Страница 8 из 15
— Терпение и труд все перетрут, братишка.
— На, Сеант.
Уставший и довольный Солдат протягивает еще один калькулятор, а в мешке видна хорошая добыча. Похоже, игрался корпоратив, и уборщицы смели наутро все, особо не разбираясь. Фаянсовая кружка, целая, в остатках засохшего кофе, две металлические чайные ложки, пяток пластмассовых тарелок (нормальных, не одноразовых, с красивым рисунком), несколько неполных пачек сигарет и зажигалки, остатки печенек, бисквитов, хлебцев. Даже шоколадная конфета («Солдат, открой рот, закрой глаза») и полтюбика понравившейся горчицы. Остальное съедобное, к сожалению, испортилось и весело плесневеет на одноразовой посуде. Следующий мешок — опять повезло. Куча бутылок от того же, похоже, корпоратива. Щедро отдыхали — виски, бренди, вина… Нам достались минералка и томатный сок. Добиваем мешки — ничего путного, кроме подмоченного рулона туалетной бумаги. Подойдет, высушим — используем.
К жилищу подбирались осторожно, но посетители на сегодня закончились. Время: «РМ 6:40». Еду подвешиваем, мелочовку в нычку. А заняться надо нашей постелью. Отбросив безвозвратно погибшую и воняющую дерьмом рвань, задумался над интересной идеей. Реализуем. Четыре мешка из синтетического волокна тщательно выбиваем, наполняем рваной одеждой. Раскладываем на картоне пола. Еще два мешка наполняем на треть утеплителем из строительной кучи, сворачиваем. Подушки готовы, кладем. Где наши шторы? Выбиваем. Вот и две простыни. Сверху многострадальное пальто.
— Как, братишка, тебе наша постель?
— Хоо, Сеант.
— Вот и я думаю, что хорошо.
После ужина я прикинул время до захода солнца: час еще точно есть. Надо подкатиться к кухонному дядьке — они ведь где-то воду берут. Прихватим-ка пару бутылок крепкого сидра и пару журналов для мужчин. По дороге инструктирую напарника:
— Солдат, к ангару, где еда, я пойду один. Ты стоишь с пакетом и ждешь. Если ко мне пристанут уроды — уходи. Я подойду сам потом. Главное, чтобы пакет не отобрали. Если найдут сидр — нам жизни не будет. Будут искать и отберут все наши вещи, да еще и побьют. Понял, братишка?
— А, поня, Сеант.
— Хорошо. Не подведи.
У ангара пусто (интересно, когда ужин у сортировки?), только у входа курит знакомый персонаж. Боров. Рискнуть и подойти? Рискну.
— Доброго вечера вам.
— Здорово, зомбачек. Пожрать приперло?
— Нет. Мне бы знакомого увидеть. Он тут на раздаче работает, дядька в возрасте.
— Черп? Зачем тебе?
— Надо. Поговорить, спросить одно дело.
Боров смерил меня недоверчивым взглядом, подумал.
— Ну, жди, сейчас позову.
— Благодарю вас.
Минуты через три вышел дядька-раздатчик.
— Чего тебе? Жрать нет.
— Я не жрать. Подарочек принес. Отойдем?
— Интересно. Пойдем.
За углом я махнул Солдату.
— Вот, наша благодарность.
Черп недоверчиво глянул на этикетку, аккуратно свернул пробку (зашипело, приятно запахло яблоками), сделал пробный глоток.
— О, как здорово! Еще есть?
— Нет. Найдем — принесу. А журналы не нужны?
— Нет, эти я не люблю. «Колониан географикс» попадется — тащи. Люблю про путешествия. А эти Борову отдай, он сейчас с корешем перетрет и подтянется.
— Хорошо. А не подскажете, где бы нам водичкой разжиться — вещички постирать.
— Чего?
Мужик с изумлением смотрит на нас.
— Ты какой-то неправильный. Первый раз вижу, чтобы стертый хотел вещи постирать.
— Не знаю, Черп. Так как насчет воды?
Дядька задумался.
— В три ночи для завтрака набирать будем. Днем дать не могу — запрещено, законники следить будут. А как ты к трем ночи подойдешь?
— Это моя проблема. Куда и сколько тары можно взять?
— Тары сколько унесешь. А подходить… Вон к тому углу. Если опоздаешь — уходи, ничего не получишь.
— Понял, буду.
Черп, кивнув, отошел. Вот и Боров.
— Уважаемый, вам журналы нужны?
— Ха, ты меня второй раз удивил, зомбачок. Давай. О, отличные телки! И за что это так?
— За закон у карьера.
Бандюк расплылся в улыбке.
— Да, Шило конкретно попал. И поделом ему, не люблю борзых.
— Я еще хочу журналов принести. Как вам отдать?
— Слушай, зомбачок, говори просто — на «ты» и «Боров», забодал своей культурой. А журналы — да хоть в обед, спроси у любого из наших законника Борова.
— А как правильно обратиться, чтобы дубинкой не схлопотать?
— Да так и спрашивай: «законник». Мля, своим скажу — оборжутся — вежливый зомбак. Ты кореша своего нормально базарить, в натуре, еще не научил?
— Еще нет, законник Боров. Так мы пойдем?
— Канай, канай, вежливый зомбачок.
Уф, кажется, дело сделано.
По пути в шалаш вспоминал разговор с Боровом — что-то в нем показалось странным. Так, кажется, уловил — вместе с бандитским лексиконом проскакивает и нормальная человеческая речь. Черт, сужу ведь по своему миру. Неизвестно, как все обстоит здесь.
Я сижу у шалаша и в свете заходящего солнца изучаю в маленьком зеркальце новое лицо. Рядом, стараясь заглянуть через плечо, ждет своей очереди Солдат. Ощущения, мягко говоря, спорные. Все, что ты чувствуешь своим — чужое. И любая гримаса в зеркале это подчеркивает. Не урод, не красавец, худое, но уже не болезненное (вон, даже румянец угадывается) нормальное лицо. Сколько лет? Двадцать, двадцать три. Не мое. Хотя взгляд, да и цвет глаз… Это да. Мысленно поблагодарив предшественника и пожелав ему Рая (распадающаяся оболочка, боль и безумие искры), отдаю зеркало напарнику. Он поймал взором отражение, улыбка стала шире, а потом стала уменьшаться. Сосредоточенно наморщившись, с болезненной гримасой, напарник что-то вспоминал. Вдруг резко вскочил, уронив зеркальце, обвел потрясенным взглядом мусорный пейзаж, шагнул ко мне.
— Сеант!
Уткнувшись в плечо, Солдат горько плачет. Худое тело сотрясается от рыданий. Я осторожно, обходя шишки, глажу его по голове:
— Успокойся, братишка. Не плачь, ты же Солдат.
Наконец слезы иссякли. Сначала неуверенно, потом привычно, он немного смущенно улыбнулся. Из глаз ушли глубинные прояснение и ужас, отравленное в лабораториях сознание личности снова легло в забытье на дно души. Бедный парень. Не бандюк, не мразь человеческая, стал расходным материалом, использован и выброшен на свалку. Мир процветающего фашизма. «Неграждане третьего разряда». Твари.
Заломило голову, похоже, и я перенервничал. Надо отвлечься. Главный вопрос сейчас: сколько унесем в литрах. Потянем по десять кило? Должны. В офисных залежах были здоровые бутыли с ручками.
— Солдат, быстро идем за тарой, пока солнце не зашло.
Пи-пип, пи-пип — на часах стоит подсвеченное «АМ 2:15». Тяжело вставать, но надо.
— Подъем, Солдат.
Помог со шнурками, потянул к ангарам. Черт, он же не видит ночью! Как я мог забыть? Руку мне на шею, обнимаю за талию, перехватываем бутыли, шагаем. У ангаров стало получше — кое-где над входами тускло горят лампы (кстати, столбов с проводами не видел), нет мусорных куч под ногами, долетают лучи фар с дороги. Стоим, ждем. А вот и наш знакомый при пластиковом фонаре со свечой внутри.
— Доброй ночи, уважаемый Черп.
— Ты смотри, все-таки пришел! А я сомневался, думал, Зомбак языком мелет.
— Как можно, уважаемый? Дал слово — держи. Вот и журналы ваши, про путешествия.
— Ну, вообще молодец. Еще принесешь? И сидру тоже?
— Постараюсь. Повезет найти нам — будет и вам.
— Поищи. Я едой не обделю — Черп добро помнит. Давай пойдем, мои уже качать, наверное, заканчивают.
На огороженном невысоким пластиковым забором участке стоит обычная колонка с ручным насосом. Два мужичка (одного знаю — напарник дядьки по раздаче) сидят на тележке у наполненных водой баков.
— Что долго так, Черп? Из-за дохляков, что ли, попусту сидим?
— Попусту ты, Ложка. А я (дядька подсветил фонарем стопку журналов в пакете) с прибылью.
— Ух ты. Дашь полистать?
— Как попросишь. Могу даже пересказать.
— Сговоримся, Черп.