сгинуть и сама болезнь.
Известна также защитная функция еловой ветки, поэтому на похоронах разбрасывают еловые ветки, которые якобы преграждают путь мертвецу обратно. Зеленая ветка способна защитить и домашний скот, поэтому белорусы до сих пор весной (впервые) выгоняют скот на пастбище именно зеленой веткой.
У восточных славян верба – символ весны, поэтому они ею заменили пальмовые ветви, освящаемые в праздник Входа Господня в Иерусалим, за неделю до Пасхи. Освященными веточками хлестали детей и скот для здоровья. Дотронуться такими веточками до человека означало обновить его здоровье. При этом пели:
Не только самой вербе, но и ее сережкам приписывалась целебная сила. Крестьяне съедали по девять вербных сережек, считая это лекарством от лихорадки. Клали вербу в воду, в которой купали больных детей. Многие верили, что освященная верба может остановить летнюю грозу, а брошенная в пламя – помочь при пожаре. Скотину в поле весной выгоняли веточкой такой вербы.
А вот сажать вербу считалось плохой приметой. Говорили: Кто вербу сажает, сам. на себя, заступ готовит, (умрет тогда, когда из этой вербы можно сделать заступ, лопату).
С вербой было связано много пословиц, поговорок: Верба распутицу ведет, гонит с реки последний лед; Немец – что верба: куда ни ткни, тут и принялся; На вербе груши (о лжи).
У белорусов существует поверье, что на Ивана Купалу раскрывается вся природа и даже земля (поэтому становятся видны клады). Купальский культ – это не только поклонение солнцу, но и почитание растений, которые в купальскую ночь, согласно поверьям, обладают особой амбивалентной силой – и целебной, и ядовитой. В ночь на Купалу расцветает папоротник, завладев цветком которого, по языческим поверьям, человек становится всеведущ, потому что начинает понимать язык зверей и растений. Как гласит поверье, папоротник цветет только одну ночь, а цветы его горят как искорки. Их охраняет нечистая сила, поэтому часто ушедшие в лес за этим цветком погибают. На купальском рассвете белорусы омываются росой, ибо это якобы помогает сохранить здоровье.
В целом ряде фразеологических единиц сохраняются сведения о народной духовной культуре – мифах, обрядах, поверьях, обычаях, связанных с растениями. Например, фразеологизм березовая каша до сравнительно недавнего времени имел два значения: 1) весенняя обрядовая каша с березовыми почками; 2) ритуальное битьё. Сейчас первое значение почти утрачено, а осталось только второе, которое тоже несколько изменилось и стало обозначать «хлестание ветвями, порку розгами, вообще битьё» (В.И. Даль), отсюда современный фразеологизм дать березовой каши.
Мифологемы, давшие жизнь этим фразеологическим единицам, утрачены в сознании конкретного носителя языка, но сохранились в коллективной памяти нации, в их языке и культуре. Через них язычники «породнили душу со стихиями» (Ф.И. Буслаев), растениями и деревьями.
Описанное нами восприятие дерева в русской культуре отражает лишь первый, исторический слой концепта (по Ю.С. Степанову).
Следующий важный слой концепта отражен в словарях. Согласно словарю В.И. Даля, дерево – «самое крупное и рослое растение» [Даль: 1, 430]. С ним связано много поверий, загадок, песен, обрядов. Загадка: Есть дерево: крик унимает, свет наставляет, больных исцеляет (береза). Поговорки: От доброго дерева и плод добрый; Лист по дереву не плачет; Куда дерево клонилось, туда и повалилось; Рубить дерево по себе; Из-за леса дерева не видать.
М.М. Маковский в «Сравнительном словаре мифологической символики в индоевропейских языках» (М., 1996) выделяет у слова «дерево» следующие символические значения: «вместилище душ», «середина» (Мировое Дерево стояло посередине Мирозданья), «число», «музыка, гармония», «чудо», «жертвоприношение» (животные, приносимые в жертву божествам, часто подвешивались на деревьях) и др. (с. 134–141). Эти значения, в большинстве своем утраченные современным языком, неожиданно проявляются в поэзии.
Основу русского концепта «дерево» составляют поэтические воззрения, потому что, говоря словами Э. Тайлора, «поэзия сроднила нас с древней одушевленной философией природы» [Тайлор: 1989, 134]. В отечественной литературе есть несколько крупных произведений о жизни деревьев, среди которых поэтические тексты «Славянское дерево» К. Бальмонта (1906), «Деревья» М. Цветаевой (1923), поэма Н. Заболоцкого «Деревья» (1933), прозаический текст «Отец-лес» А. Кима (1990) и др.