Страница 6 из 97
— Не разрешаю, — сказал президент.
Генерал принялся мысленно обдумывать текст заявления об отставке. Но его отвлек муравей, который бесстрашно полз по левой ноге бравого вояки; почесать ногу генерал не решался.
И тут чудище зашевелило ртами и стало издавать звуки. Точнее было бы сказать, что они, чудища, начали играть. Звук напоминал звучание лучших стереофонических магнитофонов, но без малейшего искажения.
— Это же “Расподия в стиле блюз”! — воскликнул президент, который неплохо разбирался в джазовой музыке.
— Кола Портера, — по-военному четко отрапортовал генерал.
— Джорджа Гершвина, — пробормотал кто-то из делегатов.
— Я бы предложил… — начал было генерал, но осекся под суровым взглядом президента. В утешение генерал представил себе, как ракета с атомным боезарядом попадает в муравья, упорно взбиравшегося вверх по его левой ноге.
Чудище прекратило извергать мед и стало посылать электрические разряды. Теперь оно явно чувствовало себя увереннее, убежденное, что лед тронулся. В затруднительном положении оказались люди, которые принялись беспорядочно размахивать руками и спорить. Чудище восприняло это как доброе предзнаменование — анализ мозговой оболочки землян подтвердил его впечатление.
После короткой паузы чудище вновь заиграло.
— Неаполитанская песенка “О ты, окно, откройся”. Ну и репертуар у него, черт побери! — возмутился сенатор.
— Согласен, что туба-бас в финале могла ввести вас в заблуждение. Но на этот раз я не ошибся — это Кол Портер, — возразил генерал.
— Газлини, — коротко бросил президент.
Никто из членов делегации не решился ему возразить. Все промолчали, даже когда стало ясно, что чудище просто настраивало инструменты, а играть начало только теперь.
— “Сент-Луис блюз”, — подсказал делегат, стоявший в глубине зала, тот самый, что назвал прежде имя Джорджа Гершвина.
Президент кивнул и сказал, что уважаемый член делегации, по-видимому, знаток джазовой музыки. Генерал, окончательно изнемогший, нанес муравью сильнейший удар своей жилистой ладонью. Треск удара совпал с началом менуэта, прерываемого свистками и аплодисментами, которые чудище искусно воссоздавало через левые рты.
— Менуэт в исполнении Калифорниано, — сказал сенатор и впервые пожалел, что посвятил жизнь изучению творчества Моцарта.
— Нет, Дэйва Брубека, — сказал президент, который был моложе сенатора, имел красивую жену и живо интересовался музыкальной жизнью страны. — Потрясающий пианист, — добавил он.
— Совершенно верно, — подтвердил всезнающий делегат.
Президент самодовольно улыбнулся, но в тот же миг улыбка застыла у него на лице.
— Позволю себе, однако, заметить, — продолжал знаток музыки, — что я не разделяю вашего восторга. У Дэйва Брубека отличная школа, но ему не хватает задушевности и умения импровизировать.
— Тем не менее его концерты проходят с неизменным успехом, — возразил президент.
— Несведущие люди, профаны, — парировал знаток. — Не будь в его оркестре саксофониста Пола Дезмонда, все бы вскоре убедились, что Брубек мало чего стоит.
— Неповиновение, оскорбление власти, заговор в присутствии врага, — начал перечислять генерал. Чудище призвало его к порядку, обдав струей меда.
Президент молчал. Знаток тоже. Он вдруг уразумел, что из любви к объективности упустил верную возможность стать профессором кафедры джаза столичного университета.
— А вы, пожалуй… — начал было президент. Но его прервал сенатор.
— Почему бы не показать ему числа?
— Вон! — закричал президент, который, будучи истинным демократом, не терпел вмешательства сенаторов.
— Не пойду, — храбро заявил сенатор, теснимый к выходу бравым генералом. — Я предлагаю числа не зря…
— Неповиновение, оскорбление власти, заговор, — громогласно перечислил генерал.
— …обычные числа, — фальцетом крикнул сенатор, пятясь к дверям.
— Что вы имеете в виду? — с умным видом осведомился президент.
— Набор чисел, — объяснил сенатор и рысцой подбежал к президенту. — Самых простых.
И, вспомнив недавний телефильм, добавил:
— Числа универсальны. Покажем ему таблицу умножения, и это послужит базой для конструктивного диалога.
Быстро принесли электронные счеты с клавишами — стоит набрать определенную комбинацию цифр, и сразу же на световом табло зажигается соответствующее число лампочек.
— Дважды два — четыре, — не без гордости сказал президент.
Мгновенно зажглись четыре лампочки и, помигав некоторое время, погасли.
— Дважды три — шесть.
И снова зажглось соответствующее число лампочек.
Семь, помноженное на семь, вызвало настоящий переполох. Члены делегации были сравнительно молоды и о теории Эйнштейна сохранили самые смутные воспоминания. Главного же математика решили не вызывать — в зале и так было полно народу.
— Семью семь…
— Пятьдесят, — негромко сказал президент.
— Шестьдесят четыре, — выпалил генерал, не узнавший президентского голоса.
— Сорок девять, — сказал знаток музыки.
Президент, поверив ему на слово, осторожно нажал клавиши и набрал Именно эту цифру. На табло зажглось сорок восемь лампочек — одна лампочка перегорела.
Чудище вновь стало извергать мед. Генерал, взяв в руки перегоревшую лампу, обнаружил, что она иностранного производства.
— Саботаж! — завопил он.
Чудище подумало, что земляне — весьма странные типы. Правда, ему впервые довелось встретиться с пришельцами из других миров, но как бы то ни было, играть так громко и визгливо, по меньшей мере, невежливо. С этой мыслью чудище задремало.
Земляне решили перейти в контратаку. Генерал понял это как высочайший приказ немедленно применить ракеты. Ему пришлось срочно отменить свое распоряжение, и он самолично отправился домой за пленками Луи Армстронга, любимого музыканта своего старшего сына.
Наконец чудище проснулось и с надеждой подумало, что второй день контактов с землянами окажется более успешным. После пленок Армстронга, не возымевших желанного эффекта, сенатор сыграл концерт Моцарта. Он играл вдохновенно, тем самым как бы беря реванш у наглого генерала. Однако чудище прервало его очередной струей.
— Тут нужен Чико Гамильтон, — объявил президент с таким видом, словно он произнес историческую фразу, которая будет передаваться из поколения в поколение.
Музыка зазвучала сразу на восьми дорожках, и чудище даже не решилось прибегнуть к своему испытанному средству. Затем наступило томительное молчание. И вдруг чудище заговорило:
— Мистер Джексон…
Все вздрогнули, а президент шагнул вперед.
“…sought to allay the brotherhood’s fear of binding arbitration. When it is voluntary, he said, such procedures are substitutes…”[4]
— Похоже на тележурнал, — сказал знаток музыки из глубины зала.
— Этот монстр — ловкий политик, — уверенно заявил сенатор.
“…the National League’s 5:3 victory over the American League. It was a cheap run, typical of the ball game this crisp su
— Нет, это чудище — спортсмен, к тому же явный провокатор, — прорычал генерал, который болел за Американскую Лигу.
— Похоже на тележурнал, — монотонно повторил тот же знаток из глубины зала.
“…painting, sculpture, tapestries and objects d’art from public and private collection have been added to those already…”
— Паршивый интеллектуал, — взвизгнул сенатор, но его тут же принудили к молчанию.
— Похоже… — снова начал знаток музыки.
— На тележурнал, — хором подхватили делегаты.
И так продолжалось до самого вечера. Три музыкальных отрывка с одной стороны, длинные бессвязные речи — с другой.
— Переговоры зашли в тупик, — резюмировал президент.
На ночь чудище удалилось в свой ракетоплан. И тогда кто-то предложил на прощание сыграть чудищу что-нибудь веселое, раз ему так нравится музыка.
4
“…пытались развеять опасения братства касательно того, что решения арбитража будут обязательными для исполнения. В том случае, если такие решения добровольны, подобные процедуры являются заменой…” (англ.).
5
“…победу Национальной Лиги над Американской Лигой со счетом 5:3. Довольно легкая победа в этом бейсбольном матче, проходившем ясным солнечным днем, была одержана после того, как Мэйз в пятой подаче точно послал мяч, тогда как Дэвис из команды Доджерса…” (англ.).